Фиалковый венец - Триз Джефри (читать полную версию книги .txt) 📗
— Я ведь не смогу взять свои деньги в могилу, не так ли? Для чего же мне их беречь? — проворчал Конон. — Я велю моему управляющему, чтобы он выдал вам, сколько нужно. А если понадобится еще, дайте мне знать.
Они встали, и Конон, положив руку на плечо Алексида, сказал дядюшке Живописцу:
— Ты, наверно, будешь очень занят, а от Афин сюда путь не близкий. Можешь вместо себя посылать внука. Я буду рад его видеть.
— Спасибо, — с немалым облегчением ответил дядюшка Живописец. — Так, конечно, будет удобнее.
Солнце уже садилось, когда Конон вышел проводить их и указал тропку, по которой можно было пройти прямо через поля, сильно сократив дорогу. Небо на западе пылало багрянцем, и на этом фоне ели, кипарисы и далекие горы казались совсем черными.
— А он неплохой человек, если к нему присмотреться, — сказал Алексид, когда они отошли так далеко, что Конон уже не мог их услышать.
— Я все стараюсь вспомнить, что я такое о нем слышал в давние времена, когда он еще был молод, — пробормотал дядюшка Живописец. — Да-да, вот и его жена тоже… Наверно, это тот самый…
— Какой «тот самый»?
— Помнится, один Конон удивил всех, женившись не на молоденькой девушке, а на своей ровеснице — им обоим было уже под тридцать. Они любили друг друга, а не были сосватаны родителями, как это обычно делается.
— У них были дети?
— Не могу тебе сказать. Во всяком случае, долгое время детей у них не было — я знаю это потому, что они очень сильно горевали из-за своей бездетности. А что было дальше, сказать не могу.
— Наверно, все-таки у них был ребенок, — заметил Алексид. — Судя по их разговору.
— Не знаю, не знаю, — отозвался дядюшка Живописец со стоном, так как его старые ноги уже сильно разболелись от таких непривычных трудов. Однако, когда они приблизились к большой дороге, Алексид получил ответ на свой вопрос. Под темными елями поблескивал в сумерках белый мрамор скромной гробницы. Он сумел разобрать надпись на ней:
— Теперь я припоминаю, — тихо сказал дядюшка Живописец, — он умер от лихорадки. Да, да, так оно и было. Очень его жалко.
Алексид долгое время шел молча. Теперь он понял, почему Конон шесть лет не был в театре.
…Репетиции начались через несколько дней — как только актеры получили списки своих ролей и был нанят хор из двадцати четырех человек. И тут-то Алексид убедился, что именно хор доставит ему больше всего хлопот. Актеры были достаточно опытны, и он не сомневался, что они сумеют декламировать с должной выразительностью и сами придумают много смешных штук. Актеров выло всего трое на семь действующих лиц — младший играл сразу четыре второстепенные роли, — так что можно было не заботиться о том, как размещать из на сцене. Алексиду оставалось только представить из самим себе и надеяться на лучшее.
Однако с хором дело обстояло по-другому. Хоревты должны были двигаться медленно и размеренно, разделяться на две половины, вновь сходиться и величественной процессией обходить орхестру, и все это требовало большой точности. Флейтист задавал им ритм, но все остальное зависело от того кто готовил представление. Алексид очень быстро понял, что тут требуется настоящая воинская дисциплина. Поддерживать ее было не по силам ни дядюшке Живописцу, ни ему самому. К его огорчению, это стало ясно с первой же репетиции. Хоревты упрямились, исподтишка смеялись над ними, а корифей Главк держался с дядюшкой Живописцем совсем уж дерзко.
Алексид пришел в отчаяние. Потом он сообразил, что у него есть только один выход: Главка надо любой ценой привлечь на свою сторону, Главк ему очень не нравился, но Алексид понимал его точку зрения: опытному предводителю хора не могло понравиться, что им командует новичок.
