Чингиз-Хан - Ян Василий Григорьевич (лучшие книги онлайн .TXT) 📗

– Что я должен сделать? Я повинуюсь, падишах!

– Я хочу через тебя все разузнать о татарском кагане Чингиз-хане. Я хочу, чтобы ты сделался при нем моим глазом и моим ухом. Я хочу, чтобы ты присылал мне с верным человеком письма, спешно извещая, что делает Чингиз-хан, что он замыслил, куда готовит поход. Поклянись, что ты это выполнишь!

– Аллах свидетель, что я служу и буду служить тебе, мой падишах! — сказал Махмуд-Ялвач и коснулся руками бороды.

– Ты пробудешь здесь еще сутки, чтобы рассказать моему летописцу Мирзе-Юсуфу все, что ты знаешь о Чингиз-хане, — откуда он явился, какие он вел войны и как он стал владыкой всех татар.

– Я это расскажу, мой государь!

– Чингиз-хан утверждает, будто он теперь повелитель могущественного Китая и что он захватил даже его столицу. Действительно ли это так, или все это пустое хвастовство?

– Клянусь, что это сама истина! — ответил Махмуд. — Дело такой великой важности не может остаться тайным. Скоро, государь, ты убедишься, что все это правда.

– Положим даже, что это так, — сказал шах. — Но ты знаешь огромные размеры моих владений и сколь многочисленны мои войска? Как же этот хвастун, язычник-скотовод, осмелился назвать меня, могучего повелителя всех мусульман, своим сыном?.. — Шах схватил сильными руками посла за плечи и притянул к себе, впиваясь пристальным взглядом. — Говори сейчас, как сильна его армия?

Махмуд почувствовал скрытую ярость в речи хорезм-шаха. Боясь его гнева и казни, он сложил руки на груди и отвечал с почтительной кротостью:

– По сравнению с твоими несметными победоносными войсками войско Чингиз-хана не более чем струйка дыма во мраке ночи!..

– Верно! — воскликнул шах и оттолкнул посла. — Войска мои и бесчисленны и непобедимы! Об этом знает вселенная, и ты хорошо мне все это объяснил... Через день ты получишь мое ответное письмо к татарскому падишаху. А тебе и твоим монгольским товарищам по торговле я дам все льготы и преимущества как для продажи и покупки товаров, так и для свободного проезда по мусульманским землям. Сейчас ты пойди с моим векилем; он проведет тебя в круглую комнату, где ждет мой летописец, старый Мирза-Юсуф.

Хорезм-шах закивал милостиво головой и несколько раз ударил в ладоши.

Векиль предложил монгольскому послу следовать за ним и провел его кривыми и запутанными переходами дворца в круглую комнату с высоким куполом. Около стен стояли черные сундуки, окованные железом. В узких нишах на полочках лежали запыленные бумажные свитки.

"Шахская библиотека!" — решил Махмуд-Ялвач и несколько успокоился. Он ожидал попасть в сырой подвал на допрос с пытками.

На ковре сидел сухой, согнувшийся старик с белоснежной бородой и красными, слезящимися глазами. Рядом с ним склонился над пачкой бумаг молодой писарь с миловидным, нежным лицом, похожий на девушку.

Векиль, сославшись на срочные обязанности, удалился.

Посол, высокий, дородный, в искусно закрученном тюрбане и красном шелковом халате, оставив при входе зеленые туфли, степенно подошел к старику, поднявшемуся со словами привета. После его приглашения посол опустился на колени. Оба прошептали молитву, провели ладонями по бороде и обменялись вопросами о здоровье.

Посол заговорил:

– Великий падишах приказал мне рассказать тебе все, что я знаю о татарском владыке. При нем я обычно нахожусь переводчиком, а сейчас исполняю обязанности посла...

– Я тебя с усерднейшим вниманием слушаю, наш почтенный и редкий гость. Мне мой великий падишах приказал то же самое: узнать от тебя полезные для нашей родины сведения и вписать все услышанное в дворцовую тайную книгу летописей.

Махмуд-Ялвач опустил глаза и оставался некоторое время безмолвным. "Все, что я скажу, — думал он, — через несколько дней будет известно всем дворцовым сплетникам. Как избегнуть опасности и со стороны шаха, который разгневается, если я не скажу ничего важного, и со стороны великого кагана татар, который узнает об этой ночной беседе? Лазутчики Чингиз-хана уже проникли всюду..."

Посол, сделав грустное, озабоченное лицо, начал перебирать перламутровые четки, намотанные на левую руку.

– Я расскажу про многие вещи, от которых отрекается разум, — сказал он. — Так далеки они от всего привычного. Часто я сам не верю истине этих рассказов... Но если я скажу, что все они ложь, то все же ты захочешь узнать, что это за ложь? Поэтому я буду говорить то, что я слышал. Все люди ошибаются. Если кто-нибудь станет утверждать, что он достиг непогрешимости, то с ним нечего и разговаривать!..

Махмуд-Ялвач остановился и, подняв брови, следил с удивлением, как быстро записывал его слова молодой писарь. Тростниковое перо легко бегало по листу бумаги, и слово за словом ложилось ровной строкой, начертанное красивой арабской вязью.

– Зачем этот юноша записывает все? Ведь я еще ничего не начал говорить о татарах!

– Это не юноша, — ответил летописец Мирза-Юзуф. — Это девушка Бент-Занкиджа... Я стал слепнуть, и рука у меня дрожит. Но мне стала помогать внучка. Она так легко и красиво пишет, точно лучший арабский каллиграф. Но я не уверен, что эта девушка надолго останется моей помощницей. Она уже сочиняет песни про "радость черных глаз" и про "родинку на щеке", поэтому я боюсь, что она скоро покинет меня... Тогда мне придется сложить руки на груди и лечь лицом к "священному камню"  79 ...

– Я не оставлю тебя, дедушка! — сказала она, не поднимая глаз и продолжая писать.

Старик снова обратился к послу:

– Падишах обещает тебе высокую награду за все, что ты скажешь, за все важное, что нам полезно знать. Было бы прискорбно, если бы из-за нашей беспечности страна ислама вдруг подверглась нападению сильных врагов! Ведь ты правоверный, как и все мы? Сумеешь ли ты вовремя предостеречь нас? Великая награда ожидает тебя...

– Мне ничего не нужно! — сказал посол вздыхая. — Пусть наградой за все понесенные мною труды в скитаньях по вселенной будут молитвы за меня благочестивых правоверных, дабы в день последнего суда я проснулся в ряду воскресших праведников!