К 'последнему' морю (др. изд.) - Ян Василий Григорьевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
- Да живет и будет всегда озарен блеском победы великий Саинхан! Он справится со всеми противниками! Горе тем, кто встанет на его пути!
Бату-хан тихо процедил сквозь зубы, но все расслышали загадочные слова:
- Шейбани-хан что-то знает, но предпочитает умолчать. - Батухан перевел свой взгляд на задумавшегося Менгу-хана: - А ты что скажешь, мой всегда правдивый советник?
Общий любимец, всегда беспечный и чуждый коварства, Менгу-хан развел руками:
- Что я могу сказать? Я никогда не боюсь опасности. Если возникает препятствие или угрожает бедствие, надо только удвоить свою осторожность, свое старание и смелость. Но пусть лучше скажет Шейбани-хан то, о чем он умалчивает.
Шейбани посмотрел на всех, потом строго прикрикнул на негритенка, который стоял у входа, раскрыв рот, внимательно слушая разговор:
- Проваливай отсюда, черный змееныш! - И Шейбани подождал, пока Саид убежал, затем спросил шепотом: - А кто там за занавеской?
- Там находится Юлдуз-Хатун, - сказал спокойно Бату-хан. Она моя тень и может знать все мои думы. Откликнись маленькая госпожа этого дворца! Я хочу, чтобы ты лучше слышала нашу беседу.
Нежный голос ответил:
- Я повинуюсь, мой властелин!
Отодвинулась черная шелковая занавеска, расшитая большими золотыми драконами. В глубине небольшой комнаты с низкими диванами вокруг стен сидели две женщины. Их знали все близкие Бату-хана. Это была его маленькая любимая жена Юлдуз-Хатун и преданная ей рабыня, раньше знатная китаянка И Ля-хэ. В раскрытые двери, выходившие на балкон, виднелись низко плывущие облака и багровый закат потухающего солнца.
Шейбани-хан заговорил медленно, растягивая слова:
- Мне думается... что мы начинаем... поход... не во время... и даже с большой неудачей...
Все, вздрогнув, замерли, удивленно смотря на хана Шейбани. Слова его показались дерзкими.
- Какой неудачей? - холодно спросил Бату-хан. Но лицо его оставалось непроницаемым.
- Конечно, неудачей! Наше войско сразу уменьшилось на четверть, а может быть, и на две.
- Почему? - так же невозмутимо протянул Бату-хан.
Шейбани, торопясь и волнуясь, стал объяснять:
- Мы давно ждем посольства от кипчакских беков. Но напрасно. Все кипчакские отряды были нами беспощадно разгромлены, и хотя они рассыпались по степи, но упрямо продолжали воевать с нами. Кипчаки храбрые и выносливые противники. К ним не раз подсылались наши послы. Они соблазняли кипчаков, предлагая присоединиться к победоносному монгольскому войску. Если бы они на это согласились, то могли бы принять участие в разгроме "вечерних стран" и набить свои седельные сумы несметными богатствами. Но у кипчаков вместо голов на плечах пустые тыквы с длинными усами и пучком волос на затылке. Отчего они бегут и куда? Кипчаков не менее шестидесяти тысяч кибиток. Они могли бы свободно выставить союзное нам войско в шесть туменов лихих всадников. Но кипчаки бессмысленно убивали наших послов. И теперь, как только наши лазутчики прибывают к ним в кочевья и передают дружеские письма от нашего мудрого советника Субудай-багатура, кипчаки, точно в ужасе, поспешно складывают шатры, вьючат их на верблюдов и уходят на заход солнца.
Все молчали, посматривая на Бату-хана. Тот равнодушно отчеканил:
- В чем же вторая неудача для нас?
- Вторая неудача, - продолжал Шейбани, - это упрямые упорные урусы. Они тоже могли бы выставить войско не менее ста тысяч пеших и конных воинов. Разве устояли бы "вечерние страны" против такого вторжения грозных воинов востока?
- Для чего еще вспоминать об урусах и жалеть, что их нет! возразил хан Менгу. - Мы достаточно их узнали. Эти бородатые силачи любят свои медвежьи берлоги и не хотят вылезать из них. Они хорошо дерутся только тогда, когда защищают свою родную землю, и не любят вторгаться в чужие. Нечего надеяться на их помощь! Медведям не угнаться за нашей стремительной конницей, все равно они от нас отстали бы по дороге.
