Ночи Калигулы. Падение в бездну - Звонок-Сантандер Ирина (лучшие книги txt) 📗
— Спрашиваю, когда ты забеременеешь? — грубо спросил он, хлопнув по плоскому животу Лоллии.
— Молю богов, чтобы это свершилось как можно скорее, — смутилась молодая женщина.
— Значит, не тех богов молишь! — насмешливо отозвался Гай. — Принеси жертву Юноне Люцине, покровительнице рожениц. А то я уже устал от ночной работы. Тружусь, словно поселянин, бросающий семя в неплодную почву!
Лоллия мучительно покраснела. Дрожащие руки нервно теребили край покрывала.
— Прости, цезарь! Этой ночью я постараюсь понести, — взмолилась она. — Приди ко мне! — Лоллия призывно колыхнула роскошной грудью. Надеялась одурманить императора формами своего тела.
— Приду, — хмуро пообещал Калигула и впился поцелуем в нежные губы.
Лоллия невольно застонала. Целуя, император укусил её.
— Почему стонешь? — оторвавшись от жены, спросил Гай.
— От сладости твоей любви! — изобразив на лице томное желание, ответила Лоллия.
Затаив дыхание, зрители наблюдали поцелуй Калигулы. Удивительно: император ласкает супругу так же, как последний плебей — свою жену. Неправы полагающие, что правителям открыты особые, божественные наслаждения.
— Посмотри! Гай Цезарь любит жену, как простой человек! — одобрительно шепнул один квирит другому.
— Верно! — отозвался собеседник. — В отличие от Тиберия, который любил не по-человечески, а по-звериному.
— Слава императору! — восторженно закричали оба.
Калигула достал мешок с сестерциями, спрятанный между подушек. Вытащил пару монет и бросил в толпу. Монеты со звоном покатились по камням. Плебеи, толкаясь, подхватывали их. Наступали друг другу на пальцы, выцарапывали из более ловких рук серебрянные кружки с профилем Калигулы. Император смеялся.
Полуголые нубийцы, сопровождающие слона, ударили ладонями в ярко раскрашенные тамбурины. Услышав знакомый звук, животное подняло хобот и издало пронзительный рёв. Заплакали дети, покрепче прижавшись к груди матерей или кормилиц. Император снова швырнул в толпу горсть сестерциев. Гулкий удар тамбурина, вой слона, детский плач, звон разбрасываемых монет, смех императора… Гулкий удар тамбурина, вой слона, детский плач, звон разбрасываемых монет, смех императора… Звуки, сложившиеся в прихотливом неизменном порядке, завораживали толпу. Гулкий удар тамбурина, вой слона, детский плач, звон разбрасываемых монет, смех императора… Странная музыка сегодняшнего зрелища.
XXVIII
Женщина, прикрывшая лицо тёмным покрывалом, неподвижно стояла в бушующей толпе. Её толкали, но она не замечала толчков, не слышала криков, не видела ничего. Только императора в носилках, установленных на спине слона. Императора, привселюдно целующего Лоллию Павлину!
— Домина Друзилла, уйдём отсюда! — осторожно шепнула ей на ухо любимая рабыня.
Друзилла вздрогнула, словно уколовшись о веретено. Не отвечая, она быстро отошла в сторону. Гета поспешила за ней. Друзилла оглянулась. Слон, помахивая размалёванным хвостом, удалялся в сторону Ватиканского холма. Звуки тамбурина стали глуше. Плебеи, наталкиваясь на Друзиллу, бежали за императором. Прикрыв лицо, она брела против течения. Одна против всех. В ненакрашенных глазах затаилась боль. Ей мерещился поцелуй, которым обменялись Калигула и Лоллия. И худая жилистая рука брата на животе соперницы, обтянутом голубым шёлком.
Друзилла свернула в узкий переулок. Шум Форума остался позади. Разорвался ремешок на сандалии, заставляя девушку прихрамывать, как дядя Клавдий. Дойдя до ближайшей инсулы, она устало присела у колонны, к которой обычно привязывали ослов.
— Домина Друзилла, я отведу тебя домой, — Гета, снимая с ноги госпожи испорченную сандалию, преданно заглянула ей в глаза.
— Нет! — качнула головой Юлия Друзилла. — Я пойду в храм Юноны Люцины.
Рабыня промолчала. В храм Люцины ходят беременные, вымаливая благополучные роды. Или бесплодные, желающие зачать младенца. Она надела на ногу Друзилле сандалию, снятую с собственной ноги и протянула ей руку. Оперевшись на верную Гету, Друзилла медленно двинулась к Эсквилину.
