Соната разбитых сердец - Струкул Маттео (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Какое разочарование!
Я и представить не могла, что Вы поведете себя подобным образом. С другой стороны, есть в Вашей бездарной медлительности и положительная сторона. Если все обстоит именно так, я могу считать себя выигравшей пари и, следовательно, свободной от любых обещаний, данных Вам. Я сохраню свое достоинство, а что до Вашей мнимой славы, то теперь я ясно вижу: она совершенно незаслуженна.
Даю Вам еще два дня, исключительно из сочувствия и жалости к проигравшему, а также потому, что мне по-прежнему хотелось бы внести разнообразие в серые дни моего пребывания в Венеции.
Я так надеялась, что Вы сможете скрасить мой досуг, но Вы предпочли погрязнуть в бесславной и скучной истории. И подумать только, что я сама толкнула Вас на этот путь!
Остается только усмехнуться тому, как я потеряла время на такое глупое пари. Но что поделать!
Если Вы не явитесь ко мне в ближайшие два дня, я окончательно признаю за собой победу и, будьте уверены, позабочусь о том, чтобы все узнали о Вашем постыдном поражении.
Добавить к этому мне нечего.
Ваша Маргарет фон Штайнберг
Джакомо с горькой усмешкой сжимал в руках лист бумаги. Как же он устал от этой бессмысленной переписки. В свете последних событий история с пари казалась ему пошлой и бесконечно далекой, не считая, конечно, печальных событий, что стали ее следствием. Казанова сложил письмо и убрал его в карман жилета: ему не хотелось портить себе настроение.
Он сидел за столиком на площади Сан-Марко и наблюдал, как солнечные лучи лениво тянутся по крышам домов. Казанова вытащил из кармана пару «алцдин» — книг карманного формата, — которые принес с собой, и аккуратно перевернул несколько страниц. Ему нравилось прикасаться к книжной бумаге: это ощущение неизменно успокаивало его.
Сейчас перед ним лежали два изящных фолианта размера «ин-октаво». Джакомо залюбовался наклонным шрифтом: никогда раньше он не видел такой красоты. Привлекал внимание и герб типографии Альдо Мануцио: дельфин, обвивающийся вокруг якоря, и буквы ALDVS.
«Libelli portatiles in formam enchiridii», — гласила надпись на титульном листе: книжки, которые удобно держать в руке и носить с собой. Этот новый формат, изобретенный Альдо Мануцио, принес последнему невероятный успех.
Казанова улыбнулся при мысли о находчивости печатника — уроженца Лацио, затем перебравшегося в Венецию. Джакомо был бесконечно благодарен ему за возможность держать в кармане камзола любимые труды Горация, с которыми он почти никогда не расставался. Поговаривали, что Мануцио уговорил самого Бартоломео д’Альвиано, главнокомандующего венецианской армии, всегда носить с собой карманные издания латинских классиков во время военных походов.
Эти мысли немного отвлекли Джакомо от неприятного письма. Он заказал чашку кофе и расслабился, наслаждаясь прохладой в тени портика кафе «Флориан». Это заведение в ту пору было самым модным во всей Венеции. Джакомо скользнул взглядом по элегантной обстановке кафе: изящная мебель из дорогой древесины, сверкающее в лучах летнего солнца серебро подносов и столовых приборов, белоснежные скатерти, пахнущие лавандой. Казанова поднес чашку к губам, наслаждаясь крепким ароматным кофе. Это был ритуал, от которого он не мог отказаться, — безотказный способ подарить себе минутку чистого удовольствия.
Хотя, откровенно говоря, радоваться было особенно нечему: смерть Дзагури, пари с графиней фон Штайнберг — теперь уже, вне всяких сомнений, проигранное, — преследование со стороны инквизитора Гардзони, не теряющего надежду наконец-то поймать его… Да, проблем у Джакомо хватало. Впрочем, если хорошо подумать, все это лишь досадные мелочи по сравнению с чудесной историей любви, которой он наконец-то позволил себе отдаться всем сердцем.
Вскоре к Казанове присоединился Маттео Брагадин, и он, напротив, выглядел крайне обеспокоенным. Не обращая никакого внимания на красоту ясного летнего дня, он сразу же заговорил с другом об ответственности и рисках, которым тот себя подвергает. Джакомо совершенно не хотелось выслушивать подобные увещевания, и он с удовольствием предложил бы своему покровителю сменить тему, но не хотел показаться невежливым. Так что Казанова терпеливо слушал, решив считать скучную проповедь единственной ложкой дегтя в этот чудесный день.
