Кораблекрушение у острова Надежды - Бадигин Константин Сергеевич (книги без регистрации txt) 📗
Живой и предприимчивый, Джером Горсей у своих товарищей был не в чести и слыл за любителя ловить рыбку в мутной воде. Он увлекался горячительными напитками сверх нормы, установленной Лондонским обществом, вел разгульную жизнь, и в Москве ходили слухи, что он принял православную веру и хочет жениться на русской девице.
За купцом втиснулся в дверь коренастый дьяк Андрей Щелкалов, поклонился, сел на лавку возле Ивана Воейкова. Вчера он сидел с казанским воеводой в приказной избе до солнечного восхода и смертельно хотел спать. Дьяк часто позевывал, крестя рот.
— Итак, мой друг, — прервал молчание Годунов, — ты надеешься оправдаться в Лондоне и убедить в своей правоте королеву?
— Да, ваша светлость, я надеюсь оправдать свое доброе имя. Мне придется вступить в бой с Лондонским обществом.
— Хм, да. Я желаю тебе удачи.
Андрей Щелкалов шевельнулся и чуть заметно скривил губы. Лондонское общество переживало беспокойные времена. Первые годы торговли с Россией английские купцы, получив от царя Ивана Грозного всевозможные поблажки, не имели соперников и чувствовали себя на русской земле привольно. Но после завоевания Нарвы в Москву стали проникать в большом числе купцы других народов и англичане, не принадлежавшие к Московскому торговому обществу. И когда Нарва отошла от России, то некоторые из этих купцов продолжали самостоятельную, отдельную от общества торговлю, привозя свои товары сухим путем, через литовский рубеж. «Через горы», как говорили московиты.
К этим купцам присоединились кое-кто из приказчиков Лондонского общества, отказавшиеся дать отчет в товарах и в деньгах, имевшихся у них на руках. Приказчики открыли в Москве собственную торговлю.
Слухи о беззакониях, творившихся в московской конторе, серьезно обеспокоили лондонских дельцов, и они отправили двух лиц, облеченных особым доверием, в Москву — Пипока и в Казань — Чаппеля.
Главный московский приказчик общества господин Трумбуль выехал в Архангельск для встречи со следователями и вместо себя в Москве оставил Джерома Горсея.
Сам Джером Горсей был основательно замешан во всех противозаконных делах и поэтому внимательно следил за действиями лондонских следователей. Когда Пипок тайно послал в Лондон извещение о его делах со своим помощником Горнби, Горсей узнал об этом и донес русскому правительству. В своем донесении он сообщал, что Пипок сносится тайно с Литвою во вред русским. И тогда англичанин Горнби был схвачен, предан пытке на дыбе и огнем, а следователи общества Пипок и Чаппель заключены в тюрьму. Примечательно, что переводчиком отобранных у Горнби писем оказался Джером Горсей…
Предприимчивый купец по совету Андрея Щелкалова, помнившего его удачную поездку при царе Иване, был назначен гонцом царя Федора Ивановича к королеве Елизавете.
Правитель хотел наладить хорошие отношения с Англией, а для Джерома Горсея было важно предупредить невыгодное известие о его поступках, посланное из Москвы английскими купцами. Поэтому Джером Горсей согласился стать царским гонцом с великим желанием. Он ехал в Лондон тайно, не как царский гонец, а как купец по торговым делам. И не морской дорогой через Холмогоры и Белое море, а сухопутьем. Для русских этот прямой, удобный путь, через литовские владения, был недоступен из-за препон, чинимых властями.
Борис Годунов, помолчав, исподлобья взглянул на Горсея.
— Ты состоишь в товарищах по торговле с купцом Антоном Маршем?
— Да, государь.
— Дьяк Андрей Щелкалов подтвердил особой грамотой, что ты брал в долг у наших купцов для Московской торговой конторы. На самом деле деньги ты положил в свой карман. Правду я говорю?
Джером Горсей побледнел, сжался. Он ждал, что правитель скажет о морских судах, посланных в Скифское море, и был готов к самому худшему.
— Нам известны твои дела с купцом Антоном Маршем, — продолжал Годунов, — мы знаем о твоем недостойном поведении…
— Наш великий покровитель Борис Федорович, — поднявшись с лавки и прижав руки к груди, воскликнул англичанин, — я отблагодарю вас достойно!..
— Пустое. Я звал тебя для другого. В дела Андрея Щелкалова я не вмешиваюсь. Так ведь, Андрей Яковлевич?
