Осада Азова - Мирошниченко Григорий Ильич (список книг TXT) 📗
– Я оберегал твой покой, хан, – ответил Багильда-ага, склонившись.
– Лжешь, собака! – вскричал Джан-бек Гирей. – Твои уши слушают не то, что надо. Они мне не нужны… Ступай! Пускай их сейчас же отрежут.
Требование повелителя было исполнено.
Вскоре хан услышал негромкие завывания. Он позвал своих людей и велел им узнать, кто там словно ишак плачет.
– Багильда-ага, твой верный слуга и славный воин, – ответили вернувшиеся мурзы. Хан повелел позвать Багильда-агу. Тот робко вошел, бледный как полотно; голова обвязана окровавленными платками. Джан-бек Гирей гневно посмотрел на него.
– Ты еще смеешь плакать, как женщина? Тебе, ничтожный раб, следует радоваться той великой милости, которую я оказал, даровав тебе жизнь. Ты помешал мне… Ты доставил мне неприятность… Ступай прочь, негодный! – сказал хан…
Султан Амурат окончательно отстранил Джан-бек Гирея от ханства за его нерадение при взятии казаками Азова.
На смену ему султан прислал ханом Крыма Инайет Гирея, калгой при нем поставил Хусум Гирея, а нурадыном – Сеадет Гирея. Но Инайет Гирей не оправдал доверия султана. Он хотел стать ханом без султанской ласки и отказался исполнить приказ султана идти походом в Персию, под город Багдад. Этого ему султан Амурат, конечно, простить не мог. Багдад стоял у него поперек горла. Азов султан видел перед собою во сне и наяву.
В Крым от султана явились два злых султанских мстителя – сыновья князя Алея Мангитского Кутлуша и Маметша. Они подстерегли калгу Хусум Гирея и нурадына Сеадет Гирея на переправе в устье Днепра, против турецкого города Джан-Керменя, и с яростью спросили:
– Почто отложились вы от султана Амурата?
Хусум Гирей, гордость и жестокость которого были непомерны, ответил, что то не их дело, и отвернулся.
Кутлуша проколол Хусум Гирея саблей в спину так, что сабля вышла в брюхо, а Маметша спереди изрезал его грудь и умылся кровью, что считалось высшим наслаждением. Сеадет Гирей успел вскочить на коня и стал отбиваться саблей, но, увидев, что брат умер, спрыгнул с коня, упал, рыдая, на тело его и туг же был зарублен Кутлушей и Маметшей насмерть.
Крымским ханом султан Амурат объявил брата низложенного Джан-бек Гирея, не менее жестокого и грозного Бегадыр Гирея, а его двух младших братьев – Ислам Гирея и Сафат Гирея – сделал калгой и нурадыном.
Бегадыр Гирей объявил свергнутому хану:
– Куда хочешь иди, мне дела нет. Но в Крыму тебе делать нечего. А султан, если упросишь его, может тебя простить.
Без всяких пожитков, без семьи Инайет Гирей сел в Балаклаве на турецкий корабль и вскоре прибыл в Стамбул. В первый же день он отправился к султану, молил его, изворачивался, а тот только и сказал:
– Не с руки тебе было, ослу дурному, своровать у меня Крымское ханство, дно золотое. Отложился ты от царства Великой Порты. Отказал мне в помощи против персидского царя Сефи, собака дохлая, кобыла дряхлая, шакал вонючий. Нет тебе моей султанской милости!
И велел тут же, во дворце, удавить Инайет Гирея…
Бегадыр Гирей вскоре после прихода к власти казнил князя Петра Урусова и всех его людей, бросив их тела на ханском дворе. За что он казнил Петра Урусова, татарам не было ведомо. Но многие приближенные люди знали, что Урак-мурза Янарасланов, крещенный на Руси Петровым Урусовым, двадцать девять лет тому назад убил самозванца Лжедимитрия I. Боясь преследований и мести со стороны поляков и князей с боярами, он тайно бежал из Москвы к ногаям и стал при хане знатным человеком. Бегадыр Гирей сам не раз призывал его к себе и просил совета, как ему лучше поступить, чтобы поскорее захватить Азов.
