Салават Юлаев - Злобин Степан Павлович (читаем книги .TXT) 📗
Пугачёв остался один.
— Оробела Ерёмина Курица от милиёна, — презрительно усмехнулся он. — «Да кто же ты таков?!» — передразнил он растерянного казака. — А вдруг да я сам государь!.. — Емельян прислушался, словно ждал царского голоса из глубины своего существа. И, не дождавшись, печально махнул рукою. — Куды-ы! Нелегко на себя такое-то имя принять. Здоровенный ведь нужен хребет, чтобы такое взвалить да нести.
Будто примериваясь к этой тяжести, Емельян встал со скамьи.
— И плечи надо во какие! Осанку! Царский взгляд!..
Хозяин вошёл в этот миг назад в избу и замер у порога.
Прежнего купца как не бывало в избе. Вместо него у стола стоял человек величавого вида. Повелительность, воля и сила словно бы излучались изо всего его существа: гордо откинутая голова, орлиные сверкающие глаза, могучие плечи и властная стать.
— Сударь, да кто же ты подлинно?.. — робко пробормотал хозяин. — Коль не во гнев тебе… помыслить — и то ведь страшно…
И Пугачёв почувствовал, что «чудо» свершилось: сказочный призрак царя-правдолюбца, созданный в сердце народа, явился его глазам и в одно мгновение облёкся во плоть его самого.
— Что? Признаешь? — грозно спросил он хозяина. — А?! Признаешь?! Ну! Спро-ша-ю!..
И тот растерялся.
— Да как тому… господи… как тому быть?! Ведь писали… писали ведь, — едва слышным шёпотом залепетал умётчик, — что государь… что, царство вам небесное, изволили…
Хозяин, весь дрожа, в волнении крестился мелким, частым крестом.
— Что ты врёшь, дурак! Да как ты смеешь?.. Пьян ты, что ли?! — грянул грозный голос над растерявшимся от страха казаком.
Тот рухнул на колени.
— Простите, государь-надёжа! Ваше величество, смилуйся, прости дурака! — молил он со слезами, захлёбываясь от восторга. — Ведь глазам-то легко ли поверить!.. За что же мне радость такая, что вот у меня же в дому… Ах ты, господи!..
Но тяжёлая рука Емельяна легла на его плечо.
— Ты, казак, не шуми, — остановил Пугачёв излияния хозяина, — не спеши, поразмысли, со стариками совет поведи казацким урядом. Может, яицкие ваши устрашатся петербурхских «напастей», не посмеют принять своего государя. Я тогда дальше пойду простым человеком — солдатом, купцом али попом. Сколь образов я уж сменил за эти года! — душевно и с грустью говорил Емельян, сам уже веря всему, что сходило с его языка. — Наша царская вотчина — вся мать-Россия. Доберусь и до верных подданных наших: кто помнит добро да святую присягу, тот нас примет…
— Да что вы! Что вы! Ваше величество! Мы сколько лет уж вас ждали… Да как же нам не принять! — проникновенно, со слезами умиления на глазах уверял хозяин. — Что ты! Смилуйся! Куда тебе дальше идти! Не скрой от нас лик свой! Нешто мы позабыли присягу?!
— Ты говори за себя, Денис Петрович. Тебя мы милостью нашей за верность пожалуем. А за других не спеши уверять. Прежде времени ты ваше царское имя не разглашай по народу. Великий грех падёт тебе на душу, коли ты погубишь меня…
Казак отшатнулся в испуге от этих слов и опять закрестился.
— Господи! Да как совершиться экой напасти! Как можно-то, государь-надёжа! — перебил он речь Емельяна.
— Ведь ты, казак, разумей, — продолжал Пугачёв. — Все народы в тяготах и болезнях ждут нашего явленья. И мы пообещались богу, за чудесное наше спасение от недругов, избавить народ от господской неволи и жесточи. А наша царская присяга — священная скрижаль! Ты можешь уразуметь премудрость нашу, простой казак?
— Уж постараюсь, государь. Хотя разум ваш — мужицкий, тёмный… — смиренно начал хозяин.
В это время снова раздался стук у ворот.
Пугачёв в испуге схватил хозяина за плечи.
— Кто там? Кому ты сказал про меня? Кому разгласил?! — прохрипел он в лицо казаку.
— Да что ты, государь! Помилуй! — лепетал тот, напутанный стуком не менее Емельяна. — Знать, кто-то по нужде, а может — гости. Ведь у меня заезжий двор… А то и дочка… Да что ты, батюшка! Да успокойся ты, ваше величество!