— В колодце было что-нибудь? — наконец смог вставить Джакомо.
Брагадин тяжело вздохнул, на его лице явственно читались усталость и отчаяние. Старый потрепанный парик слегка съехал набок, что еще сильнее подчеркивало его обеспокоенность.
— Джакомо, так не может продолжаться. Вы рискуете жизнью, поверьте.
— Из-за подобной малости?
— Я бы так не сказал.
— Почему же?
— Вы только представьте, если бы кто-то обнаружил тайник и нашел ту записку, которая сейчас у меня…
Джакомо невольно расплылся в улыбке.
— Но ведь этого не произошло, мой друг, не так ли?
— Я не понимаю, как вы можете… — покачал головой Брагадин.
— Могу что?
— Быть таким счастливым. Хотя нет, пожалуй, я знаю, в чем дело.
В самом деле? И в чем же?
— В вашей ребяческой несознательности.
— Наверное, вы правы, мой друг. Но именно это и есть смысл моей жизни.
Брагадин закатил глаза к небу, как будто ему приходилось иметь дело с умалишенным.
— Так и думал, что вы это скажете.
— Вы не хотите отдать мне то, что нашли?
Не удостоив друга ответом, пожилой сенатор достал из кармана изношенного камзола листок бумаги.
Казанова схватил его, развернул и жадно впился глазами в несколько строк:
Завтра я буду свободна. Отец едет за город по делам и вернется только на следующий день. Уйти из дома я не смогу. Заберитесь на крышу соседнего дома, принесите с собой веревку и привяжите ее к трубе дымохода. Добраться оттуда до окна мансарды для такого актробата-канатоходца, как вы, будет несложно. Я оставлю окно открытым.
Жду ваших вестей.
Казанова улыбнулся: Франческа быстро учится. Жестом он привлек внимание официанта в ливрее и, когда тот подошел, попросил:
— У вас есть перо и чернильница? Мне нужно написать письмо.
Официант молча кивнул, ненадолго исчез, а через минуту уже принес столько разнообразных письменных принадлежностей, что можно было бы написать целый роман. Казанова во «Флориане» слыл постоянным клиентом, и владельцы были готовы исполнить любой его каприз. Пожалуй, только Карло Гольдони мог бы похвастаться подобным обращением.
Джакомо поблагодарил официанта кивком головы, Взял пышное перо, обмакнул наконечник в чернильницу и написал лаконичный ответ:
Я приду.
Он не стал ничего добавлять: чем меньше следов, тем лучше. Рисковать — это одно, а идти на верную гибель — совсем другое.
Джакомо вернул перо и чернильницу официанту и снова повернулся к Маттео Брагадину.
— Послушайте, — сказал он, — я вынужден снова просить вас о помощи.
Казанова улыбнулся, потому что в глубине души ему нравилось подначивать своего верного друга, которому он был действительно многим обязан. Но в то же время Джакомо знал, что перепалки между ним и благородным Брагадином — это своего рода игра, и, несмотря на все жалобы и вздохи, на самом деле Маттео нравится участвовать в рискованных планах приятеля. Это помогает ему чувствовать себя живым — уж точно живее, чем большая часть венецианцев.
Глава 29
Скрытый смысл пари
Поверхность зеркала была идеально ровной и прозрачной, словно кусок чистейшего льда. Огромное, сверкающее, оно занимало большую часть стены, отделанной изящными панелями. Зеркало было вставлено в массивную деревянную раму, покрытую золотистой краской и украшенную изысканной резьбой: по бокам тянулись затейливые узоры, а наверху виднелась голова льва. Казалось, хищник настороженно наблюдает с высоты за всем, что происходит в гостиной.
Маргарет внимательно рассматривала свое отражение. Ей нравилось то, что она видела: золотистые локоны, алые губы, белоснежная кожа, сверкающие глаза. Словом, внешность ее была безупречной, однако нельзя было сказать то же самое о выражении лица: оно выдавало крайнюю обеспокоенность. Графиня никак не могла решить, продолжать ли доверять Гретхен. Можно, конечно, ее убить, но что потом?
