Далёкий край (др. изд.) - Задорнов Николай Павлович (книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Приговор вошел в силу.

— Не горюйте, дети, — утешала сыновей старая Ойга. — Залоги можно отдать старыми вещами, а мехами заплатим за раненого и шаману. В амбаре висит пятнадцать отцовских соболей, две выдры, рысь… отдашь пять соболей Денгуре — хватит ему, старому псу, — а на остальное возьмешь новые вещи у торговца.

— А где торо возьму девку сватать? Меха пойдут на свадебные угощения и на подарки невесте! — воскликнул Удога. — Наверно, придется мне пойти к торгашу и взять у него в долг шубы, шелка и араки…

— Отец никогда не брал в долг, — рассердилась Ойга, — и тебе не велел. Не смей ходить к торговцам и просить в долг! Как-нибудь обойдемся, лучше обождать со свадьбой год-другой.

— Замолчи! — перебил ее Удога. — Не хочу твои речи слушать! Я хозяин в доме, я старший и буду делать, как захочу.

Ради невесты он согласен на что угодно.

— Пага велел жениться, и я должен послушаться… Все у Гао в долгу, и никто не жалуется. Я тоже к нему пойду. Чем я лучше других? От дерева родился, деревом и буду…

Чумбока пытался спорить с братом, но тот разгорячился и пригрозил поколотить его, если он будет соваться не в свое дело. Однако наутро Удога не пошел в лавку. Он вспомнил, что в Онда обещал заехать иноземец, тот самый, у которого длинный нос… «Наверно, скоро кончится торговля к гьяссу, — предполагал парень, — и он приедет к нам. Подожду — может быть, он даст мне подарки и не надо будет идти к Гао Цзо». Удога уверен был, что тот пришелец шаман или торговец, иначе зачем бы ему понадобилось ехать по деревням.

— Не слыхал ли ты, — спросил он у деда Падеки, — не плывет ли сверху длинноносый с товарами? Тот, про которого я рассказывал, когда из гьяссу приехал. Он обещал мне подарки.

— Говорят, что трое каких-то приезжих живут второй день в Ченках, сказал дед. — Люди очень недовольны ими.

— А что?

— Врут много, плохие люди. Всех обманывают. Про себя говорят, что от Андури посланы! Кто поверит! На злых духов похожи.

— Все же подожду их, они заедут к нам. Может быть, мне будет какая-нибудь выгода. Сам на них посмотрю.

Удога помнил встречу с длинноносым. Тот не походил на злого духа. Он был ласков с Удогой, обещал ему подарки.

Своей лавки в Онда у Гао Цзо не было. Он, приезжая, останавливался в просторном доме Вангба, где хватало места и хозяевам, и купцам, и десятку работников. Сам Вангба летом жил с семьей на рыбалке, а зимой уходил охотиться, так что торговцы большую часть года оставались полными хозяевами. Зимой они жили с его семьей.

Вангба и Гао Цзо познакомились несколько лет тому назад. Торговец зимами ездил на собаках в низовья и там торговал вразвоз. Однажды он остановился в Онда у Вангба. Гольд ему понравился. И с тех пор торговец ежегодно останавливался у него.

Сыновья уговаривали торговца строить свою лавку, но Гао Цзо не соглашался. Он не хотел; чтобы она мозолила глаза Дыгену.

Каждый год в Онда из Сан-Сина приплывала майма. Товары выгружались и развозились на лодках по деревушкам, где Гао Цзо у знакомых имел такие же склады, как и в Онда. И поэтому, если бы Дыген вздумал где-нибудь захватить товары Гао Цзо, он взял бы лишь ничтожную часть их. Сама майма шла на слом. От тяжелого судна вскоре не оставалось никаких признаков. Гольды растаскивали доски.

Гао Цзо и Вангба жили дружно. Гольд отдавал торговцу все меха, добытые им в тайге, и тот не вел с ним никаких счетов и позволял даром брать все, что ему было нужно, и даже сам заботился о хозяйстве Вангба и привозил ему из Сан-Сина посуду, котлы, оружие. Вангба от природы был полон достоинства. Он не заискивал перед торгашом и не ссорился с ним.

Он пользовался его вещами, как своими, но лишнего никогда не брал.

Под старость он стал промышлять хуже, охотничья удача изменила ему, но Вангба так и не знал бедности. Понемногу он заленился и превратился в своем же доме в приживальщика. Хитрый торгаш не попрекал его. Он продолжал кормить и одевать Вангба и всю его семью по-прежнему.

