Адмирал Ушаков - Раковский Леонтий Иосифович (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗

— Успеем ли мы дойти, Марко Иванович? Погода ненадежная — со дня на день можно ждать норд-оста, — сказал Ушаков, который не первый год плавал в Черном море и знал силу и свирепость осенних штормов.

Войнович только развел руками.

— Больше приказаний не будет?

— Нет. Чтоб к утру все корабли и фрегаты были готовы! — сказал, вставая, контр-адмирал.

Капитаны стали поспешно расходиться. Ожидая трап, Ушаков слышал, как фалрепные [38] вполголоса обменивались новостями:

— Влепили по шестьсот…

— Скляренко не выдержал, а Катин — молодец: «очугунился» и хоть бы пикнул! Только встать сам не смог — подняли…

Федор Федорович понял, что речь шла об очередной, сегодняшней расправе на «Марии Магдалине». Он поморщился: Тиздель применял телесные наказания по самому пустяшному поводу.

III

Как ни советовал Федор Федорович Войновичу направиться к Очакову, контр-адмирал все-таки держал курс к Варне.

«Ну и упрям, черт!» — подумал о нем Ушаков.

На пятые сутки похода, вечером, на северной стороне неба стали вспыхивать зарницы и подул норд.

— Вишь, заиграла зарница, — сказал денщик Федор, побелевший и чуть живой от качки.

— Ужо погоди, она тебе наиграет! — мрачно заметил Ушаков, которого никогда не укачивало.

Федор Федорович тревожно провел ночь, ожидая шторма.

Ветер не стихал.

Утро встало мрачное, в тучах. Темным и мрачным было и море. По морю ходила большая зыбь. Если б в такое волнение и встретили турок, то стрелять было бы трудно и бесполезно.

А ветер с каждой минутой свежел все больше и больше. Он упрямо, со страшной силой гнул мачты.

Ушаков велел убрать паруса и поставить штормовые.

«Слава Екатерины» и «Кинбурн» сделали то же.

Один Тиздель и в ус не дул: на «Марии Магдалине» только закрепили бом-брамсели и брамсели.

На «Св. Павле» убрали стеньги, когда на эскадру налетел страшный ураган. Федор Федорович видел, как палубу «Марии Магдалины» покрыли переломанные ветром брам-стеньги.

Буря раскидала корабли.

Больше суток боролся «Св. Павел» со страшным ураганом и все-таки, хоть и не без повреждений, справился с ним. И корабль и команда показали себя с наилучшей стороны. Корабль был своей, херсонской постройки, а люди в большинстве — балтийские и беломорские моряки.

Испытание выдалось тяжелое. Досталось всем: и экипажу и кораблю, но Ушаков был доволен результатом: все-таки выдержали!

«Св. Павел» возвращался домой в одиночку. За эти несколько дней он не видел в море ни одного паруса. Ни своего, ни турецкого. И вот теперь, подходя к Севастополю, Ушаков не отнимал от глаз зрительной трубы. Его тревожило: где остальные корабли? Много ли вымпелов в бухте?

Он с волнением смотрел вперед. Вон наконец показался двухэтажный каменный госпиталь. Вот мысок на Корабельной бухте, который уже так и называют Павловским, потому что здесь стоянка корабля «Св. Павел».

Видны корабли. «Слава Екатерины» есть, а где же «Мария Магдалина»? Тизделя, значит, нет. А фрегатов сколько? Раз, два, три… только семь. Кого же нет? Кумани есть. А-а, нет «Крыма»… И тут же подумал об адмирале: «Упрямо хотел идти к Варне. Вот тебе и Варна! Варна сделала угарно!»

Когда «Св. Павел» вошел в бухту и проходил мимо кораблей, их команды высыпали на верхнюю палубу, махали шляпами, кричали «ура».

Не успели стать на якорь, как денщик Федор откуда-то уже узнал, что «Крым» потонул, а «Марию Магдалину» унесло в Босфор к туркам.

Ушаков был вне себя от негодования.

— Ах, заморский дурак! Истинно слово… Тиздель! — в сердцах говорил он, шагая по шканцам.