В храме Люцины было прохладно и тихо. Пахло благовониями, горящими перед мраморной статуей Юноны. Друзилла прислонилась к широкой дорийской колоне и бессильно заплакала:
— Зачем я пила горчичный настой? Зачем отказывалась родить ребёнка Гаю? Он не брат мне, а муж, данный богами. Не будь я так глупа — он меня, а не Павлину целовал бы привселюдно. Помоги мне, могущественная богиня, и я пожертвую тебе сто быков! — девушка жалобно смотрела на мраморную Юнону Люцину, вышедшую замуж за родного брата, Юпитера. Эта богиня непременно поймёт Друзиллу!
— Благородная Друзилла! — неизвестная женщина в синей столе коснулась её плеча.
Друзилла испуганно задрожала. Подслушана самая сокровенная, самая искренняя её молитва. Незнакомка смотрела на Друзиллу с ласковым сочувствием.
— Мне понятна твоя боль! Позволь мне облегчить её, — женщина склонилась над рукой императорской сестры и поцеловала её с преувеличенной преданностью.
— Кто ты? — Друзилла высвободила руку из чужих ладоней.
— Цезония, — улыбнулась незнакомка. — Ты не помнишь меня, благородная Друзилла? Я часто бывала во дворце, на празднествах твоего брата, императора.
Друзилла равнодушно прикрыла глаза. Цезония… Не удивительно, что Друзилла не узнала её. Невыразительное, незаметное лицо Цезонии казалось узким и длинным, словно клинок меча. И таким же острым. Серые глаза чуть-чуть навыкате, темно-русые волосы без блеска и пышности. Таких, как она, много на римских улицах. Мужчины не заглядываются на них. Но и не кривятся, случайно обратив внимание. Друзилла припомнила сплетни, ходящие о Цезонии: муж бросил её, застав с любовником. А отец поставлял спинтриев Тиберию.
— Что ты здесь делаешь? — высокомерно обратилась к ней Друзилла.
— Молю мать Юнону о благополучии моих дочерей, — громко вздохнула Цезония. — Бывший супруг не позволяет девочкам видеться со мной.
Цезония солгала. Она узнала Друзиллу на улице, когда та, проходя мимо, случайно приоткрыла лицо. И пошла за ней, выискивая предлог подойти к императорской сестре и заговорить.
Друзилла внимательно всмотрелась в серые безмятежные глаза Цезонии. Доброта и преданность молодой матроны выглядели искренними. А Друзилла так нуждалась в материнской заботе! Женщина, просящая Юнону о дочерях, вызывала доверие. Друзилла вдруг потянулась к ней, как к детстве — к матери, Агриппине Старшей.
Цезония поспешно присела рядом с императорской сестрой. Обняла её за плечи, прижала к груди рыжую растрёпанную голову. Друзилла тихо всхлипывала. Пусть Цезония молода, ей всего лишь двадцать восемь! Но от её груди веет надёжным уютным теплом. Как от матери, погибшей от голода, когда Друзилла была подростком.
— Не плачь, Друзилла! — успокаивающе шептала Цезония, пропуская сквозь пальцы блестящие рыжеватые кудри. — Хочешь, я отведу тебя в другой храм. Там боги — могущественны, и творят чудеса тем, кто преданно им поклоняется.
— Какой храм? — Друзилла заинтересованно приподняла голову и отёрла лицо от слез.
— Изиды и Сераписа! — ответила Цезония, улыбаясь в пространство поверх плеча Друзиллы.
— Покойный император Тиберий запретил поклоняться им! — в голосе Друзиллы прозвучал страх, смешанный с осуждением.
Цезония крепче прижала к себе девушку.
— Нету богов, сильнее Изиды и Сераписа, — говорила она, приблизив губы к уху Друзиллы. — Мир мёртвых подвластен им, как и мир живых. Покрывало Изиды заткано звёздами, а лицо подобно сияющей луне. Она плывёт по волнам небес и зовёт Осириса-Сераписа, брата и мужа. Брата и мужа! Не было в мире совершенней любви. Изида обращает день в ночь, и ночь — в день. Она — мать звёзд и родительница мира. Злобный Сет убил Осириса-Сераписа. Разрезал тело на двенадцать кусков и разбросал во мраке. Изида сложила вместе окровавленные куски, омыла слезами, прикрыла звёздным покрывалом. И свершилось чудо — воскрес Серапис! Солнце взошло, продолжая круговорот жизни. Жрецы, выбрив головы и подвязавшись виссоновыми одеяниями от груди до пят, славят мать-богиню. Женщины, посвящённые в сокровенную тайну божества, радостно бьют в систры!.. Присоединись к нам, Друзилла, и тебе откроется мистерия Изиды!