Петр Урусов откровенно сказал хану: «Безнадежно брать Азов силой. Ты, хан, лучше набеги делай на Русь, тем и вынудишь сдачу города. Тем ты Азова не возьмешь, что придешь под крепость со всею силою. Мы николи и ничего Азову не сделаем. Пойди войною на Московское государство да постой в Руси осень-другую, и Азов отдадут тебе, и царскую казну, а в придачу получишь еще дорогие царские подарки. Я московские порядки знаю: я вырос в Москве. А будешь делать не так, то Азова у себя тебе, хан, не видать. Государь и казаки не отдадут его добром».
Хан, торопясь со взятием Азова, гневался на князя Урусова, с сердцем говорил, что он, Бегадыр Гирей, слушает султана и не может принять подобных советов.
Тем, кто выступал против похода под Азов, хан напоминал о судьбе крымских царей, оказавших неповиновение воле султана. «И я того не хочу, – говорил хан, – а велено идти под Азов, и я туда иду, хотя все мы там пропадем». Перед глазами Бегадыр Гирея была недавняя гибель хана Инайет Гирея.
Хану говорили князья и мурзы, что-де татарину под городом нечего делать, не городоимцы-де мы. Нам хотя худой деревянный городишко поставь, и то ничего нам с ним не сделать, а Азов – город каменный.
Князь Петр Урусов другое говорил:
«Вы похваляетесь Азов взять, да только не быть тому. Вы только украинских мужиков, жен их да детей из-под овинов волочите, и то приходите украдкой и обманом в безлюдное время, как приходил нурадын Мубарек Гирей царевич, когда русские ратные люди находились на службе под Смоленском».
Не нравилось то все Бегадыр Гирею.
Он хитровато призвал к себе Петра Урусова «для совета». Тот явился во дворец, и хан одним мановением руки приказал уничтожить его, потомка знаменитого военачальника в службе Тамерлана, Едигей Мангита, впоследствии владетельного князя ногайского.
В ту же ночь Бегадыр Гирей порубил мансуровских мурз, детей порубил в пеленках, улусы пожег и повелел всех беременных жен мансуровских, ногаевских мурз, которых захватил в плен, взять под арест «за пристава», чтобы узнать, «что они родят, мужеск ли пол или женск», чтобы затем уничтожить все вновь родившееся мужское поколение.
Бегадыр Гирей много перенял от братца – Джан-бек Гирея.
В Крыму были убиты два сына Петра Урусова.
Тщеславный и гордый Бегадыр Гирей домогался Азова.
– Положу я к ногам султана крепкий Азов-город, – с горячностью говорил Бегадыр Гирей…
Эта ночь прошла на Дону тихо. Нигде ни шороха, ни стука. На сторожевых курганах казаки пристально вглядывались в темноту. Нигде ничего не было слышно и видно.
Но лишь появились первые, самые ранние блики зари, казаки вдруг услышали далеко в степи знакомый звук – бой барабана единой палкой! По этому сигналу кони, тысячи коней, поднялись с земли, отряхнулись, зафыркали.
Татары окружили приученных к тихим ночлегам коней, облепили их словно саранча.
На сторожевых курганах казаки зажгли в сторону Азова предупреждающие огни. И там ударили в набат-колокол, грохнула вестовая пушка.
Прошел час, и в татарском несметном стане затрубил рог по-московски, как бы возвещая начало охоты.
Татары, тысяч сорок, быстро вскочили в седла. Знаменщики вышли с черными и червонными знаменами вперед. Бегадыр Гирей сидел гордо на золотистом коне впереди главного татарского полка. Взор хана был грозно устремлен на крепость.
Заиграл рожок, и татары двинулись к Азову открытой степью. За Бегадыр Гиреем, калгой Ислам Гиреем и нурадыном Сафат Гиреем развевались четыре татарских знамени: одно – красное с желтой китайкой, другое – черное с белой китайкой, третье – белой китайки с зелеными концами и черным конским хвостом, четвертое знамя было красное китайковое с золотым яблоком, писано по нему золотыми буквами по-арабски. Смысл этого знамени был особый, – если берет его с собой хан, то, значит, решил смело войти в чужую землю и разорить ее до основания.
За ханом вели десяток хорошо оседланных коней, связанных хвостами. За царевичами вели по пяти коней, тоже оседланных и связанных хвостами. У простых татар в запасе было по одному, по два коня.
За татарским войском волокли десять полевых пушек с необходимыми запасами… Войско – в бараньих шапках, в вывороченных шубах, в шерстяном одеянии. А дальше, позади, поскрипывали арбы. В них были впряжены высокие двугорбые облезлые верблюды, буйволы – везли бочки с пресной водой, с кобыльим молоком, с припасами.