Исходом суда Гао Цзо в душе был доволен. «Вот когда наконец я дождался! — думал старый торгаш. — Я с весны этого суда ждал…»

Лавку Гао осаждали покупатели. Все просили дать им водки, халаты, чтобы платить залоги и угощать мылкинских.

Гао Цзо, сидя на красном коврике, приказывал выдавать гольдам вещи. Старший сын записывал новые долги в большую черную книгу.

Еще перед судом, когда палка не была сломана, Гао говорил мылкинским:

— Побольше требуйте хороших вещей. Редкий случай! Можно хорошими вещами раздобыться. — Он расписывал, какие халаты, шубы, куртки, шелка есть в лавке. Гао пообещал судье подарки за то, что тот назначит Самарам большие штрафы.

Ондинцам следовало не скупиться, показать гостям свой достаток, и каждый набирал побольше круп и водки, нимало не заботясь, что когда-то придется расплачиваться. Зима была далеко, а сейчас никто, кроме Гао Цзо, не знал, во что обойдутся Самарам угощения.

…Вечером старики Бельды и Самары, истомившись от зноя, залезли в тальники. Разговор шел о сватовстве. Дед Падека сказал, что он сам поедет упрашивать вдову Локке отдать дочь за Удогу. Старики Бельды стали предлагать невест для Кальдуки Маленького и Чумбоки.

Денгура навязал для сына Уленды по дешевке свою племянницу, толстую молодую вдову Майогу. Ее мужа недавно увезли в Буни, и она снова стала невестой…

— Еще совсем молодая… Толстая, жирная, — хвалил ее Денгура.

— Она хоть и не девка, — уговаривали Кальдуку пьяные седые сваты, выбравшись на закате из кустов, — но это не беда, отец возьмет ее для тебя чуть не даром… Ты не стыдись, когда-нибудь разбогатеешь, купишь себе молоденькую…

Чумбока наотрез отказался от мылкинских невест.

— Сватай себе, если хочешь, а мне таких не надо… — сказал он деду Падеке. — Зачем мне маньчжуров жены…

Он подумал, что теперь, когда заключен мир и брату уже не грозит опасность, можно бы поехать на охоту в верховья Горюна, там как бы случайно забрести в Кондон, к дядюшке Дохсо… Надо бы повидать толстушку Одаку… Чумбока не мог забыть ее черные глазки и щечки, пухленькие, как паровые пампушки…

— Поеду на Горюн! — решил Чумбока. Он повеселел, стал шутить с гостями.

— Нет, не езди на Горюн, — сказал Удога брату, — подожди моей свадьбы.

На другой день мылкинские поплыли домой. Удога на прощание отдал Денгуре пять соболей, Писотьке отправил шубу и халаты, а шаману послал слиток серебра и черепаху.

С долгами было покончено.

Вместе с мылкинскими поплыли дед Падека и Хогота, чтобы высватать Удоге невесту. Они должны были уговориться со старухой, сколько надо будет заплатить ей за девку.

— Дорого не давайте, — просила их Ойга. — Какие нынче девки!

Удоге следовало готовить торо — выкуп за невесту. Хотя он и накричал на мать и сказал ей, что возьмет вещи для уплаты за невесту в долг, но ему все же совестно было переступить отцовский завет. Он не шел к Гао Цзо и все еще надеялся, что, может, как-нибудь дело обойдется без лавочника.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ЛОДКА НА МАНГМУ

Дыген вышел на берег провожать миссионеров и даже помог де Брельи сесть в лодку. Он прощался с ними, как с самыми дорогими друзьями.

Ветер наполнил парус. Слуга Чун, предоставленный в услужение миссионерам, был на месте. Только проводники гольды, отец и сын, нанятые Чуном в гьяссу, почему-то не явились в условленное место. Миссионеры продолжали свой путь без провожатых.

Итак, Ренье плыл к морю. За дорогу он похудел. Его шея уже не была тугой и красной. Жирок, который он нарастил за три года жизни на китайских хлебах в Пекине, сошел. Молодой иезуит стал снова таким же стройным, каким приехал после обучения из Ватикана.

Путь вниз по Амуру был для Пьера сплошным страданием. Жара, дожди, гнус, ветры, вши в одежде, расчесы на коже не давали покоя. За последнее время, казалось Пьеру, что-то надломилось в его душе. Он уже не был таким уверенным в себе и в своих целях, как раньше.