Дьяк повернулся и кивнул головой. Ему явно не сиделось на месте. Он опять зевнул и перекрестился.
— Борис Федорович, — сказал дьяк, — пока ты судишь да рядишь, мы с хозяином холодного кваску изопьем. Анна Григорьевна великая мастерица квас с хреном ставить… Угостишь, Иван Михайлович?
— Угощу, Андрей Яковлевич, свеженьким, недавно новую бочку начали.
Вместе с князем Глинским великий дьяк спустился вниз по лестнице, скрипевшей под его тяжелыми шагами.
— А мы с тобой об одном деле покумекаем… Ваня, — обернулся Борис Годунов к Воейкову, — дай-ка мне ларец.
Иван Воейков вскочил с лавки и поставил окованный серебром ларец на стол перед правителем. Борис Годунов ключом, висевшим на шее, отпер ларец и вынул письмо Иеронима Бауса.
— Королевский посол оскорбил Андрея Щелкалова, князя Никиту Романовича, дядю царя, все правительство и непригоже писал о самом великом государе, — промолвил он. — Прочитай.
Джером Горсей взял письмо из рук правителя, пробежал глазами по строчкам.
— О-о да. Плохо.
— Я не показывал его дьяку Щелкалову. Он стал бы мстить всем аглицким купцам.
Джером Горсей понимал, что это справедливо… Если письмо попадет в руки Щелкалова, добра не ждать. Письмо сочтут оскорбительным для царского величества, и тогда англичане проиграют по всем статьям.
— Расскажи об этом письме королеве Елизавете. Если письму дать ход, — продолжал Борис Годунов, — аглицким купцам угрожают многие беды… Ты расскажешь королеве Елизавете, как я защищаю аглицких купцов ради ее величества и во внимание к ее доброте и милости молю за них царя, который для меня, — он сделал ударение на слове «меня», — изволит пожаловать купцов повольной грамотой, каковой нигде доселе им жаловано не было… И еще скажи королеве, что я, Борис Федорович Годунов, не в пример остальным боярам! Я — правитель великой державы русской, главный наместник царств Казанского и Астраханского, главный начальник всех воинских сил, наследный государь знаменитой области Важской и многих иных…
Джером Горсей сразу все понял. Борис Годунов хочет, чтобы иноземные государи знали о нем как о великом, могущественном человеке. А для чего ему нужна известность, нетрудно догадаться. В Москве многие говорят о тайных замыслах царского шурина.
— Великий боярин и правитель, — торжественно сказал, поднявшись с места, Джером Горсей, — английская королева узнает о ваших великих заслугах перед ее величеством. И о том, как вы, благоприятствуя английским купцам, не дали ходу оскорбительному письму Иеронима Бауса.
— Ладно, я верю тебе. — Борис Годунов спрятал письмо в ларец, щелкнул замком. — Если когда-нибудь я получу от королевы аглицкой письмо, ты не будешь забыт, добрый мой Джером… Однако у меня есть еще просьба.
— Если в моих силах… клянусь всеми святыми исполнить ее со всем тщанием.
— Перед тем как передать письмо королеве Елизавете, ты исполнишь еще одно поручение… Слушай, Джером, в Риге живет вдова ливонского короля Магнуса Мария Владимировна. Тайно проникни к ней и… — Тут Борис Годунов, понизив голос, долго втолковывал Джерому Горсею, что надо сделать.
На подкуп нужных людей и на дорожные расходы Иван Воейков, по велению правителя, передал Джерому Горсею пять сороков отличных соболей и тяжелый кошель с золотыми.
Низко кланяясь, англичанин удалился. Прощаясь, он не забыл поцеловать мягкую белую руку Бориса Годунова.
После отъезда купца Джерома Горсея Андрей Щелкалов вернулся в «певчую» горницу. Великий дьяк хмурился, он был не в духе.
— Правильно ли мы поступили? — спросил Борис Годунов, будто раздумывая. — Не получится ли так: вокруг королевы Марии Владимировны закрутятся всякие бездельники, опять пойдут заговоры, тайные шашни.
— Все может быть, — облизывая мокрые от кваса усы, ответил дьяк. — Однако, государь, мы спать не будем и свои меры возьмем. Мои люди все вызнают. А не будет заговоров, придумать можно… Одно скажу: для наших дел королева со своим дитем и в Риге и в Москве не на пользу…
