Калигула или После нас хоть потоп - Томан Йозеф (читать книги без регистрации .txt) 📗
Луций – хороший возница. Он и в Сирии не пренебрегал упражнениями. Он правил колесницей в Кессарии, в Тире, Сидоне и Антиохии. Он знает нрав резвых каппадокийских лошадей, которых для скачек римляне привозят по морю и которыми он правит сегодня. Ему известен прием, при помощи которого можно заставить их нестись бешеным карьером. Слегка отпустить поводья, натянуть и, резко вновь отпустив их, пронзительно свистнуть. Четверка лошадей летит вихрем. Луций пробует свой трюк в той части стадиона, где его не может видеть небольшая группа зрителей. Он заканчивает первый круг и первым минует золоченую тумбу финиша. Легкая колесница, на которой он стоит, едва касается земли, стучат копыта жеребцов, летит во все стороны песок. Луций снова пробует свой трюк. И снова удача. Второй круг. Третий круг. Он все время впереди, все растет расстояние между ним и красным, который идет вторым.
Луций понял, что победа – вот она, стоит лишь руку протянуть! Лицо его приняло гордое выражение. Так и следует. И судьбой управлять, как этой квадригой. Заставлять Фатум, как эту четверку, лететь туда, куда повелит он. Но правильно ли будет победить здесь сегодня? Умно ли? Не лучше ли теперь притвориться слабым и победить лишь тогда, когда будет настоящее состязание в Большом цирке, пред глазами самого Калигулы?
Луций рассмеялся. Слегка натянул поводья, еще немного. Он услышал за собой ликующий крик, крик усиливался, рос, приближался. О, он еще мог бы' – четвертый круг закончен, он начал пятый, – он еще мог бы, если б захотел, резко отпустить поводья и пронзительно свистнуть, но нет, нет!
Луций еще немного натянул поводья и краешком глаза увидел, как размахивает хлыстом сбоку от него возница и уже развевается перед ним красная лента Юлия Агриппы. Луций притворно стиснул зубы, наклонился, поднял хлыст, изображая бешенство и напряжение, но лошадям не дал воли, пропустил вперед еще и синего и пришел к финишу третьим.
Рукоплескания – красному, насмешки – Луцию. Он хмуро соскочил с колесницы и стал развязывать зеленую ленту.
Прим не смог превозмочь себя и с усмешкой наклонился к Авлу Устану:
– Смотри-ка, покоритель парфян!
Остальные ехидничали:
– Герой Востока!
– В Сирии он, наверно, на козле ездил, а?
Однако, когда Луций приблизился к ним, они были полны сочувствия и делали вид, что заставляют себя подшучивать:
– Горе тебе, Луций, если так дело пойдет в присутствии Калигулы!
– Он по меньшей мере на год лишит тебя своих кутежей!
– Придется тебе с черепахами соревноваться!
Луций слушал в пол-уха, думая о другом: он был теперь уверен, что победит, если этого захочет. А потом – либо Калигула снова будет ему завидовать, либо, радуясь победе своего цвета, забудет про старую вражду.
Увидим.
– Что это с тобой случилось? Ты так безупречно начал! – спросил победивший Агриппа.
Луций пожал плечами и пошел осматривать копыта лошадей, как будто причина заключалась в них.
Домой они возвращались фланирующей походкой, благополучные, гордясь своей утонченной красотой, блистая пустым остроумием, и договаривались о том, как в новых кутежах по римским трактирам и лупанарам расправятся сегодня ночью со страшным злом – скукой.
Луций и Прим шли позади всех, Луций внимательно присматривался к своим товарищам. Сложные прически. причудливые завитушки, покрывающие голову, искусные настолько, что похоже на хаос, но на самом деле это немыслимо изощренное произведение проворных рук рабынь. Запах духов. Мягкие жесты, то величественные, то умышленно небрежные, сверкающие перламутром ногти.
Он обратился мыслью к прошлому, к своему сирийскому легиону, он вспомнил, как жил там, сравнивал с тем, как живут в Риме.
Эти, идущие в нескольких шагах от него, – будущее Рима. Им вскоре предстоит в сенате и других учреждениях править империей. Изнеженные куклы. Бессмысленные расфранченные фаты.
– Не кажется ли тебе, Прим, – указал он на группу молодых патрициев, – что они больше похожи на женщин, чем на мужчин?