- Никто их помощи и не просит, - сказал хан Пайдар. Кипчаков нет с нами. Подумаешь, какая беда! Фью! - свистнул он. Они теперь уже далеко и будут бежать без оглядки все дальше, пока не перекинутся через Карпатские хребты. Как союзники кипчаки для нас потеряны, а как враги? Что за противники, которые убегают!
- Но ни забывать, ни прощать кипчаков нельзя! - прохрипел ржавым голосом Субудай-багатур. - Мы их должны ненавидеть как изменников, как подлых шакалов. Если они воюют против нас и вредят нам как предатели, то нет и не будет им пощады! Если и мадьяры тоже станут воевать против нас, то и их мы накажем строже, чем обыкновенных противников. Наш проницательный владыка уже много раз посылал через верных людей письма к мадьярскому королю Беле, напоминая, что он должен встретить нас гостеприимно, как единокровных братьев, и соединиться с нами для дальнейшего похода на "вечерние страны", скрепив союз булатной цепью дружбы.
- А если Бела притворно согласится, а потом изменит нам? тихо спросил Шейбани.
Участники "тайного совета девяти" впервые увидели всегда невозмутимого Бату-хана, вдруг охваченного яростным гневом. Он внезапно упал вперед на руки, оттолкнув ногой замшевое сиденье, и, несколько мгновений стоя четвереньках, с оскаленными зубами и сверкающими глазами, был похож на огрызающегося от собак разъярен" волка:
- Вздор! Болтовня! Пустые страхи! Недостойно сказал Шейбанихан.
Бату-хан вскочил на ноги и в бешенстве продолжал:
- Жалок, ничтожен тот полководец, который, отправляясь в поход, озирается по сторонам, подыскивая союзников... А я думаю, что все то, что для Шейбани кажется несчастьем, на самом деле наша большая удача. Скрытый враг опаснее явного. Какая польза от таких союзников, которые колеблются и которых нам же еще пришлось бы спасать! В гнилое болото их, к злым духам - мангусам! Если наше войско стало меньше, как говорит Шейбани-хан, а врагов стало больше, - то вот как я думаю, и со мной так же думает Субудайбагатур, мой мудрый учитель. Ведь он же меня наставлял правилах войны, когда мы вторгались в великое царство Цзин.* "Если нас мало, - говорил он, - то мы должны нападать, как дикие звери бешеной стаей. Там, где другое войско идет десять дней, мы должны пронестись ураганом в два дня. Тиходумы, тяжкостопы мне не нужны. С ними победы не добиться!" Верно ли я сказал? Так ли ты учил?
- Верно, все верно! - прохрипел Субудай-багатур.
- И мы выступаем немедленно - горячо продолжал Бату-хан. Бросаемся на "вечерние страны"! Мы сметем с лица земли всех, кого встретим на пути. Правое крыло нашего непобедимого войска разгромит город урусов Чернигов, затем Переяславль* и двинется на поляков и далее на угров* или мадьяр. А левое крыло переправится через Днепр и обрушится на Кыюв, сдерет золотые крыши с домов их бога и обратит в золу и пепел эту древнюю столицу урусов. Это будет последний смертельный удар копьем в спину поверженного навсегда в прах когда-то сильного народа...
- Ай, хорошо! Ай, как хорошо! - воскликнули ханы.
- Останавливаться в Кыюве я не буду! - продолжал, задыхаясь, Бату. - Впереди много новой добычи... Очень много! Надо сперва пронестись через страну польского короля, разметать его войско, чтобы оно не затаилось в крепостях и лесах и не поджидало удобного случая напасть на нас сзади. Все войска поляков и их союзников германов, хвастунов с белыми крестами на спине, и других их союзников мы растопчем нашими чудесными конями и смешаем их с пылью дорог... И тогда я займусь сладостной местью! Я нападу на предателей кипчаков и мадьяр и раздеру их в клочки, как барс, вскочивший на спину ревущего от ужаса быка. Там, на равнинах плодоносной угорской степи, я дам передышку нашим смелым воинам и нашим дивным неутомимым коням...
Все замерли, с удивлением глядя на обычно молчаливого Батухана. Поднявшись, он стоял, сжав кулаки, бурно дыша, ноздри его раздувались, губы вздрагивали. Он продолжал с злобной усмешкой:
- Я клянусь, что поймаю мадьярского короля Белу и сам перекушу ему горло и напьюсь его крови... Тогда я буду, наконец, свободен и померяюсь силами с другими войсками "вечерних стран". Тогда Шейбани-хан увидит, кто сильнее: быстрая, как ветер, непобедимая монгольская конница или их прославленная медлительная конница, спрятанная под железными латами и прикрывшаяся тяжелыми щитами...
