Святослав - Скляренко Семен Дмитриевич (е книги .txt) 📗
5
Теперь император Иоанн знал, что в бою на поле он не скоро одолеет русских воев, однако в его руках было еще немало средств покорить Русь: разрушить стены машинами, поджечь город, начать осаду, неминуемо ведущую к голоду, болезням, безумию.
Такими способами Иоанн Цимисхий брал многие города в Сирии; недавно он почти год осаждал Антиохию…
Однако Антиохии за год осады взять он не смог; непокорные, безумные люди умирали от голода, болезней, сами бросались на мечи, только бы не сдаться Иоанну. Он щадил не людей, а стены Антиохии и потому целый год не трогал их. Но достаточно было патрикию Петру разрушить стены, как Ан-тиохия пала.
Поэтому император, окружив Дорострл, решил испробовать сразу все. На следующее же утро он велел разбить на поле перед Доростолом стан — со рвами, валами, воротами, костоломками, со шнурами и подвешенными к ним колокольчиками вокруг всего стана. И конечно, с царским шатром посередине, вокруг которого должны были расположиться бессмертные, чтобы грудью защищать императора.
В это же время император повелел Иоанну Куркуасу подтянуть поближе к стенам города и установить пороки, тараны, метательные машины, катапульты, самострелы, сифоны с греческим огнем — все машины, которые, действуя сразу, смогли бы проломить стены города, сжечь мосты и ворота, разрушить заборола, забросать весь город камнями, горящими стрелами.
Тогда же по приказу императора и под его наблюдением бросили на Дунае якоря против стен Доросто'ла все корабли: огромные дромоны, на которых стояло по три огнемета, более мелкие — памфилы, длинные кумварии и множество обычных хеландий и скедий. Возле этих кораблей стояли еще усии, похожие на русские лодии-однодеревки, — челны, которые могли незаметно подплыть ночью и причинить немалое зло вражескому лагерю.
Кроме того, император Иоанн велел выкопать рвы, выставить сильную стражу и зорко следить день и ночь за всеми дорогами и тропами, которые вели вдоль берега вверх и вниз по Дунаю. Он хотел, чтобы из Доростола не мог выйти ни один воин, а туда не проскользнула бы даже мышь.
И в первый же день к вечеру начальник метательных машин Иоанн Куркуас велел разрушать стены. До поздней ночи пороки и огромные тараны ударяли в стену города у Переве-сищанских ворот с такой силой, что эхо катилось далеко в поле, отдавалось и долго гремело по водной глади Дуная.
Поздно ночью тихо приоткрылись Перевесищанские ворота, несколько сот воев незаметно вышли из них, постояли у стены, потом спустились в ров, еще немного погодя появились на валу и поползли между острыми кольями. В числе воев находились Микула и Ангел.
Микула навсегда запомнил эту ночь. Миновав частокол, они долго лежали и прислушивались, одновременно всматриваясь вперед, где привыкшие к темноте глаза видели очертания высоких, нацеленных на стены города, точно гигантские кулаки, таранов и пороков, различали катапульты, напоминавшие черепах, и самострелы…
Слышали они и голоса ромеев — их крикливого, пузатого начальника, которого приметили днем со стен, простых воинов, напрягавших все силы, чтобы подтянуть свои страшные машины к воротам города.
Немало вооруженных воинов стояло еще вокруг машин и людей, которые возле них работали. Они, видимо, должны были оберегать эти машины. Но разве кто-нибудь из ромеев мог предположить, что тут, рядом, уже лежат на земле смелые вой, которые вот-вот бросятся на них…
Тихо было вокруг — у Доростола и в поле. Только откуда-то с Дуная доносился перестук весел, на далекой косе жалобно стонала какая-то птица, да в горах за станом императора выл волк.
Но вот русские вой разом поднялись с земли и, подняв мечи, пошли вперед. Вот они очутились перед самыми машинами и врагами.
И вдруг, казалось, кто-то разорвал ночь надвое. Там, где стояли метательные машины, послышался шум и крики. Тяжело падали на землю тела, бряцало оружие. Но вскоре все стихло. Только слышно было, как высекают кремнем огонь. Вот он затеплился в темноте, вот вспыхнул, разгорелся, стал костром, пожаром. У стен Доростола заполыхали машины. Среди ночного мрака они походили на огромные руки великанов. И эти руки горели, крошились, падали на дно рва…
В стане ромеев поднялась тревога. Тоскливо звенели и обрывались на веревках колокольчики, в поле кричали виглы, слышалась тяжелая поступь множества людей. Пугаясь темноты, спотыкаясь на выбоинах и падая в свои же костоломки, на огонь пожара бежали, спешили на конях воины императора Иоанна.
Но было поздно. Когда ромеи очутились возле метательных машин, их уже пожрал огонь. Прибывшие звали Иоанна Куркуаса, стражу, но никто не откликался. А со стен Доростола уже летели стрелы и камни — русским воям удобно было целиться в ромеев, освещенных пожаром. Русов же за заборола-ми никто не видел.
Когда взошло солнце, из стана императора стало видно, как на башне доростольских ворот торчит, на страх врагам, на высоком шесте, чтобы все видели, уставясь мертвыми глазами в поле, голова Иоанна Куркуаса.
