Словарь Ламприера - Норфолк Лоуренс (бесплатные версии книг TXT) 📗
А луна все плывет по небу, и тени то удлиняются, то укорачиваются, то исчезают без следа, а то и вовсе преображаются до неузнаваемости. Кажется, будто город настойчиво стремится раскрыть магический смысл своего существа, тайну своего устройства, но о некоторых его секретах никто так никогда и не узнает. Подвалы, потайные лестницы, скрытые переходы, тянущиеся под самой поверхностью обыденного, неведомые коридоры и комнаты, проходы и каналы, ведущие в мир невидимого и неслышимого; все эти загадочные места освещаются лишь фонарями тех, кто хранит тайну их существования.
И вот что-то живое шевелится в этих подземных проходах. Что-то пульсирует. Что-то движется в этих окаменевших венах. Поначалу всего лишь небольшие завихрения холодного воздуха свидетельствуют о том, что здесь есть какой-то источник тепла. Каменные помещения и коридоры, непривычные к свету, на краткий миг озаряются слабым огнем, и хриплое дыхание едва слышно в длинных переходах и пещерах. Когда робкий свет соскабливает мглу со стен и полов, оказывается, что мгла скрывает удивительно плавные поверхности, закругленные контуры и мягкие изгибы, более похожие на сочленения, чем на углы. Обширные пустоты чередуются с узкими коридорами. Кажется, они принадлежат какому-то живому существу, так органически закруглены их своды и арки. Минеральные волокна, словно истончившиеся сталактиты, ниспадают с потолка к полу. Но это вовсе не сталактиты. Этот спутанный клубок напоминает окаменевшие артерии. Это, да и все переходы и пещеры, которые идущий освещает тусклым светом своей лампы, так похожи на полости живого организма, что ему приходит в голову, что его путь пролегает внутри трупа какого-то гигантского древнего Зверя.
Страшно давно, может быть еще до потопа, невообразимо огромный Зверь бродил по поверхности земли. Он накрывал своей тенью целые равнины и скалистые утесы. Чудовищно тупой, он был необуздан в единственном стремлении умерщвлять. Здесь он ступил на мягкую, податливую почву, и она не выпустила его. Она послушно уступала его громадной тяжести, пока не сомкнулась над его головой. И тогда Зверь умер, а земля все расступалась под его весом, пока его не остановило каменное ложе. Тогда в работу земли включилась вода. Гигантский труп долго — там, на поверхности, прошли тысячелетия — подвергался терпеливым натекам минеральных растворов, и они просочились сквозь его шкуру, сквозь мышцы и скелет, и органика превратилась в камень. Окаменевший Зверь стал памятником самому себе. Вот откуда эти подземные пустоты, эти тайные извилистые тракты, которыми движутся к месту назначения пятеро пришельцев. Молчаливый хозяин — древний Зверь — принимает их в своей утробе.
Глубоко внизу под спящим городом недра Зверя едва заметно оживляются. Внутри каменного трупа возникает движение. Пять человек пробираются сквозь окаменевшие артерии, адамантовые галереи и хрупкие кристаллические коридоры. Они движутся каждый по своему маршруту. Их пути петляют и кружатся, но никогда не пересекаются. Каждый из них совершал свое путешествие много раз. Но ни один не представляет, где пролегает путь других. Сообща они знают лишь конечную цель, и каждый в одиночестве пробирается сквозь путаницу туннелей. Порой их, возможно, отделяет друг от друга лишь тонкая, в несколько дюймов, перегородка осыпающегося песчаника, но они не догадываются об этом. Каждый идет собственной дорогой в центр огромного трупа. Возможно, это помещение было когда-то его сердцем. Проем ведущей в него двери был тогда, быть может, аортой, толкавшей его кровь по венам и артериям. Теперь в них живет лишь слабое эхо шагов тех пятерых, что вот-вот сойдутся у двери. Лампы, которые они несут, крепко прижав к груди, освещают им дорогу; тела их отбрасывают длинные тени, теряющиеся в темноте у них за спиной. При входе в центральный зал каждый тушит свой фонарь и зажигает один из фитилей в лампе, висящей на стене. Всего в ней девять таких фитилей. Пять из девяти фитилей загораются и отбрасывают прикрытые заслонками мерцающие блики на потолок и стены комнаты. Другого света это место не знает. Воздух тут холодный и неподвижный. «Каббала» собралась на совет.