Прим остановился и расширенными от изумления глазами посмотрел на Луция:
– Что это тебе пришло в голову, Луций?
– Разве ты не видишь? Прически, духи, одежда, ногти, жесты… И ты сам…
Прим засмеялся. Боги, как отстал Луций на Востоке!
– Ты хочешь выглядеть рядом с нами свинопасом? О, вы, солдаты! Ни капли вкуса. В конце концов, ты перестанешь ежедневно купаться и сгниешь в грязи, варвар… Разве мы живем во времена Регула или старика Катона? Мир, дорогой мой, движется вперед. Смотри же, догоняй нас поскорее, но не перестарайся: новую моду вводит сам Калигула! Во всем подражать ему, но, всегда сохраняя почтительную дистанцию, первым должен быть он – ты же знаешь!
Придя домой, Луций принял ванну, потом ему сделали массаж, причесали.
Он не позволил рабыням уложить волосы, как того требовала мода. Но и над старой скромной прической они поработали не менее двух часов. Как бы в знак протеста он не сделал маникюр и не стал душиться. И все же ему было не по себе. Скачки не развеяли его грусти. Когда рабыни уже укладывали в складки тогу, зашел отец. С таинственным, но сияющим лицом он провел его в таблин. У него большая новость для Луция. Перемещение легионов! До конца января в Рим вернется тринадцатый, из Испании, им командует Гней Помпилий, родственник Авиолы. Трое командиров наши, остальных Гней подкупит. Двух легионов будет достаточно. Фортуна нам благоприятствует, мальчик!
Луций не проронил ни звука. Велик отцовский авторитет. Он подавляет мучительное чувство, родившееся после их первого разговора: разговор теперь не ко времени, именно сейчас, когда Луций рвется к успехам, покровительствуемый императором. Луций молчит, уставившись в мозаичный пол с изображением качающегося на волнах корабля. У него неприятное ощущение, будто земля уходит из-под ног.
Сервий взял сына за плечи.
– Одно меня мучает. Днем и ночью я думаю об этом, Луций.
Сын поднял глаза на отца.
– Я хотел бы знать, – тихо произнес Сервий, – как относится к нашему делу Сенека, понимаешь? Сенека имеет огромное влияние среди сенаторов.
Велико его влияние и в народе. Если бы и он… – Он пожал плечами и добавил:
– Сенека сегодня – кумир Рима.
– Я слышал об этом на гипподроме, – сухо произнес Луций. – Кумир и мода.
– Я не люблю пребывать в неопределенности, – продолжал Сервий. – Я послал к Сенеке раба сообщить, что мы сегодня вместе навестим его. Повод прекрасный: вернувшись из Сирии, ты хочешь отдать дань уважения своему бывшему учителю, а я мечтаю осмотреть его новую виллу за Капенскими воротами. Пойдем?
Луций кивнул без воодушевления.
Сенаторская лектика из эбенового дерева с изящной серебряной инкрустацией стояла перед дворцом Сервия. Восемь рабов ждали их. Носилки были необходимы, так как было сыро и мелкий дождь мог испортить скромные прически обоих Курионов.
Глава 14
– Веселыми были их боги. У них были ясные лица, беззаботное чело, крепкие ноги, танцующая походка. И в жилах вместо божественной крови было вино, – говорил Сенека. – Они жили далеко и были для людей утешением, а иногда и предметом насмешек. Люди лепили из глины горшки и лица богов.
Люди простые и добрые. Зеленые речки текли перед их глазами. Над головами склонялись лавры, и белый козленок скакал рядом. На спокойных полях и пастбищах жили старцы в золотые времена царя Нумы, и жизнь вокруг них текла по-маленьку. Деньгами служил скот и бочонок вина, даром богов были смех и уверенность в завтрашнем дне. Взойдет ли то, что мы посеяли?
Отелится ли корова, слученная с быком? Созреют ли виноград и оливы? Хватит ли у сына силы для заступа и копья? Это было их заботой.
Мы, правнуки, живем в беспокойное время. Страсть к деньгам погубила не одну душу. Это единственная, большая, вечная страсть. Вместо песен бряцание мечей и тысячи голодающих. Смех сегодня напоминает плач. Под ногами у нас горит земля. Будущее неизвестно…