Он немедля поехал с докладом к контр-адмиралу.

На «Славе Екатерины», как и на всех фрегатах, уже стучали топоры: плотники исправляли повреждения. Войнович осунулся и стал весь черный, под глазами легли тени.

Он встретил Ушакова с распростертыми объятиями.

— Федор Федорович, дорогой, как я рад, что вы живы! — говорил он, тряся руку Ушакова.

— Здравия желаю, Марко Иванович, — сухо ответил Ушаков.

Он был зол на адмирала. Если бы не дурацкое суеверие Войновича, если бы вышли в понедельник, то эскадра была бы цела: успели бы дойти до Варны; оставалось не более сорока миль.

— А я уж и не чаял видеть вас!

— А мы и не думали погибать! — возмутился Ушаков. — Приходилось тяжело, это верно, но мы всё одолели!

— А думаете, нам было легко? — вспыхнул Войнович. — Открылась течь. Целый вечер и ночь качали всеми помпами, отливали ведрами, котлами, — кто чем мог. Едва управились с водой. Были на краю погибели!.. А какие у вас повреждения?

— Фок-рей [39] дал трещину, а остальное — пустяки: в нескольких местах повреждены борта, изрядно потрепало паруса и такелаж. Шквал так налетел, что не успели положить добавочные найтовы [40]. Но кое-что мы уже исправили в пути.

— Все это ничего. А вот слыхали — какая беда? «Крым» затонул, а с «Марией Магдалиной» хуже: ее унесло в Босфор. Прямо туркам в лапы. Какой срам! — рвал свои иссиня-черные волосы Войнович. — Бедный Вениамин Тиздель, ему так не повезло! У него команда на добрую половину из рекрутов. Не успел обучить!

— А на остальных судах разве меньше рекрутов? — возразил Ушаков. — Однако справились. Потому что ученье ученью рознь: на одних линьках да шпицрутенах, как бывало у Тизделя, далеко не уедешь! Тизделя как раз не жаль. Ему поделом — сам во всем виноват: не умеешь командовать, не берись! А вот моряков и корабль действительно жаль!

— Что я теперь скажу князю Потемкину? Как я напишу ему? — бегал по каюте Войнович.

— Напишите так, как было: русские люди еще раз показали, что могут преодолеть самые трудные препятствия! — спокойно ответил Ушаков.

IV

Пока в Севастополе после неудачного выхода в море чинили повреждения на кораблях и фрегатах, турки атаковали Кинбурн.

Укрепления на Кинбурнской косе охраняли вход в лиман и защищали Херсон с моря.

Видя бездеятельность русской лиманской флотилии адмирала Мордвинова, турки 1 октября высадили на косе десант. Суворов, командовавший войсками в Кинбурне, позволил десанту высадиться, а потом ударил на турок, разбил их, а остатки сбросил в море.

Начальник лиманской флотилии контр-адмирал Николай Семенович Мордвинов не оказал никакой помощи Суворову. Только одна галера «Десна» бесстрашно кинулась навстречу всему турецкому флоту.

Турки приняли «Десну» за брандер и отошли к Очакову.

В Севастополе быстро узнали о блистательной кинбурнской победе Суворова и о подвиге галеры «Десна». Все моряки превозносили экипаж «Десны» и ругательски ругали адмирала Мордвинова. Ведь в распоряжении Мордвинова было больше полусотни различных судов, до фрегата включительно, и он побоялся двинуться с места, а «Десна» смело бросилась на врага.

Мордвиновым стали возмущаться еще больше, когда узнали, что он не только не наградил мужественный экипаж «Десны», как просил Суворов, а отдал его командира под суд за самовольные действия.

Но, в конце концов, правда все-таки восторжествовала. Суворов заступился за «Десну», и Потемкин не только не судил храброго командира галеры, но произвел его из мичманов в лейтенанты.

Вскоре наступила зима. Военные действия сухопутной армии прекратились.

Флот тоже расположился на зиму.

Для Ушакова зима тянулась очень долго, хотя он был занят подготовкой своего корабля и обучением матросов меткой и быстрой стрельбе.