Хотя лампа распространяет совсем тусклый свет, председатель избегает и его, укрываясь в тени своего кресла. За его спиной с обеих сторон возвышаются две фигуры, словно пара колонн. Немного поодаль человек с мощным телосложением занимает свое место за столом. Судя по всему, он привык к энергичному движению и беспокойно ворочается в кресле. Его компаньон, жилистый, худощавый человек, садится более проворно.
— Садитесь, пожалуйста, — говорит председатель, когда последний из вошедших опускается на свое место. В его голосе нет ни напряжения, ни ожидания, ни волнения. В этом старческом голосе лишь торжественная строгость, словно они собрались для окончательного подписания договора, условия которого были выработаны много лет назад. Он почти незаметно склоняется вперед, его лицо остается в тени. Это служит сигналом внимать, что собравшиеся и делают, каждый в соответствии с давно установившимися привычками. За их плечами множество подобных собраний. Мощный человек ставит локти на стол и складывает кисти рук, одну на другую. Подушечкой пальца он неслышно постукивает по кольцу на левой руке. Оно золотое, грубой работы, с выгравированным рисунком. Он рассматривает свои ногти, словно все происходящее занимает лишь малую частицу его внимания. Однако задумчивая поза вовсе не идет ему, и эффект получается почти комическим. Председатель отвечает ему приблизительно таким же безразличным видом и начинает:
— До нас дошло сообщение, что наваб отправил своего эмиссара… — Два человека-колонны за его спиной, словно поясняя последнее слово, эхом вторят председателю — поочередно, сначала один, затем другой, слева направо и обратно:
— Посланник.
— Глашатай.
— Дипломат.
— Глаза и уши.
— Посланец доброй воли.
— Агент-провокатор.
Председатель жестом водворяет молчание и продолжает:
— Это эмиссар, вот и все, что мы пока знаем, и пока этого достаточно. Мы установим, кто это.
Тогда можно будет принять решение. — Он делает паузу, переводя дыхание. — Позже. В любом случае, он — лишь часть проблемы…
— Зачем ждать? — Мощный человек размыкает руки. — Почему не расправиться с ним прямо сейчас? Разве мы что-то выгадаем от его присутствия? — Он оглядывает сидящих за столом, ожидая согласия, но лица их, как всегда, ничего не выражают. Председатель продолжает, отвечая на прозвучавший вопрос:
— Мы будем следить за ним. Мы можем кое-что выгадать, установив его личность, прежде чем мы… — Он помедлил. — … прежде чем мы начнем действовать. Отграничить одно от другого не так-то просто…
Люди-колонны тут же включаются — по-прежнему поочередно:
— Черное.
— Белое.
— Козы.
— Овцы.
— Дебет.
— Кредит.
Председатель жестом приказывает им замолчать и глядит через стол на того, кто сел последним:
— … но деталь все же можно выделить из общей картины, в которой она составляет только часть. Вы не согласны, monsieur ? — Эта реплика относится к прервавшему его мощному человеку, который снова принял привычную позу, вот только суставы его пальцев побелели — слишком уж сильно он сжал сомкнутые руки. Сидящий против него человек, на которого до того упал взгляд председателя, нервно ворошит стопку бумаг и быстро взглядывает на человека напротив. Но худощавый сосед последнего перехватывает этот взгляд и цепко держит его в плену своего неподвижного взора. Затем он произносит всего одно слово:
— Отчет?
Этот голос звучит первый раз за время встречи. Он звенит холодным металлом и совершенно лишен интонации. Тот, к кому он обращается, с трудом догадывается, что это вопрос. Он раскладывает бумаги перед собой и откашливается:
— Не учитывая наши собственные интересы, долги Карнатика делятся на три приблизительно равные части…
— Приблизительно? — осведомляется мощный человек напротив.
— Основные интересы всех трех участников взаимно перекрывают друг друга, равно как и более мелкие задолженности, которые в целом можно не принимать во внимание. Все станет яснее, когда я продолжу…