— Чш-ш-ш! — зашипел самозванец. — Сказано — но разглашай! Зови меня… ну, хотя Емельяном… Иваном Емельяновым, что ли… Сказывай, заехал симбирский купец… мол, он-то и слышал про государя и царские очи его удостоился видеть…
В ворота постучали ещё нетерпеливей и громче.
— Где бы тут у тебя покуда укрыться? — спросил Пугачёв.
— Да тут вот в горенке, — предложил хозяин, приотворив незаметную дверцу, сам весь дрожа.
Хозяин выскочил во двор, где кто-то ожесточённо дубасил в ворота.
— Иду, иду! Кто долбит этак-то? Ворота с вереюшек пособьешь! — успокоил умётчик стучавшего с улицы.
Скинув железную щеколду, он отворил калитку.
Перед ним, держа в поводу засёдланного конька, стоял человек с обвязанным тряпицей лицом.
— Здорово, Хлопуша! Вишь, я соснул часок. Разомлел от жарищи, а девка сошла со двора. Али долго стучался? Входи.
— Здорово, Ерёмина Курица! — отозвался приезжий. — Рад не рад, а примай! Гостей много?
— Нет никого. То и скука сморила, уснул, — неумело притворяясь, сказал умётчик.
Бросив повод коня молодому спутнику, Хлопуша вошёл за хозяином в избу.
Умётчик заметил шапку, забытую Пугачёвым на лавке, и торопливо спрятал её у себя за спиной, стараясь укрыть от глаз незваного гостя.
— Не деньги ли в шапке хоронишь? — лукаво спросил приезжий.
— Поди ты, ерёмина курица! Какие там деньги! Уж ска-ажешь! Так, старая шапка.
Хозяин забросил шапку за печь.
Хлопуша рассмеялся и кивнул на стол, где стояла забытая выпивка и закуска.
— А кружку лишнюю за печку не кидай со стола. Уж я тебя как-нибудь выручу: нас с тобой двое, и кружки две. Ты садись, не чинись: будь как в гостях, а я за хозяина. — Хлопуша налил в обе кружки вина. — За добрую встречу, за тароватого хозяина выпьем! — насмешливо предложил он.
— За щедрых гостей! — отшутился хозяин и, стукнувшись кружкой, выпил.
— И что ты за обычай взял один из двух кружек пить! Ведь так-то совсем сопьёшься, Ерёмина Курица, — продолжал потешаться над хозяином Хлопуша.
— А ну-то тебя! — отмахнулся тот. — Сидел гость, пил, кликнули его ко двору рыбу купляти, он и сошёл, да долго что-то замешкался — должно, магарыч…
— Ну, как у вас житьё? — уже серьёзно спросил Хлопуша, поверив объяснениям хозяина.
— Опять все рыщут! — с досадою отозвался умётчик. — Донской казак бежал из казанской тюрьмы да, кажись, увёл лошадей и с телегой.
— Удалец казак! — заметил Хлопуша. — А ну, за его здоровьице выпьем, — сказал он, наливая вино.
Оба рассмеялись.
— Да зато теперь у всех гостей велят смотреть бумаги… Может, податься тебе?.. — намекнул хозяин.
— А ты не старайся, Ерёмина Курица! Бумаг у нас на пятерых будет довольно. И ты меня не выпроваживай, братец, не на простого напал! Мы с есаульцем моим у тебя на недельку пристанем.
Задав коням корму, в избу вошёл Салават.
— Здорово, хозяин! — приветствовал он в дверях.
— Здравствуй, малый, как звать-то?
— Аль ты его не признал? — напомнил Хлопуша. — Ахметку помнишь? Теперь Салават зовётся.
— Ну, коль старый знакомец, входи да садись ко столу. Возро-ос! И вправду ведь не признать, как возрос!
Салават опустился на скамью у края стола.
— Ближе двигайся к чарке, малый! — сказал хозяин, доставая третью кружку.
— А ну его! — с деланой неприязнью махнул рукою Хлопуша. — Не угощай. Сердит я на него.
— За что серчаешь? — весело спросил хозяин.
— Водки пить не хочет.
— У башкирцев строгий закон на водку. Кумыс — другое дело, али чай… Так, что ли, парень?
— Кумыс пьём, чай пьём, — согласился Салават. — А водку пьёшь — потом дурак какой-то!
Все засмеялись.
— Ну, сказывай, где бывал, что на свете видал, прибрался из каких краёв — ведь сто лет не казался, — спрашивал хозяин Хлопушу, видя, что от него легко не отделаешься и сразу из дома не выпроводишь.
— С Волги едем… Заветное дело там было, — уклонился гость от прямого ответа.
— В бурлаки, что ли, ходил наймоваться? — с насмешкой спросил умётчик.