После репетиции Алексид заговорил с ним:
— Не надо обижаться на моего деда, — сказал он. — Он ведь очень стар.
— Так стар, что ему нечего было браться за такое дело, — с грубоватой откровенностью ответил Главк. — Не могу взять в толк, как ему удалось написать эту комедию. Сама по себе она неплоха, но он и понятия не имеет, как репетировать с хором. Беда с этими стариками — им ведь правды в глаза не скажешь.
— Конечно, — вкрадчиво поддакнул Алексид, — это, должно быть, очень неприятно для человека, который, вроде тебя, участвовал во многих представлениях и во всем хорошо разбирается. Но вот что я придумал, Главк! — Что же это?
— Видишь ли, меня-то он послушает. Так, может быть, ты скажешь мне, как, по-твоему, следует вести эти танцы? А я поговорю с дедом, да так, что он решит, будто все это он сам придумал!
Главк засмеялся:
— А ты, как я погляжу, хитрец!
Однако он даже не догадывался, насколько хитер был план Алексида: выслушивая замыслы Главка, он присоединял к ним свои собственные так искусно, что корифей этого не замечал. Дядюшка Живописец садился подальше от сцены и, когда не мог расслышать, что говорят актеры, начинал яростно размахивать руками. Словно для того, чтобы поберечь свои старые ноги, он посылал к актерам Алексида, и тот высказывал свои мысли, притворяясь, будто исполняет поручение старика.
На дальнейших репетициях хором не деле управлял Главк, и все пошло гладко. Конечно, говорил себе Алексид, ничего особенного они сделать не сумеют, но, во всяком случае, представление получится не хуже, чем у других. И, значит, победу или поражение ему принесет сама комедия — ее собственные достоинства или недостатки. Ну что ж, да будет так!
У него теперь почти не было времени видеться с Коринной, но ей не терпелось узнать, как продвигаются репетиции, и в конце концов они договорились встретиться за городскими воротами и вместе пойти в пещеру. Недавно выпал снег, и они с удовольствием несли по очереди теплый горшок с углями.
— Бр-р-р! — сказала Коринна, дрожа от холода. — Ну ничего, скоро наступит весна.
— Слишком скоро! До Дионисий осталось только десять дней, а мы еще совсем не готовы.
Коринна потребовала, чтобы он рассказал ей все подробности — от первого посещения Конана до последней ссоры Главка с флейтистом. А что сказали в мастерской, когда он попросил изготовить корову?
— Как все это интересно! — воскликнула она. — Счастливец ты, Алексид!
А вот мне никогда ничего…
— Ш-ш-ш! — перебил он, хватая ее за руку.
К этому времени они уже перебрались через вздувшийся Илисс по заиндевелым камням, торчавшим из льдисто-зеленой воды, и приблизились ко входу в пещеру. — Кто-то побывал в нашей пещере!
Двойной след петлял между олеандрами и обрывался у подножия скалы.
— Сейчас тут никого нет, — сказала Коринна. — Это след одного человека. Он лазал в пещеру и вернулся. И это случилось до того, как вчера выпал снег.
— Да, конечно, следы ведь наполовину засыпаны.
— Ну, так идем же. Это ведь наша пещера!
Они побежали через каменоломню и забрались в расселину.
— Подумать только! — сердито сказала Коринна. — Он разводил тут костер. Но нашего хвороста он не нашел. Наложил сырого валежника, так что он даже и не сгорел весь! — И она презрительно расшвыряла носком сандалии обуглившиеся ветки.
— Погоди-ка! — воскликнул Алексид. — Что это такое?
Нагнувшись, он поднял узкую полоску опаленной ткани шириной с мизинец.
— На ней что-то написано!
Глядя через его плечо, Коринна вслух прочла буквы:
— ОАНАЕНОПКТЫ… Какая-то бессмыслица, ничего нельзя понять! — закончила она сердито.
— Нет, они что-то означают, — возразил Алексид. — Только вот что?
