Схватка (Повесть о ростовских подпольщиках) - Агуренко Борис Петрович (книга бесплатный формат TXT) 📗
И главное — нужно срочно организовать новую типографию, договориться о мероприятиях по спасению арестованных товарищей, определить, как поступить с предателями. Говорили недолго, по-деловому. Решения приняли конкретные. И снова Вернидуб отправляется в Донбюро. И снова там идут ростовчанам навстречу.
Для оказания помощи арестованным, для подкупа нужных лиц Дмитрию было вручено двести тысяч рублей. Было передано, что Донбюро выслало связного для связи с Екатеринодаром, Новороссийском и Баку. Ростово-Нахичеванский комитет получил указание подготовить для переброски из Ростова в «зеленую» армию под Новороссийск специальные группы из числа тех, кому опасно оставаться в городе.
Особой шифровкой на имя Вольмера сообщалось, что Донбюро категорически запрещает использовать явочную квартиру Вернидуба для каких бы то ни было целей и оставляет ее за собой как резервную. На экстренный случай давался пароль на имя Ирины Шкориненко.
Поскольку попытка открыть новую типографию на Темернике не увенчалась успехом, решили купить в Берберовке — дачном предместье Ростова — дом, где в обстановке полной секретности для абсолютного большинства подпольщиков устроить типографию.
Александр Григорьевич Селиванов (Чернов) сообщил родным, что выезжает в Советскую Россию, а сам жил при типографии, как и остальные ее работники, не выходя из дому. Знала об этом только жена его, Юлия Петровна. Так появилась новая газета «Пролетарий», появились новые листовки, звавшие к свержению ига Деникина.
В городе было организовано бюро помощи заключенным, которым руководила Анна Ченцова. Когда дело арестованных перешло из контрразведки в судебно-следственную комиссию, председателю комиссии и ее членам были даны взятки. Благодаря этому получили разрешение передавать в тюрьму продукты питания. А там через надзирателя Зайцева установили связи непосредственно с арестованными.
12 июля был избран новый состав подпольного комитета РКП(б). Председателем избрали Вольмера, секретарем — Горбачик, в состав комитета вошли Романов, Пивоваров, Калита и другие товарищи.
Необходимо было кончать с предателями, оказавшимися теперь на воле, тем более стало известно, что Василий Абросимов уже как провокатор ездил по явкам Ростовского подполья в Екатеринодар и там выдал руководство местного большевистского подполья. Донбюро торопило с принятием мер, и военный чрезвычайный штаб взялся за дело.
Гункину и Войлоку, как отлично знавшим Абросимова в лицо, поручили привести приговор в исполнение. Сделать это оказалось непросто, потому что Абросимов если и появлялся на улице, то, как правило, не один — рядом были незнакомые люди, явно из белой контрразведки. И все же подпольщикам повезло. Они выследили предателя, когда он шел к тестю по 33-й линии. Гункин выстрелил, но, как выяснилось потом, неточно. Абросимов был ранен. Гункин и Войлок были арестованы и брошены в тюрьму. Судьба же Абросимова оставалась неясной: насколько серьезно он ранен, где находится.
Варя Глазепа, бывшая медсестра больницы Красного Креста, обошла все госпитали и больницы города. Следов Абросимова обнаружить не удавалось. (Только впоследствии узнали, что раненый Абросимов отлеживался у свояченицы и оттуда послал комитету угрожающее письмо: «Не будь я Абросимовым, если теперь не выжгу вас всех каленым железом!») Абросимов пошел в открытую.
Уничтожить его взялся новенький — Алексей Сидорчук. Он говорил:
— Мне сделать это легче, меня Абросимов не знает. Но мне нужны помощники, чтобы навели на него, подстраховали.
Пришлось создать группу для поиска и уничтожения Абросимова. А пока занялись Василенко.
Колин и Алексей пришли к нему домой.
— Емельян Василенко, тебя обвиняет комитет, — сказал Колин, — обвиняет в предательстве.
— Это неправда! — воскликнул Василенко. — Интересно, кто больше меня из нынешних вас сделал для подполья! Да мы еще с Мурлычевым!..
— Не смей трогать Мурлычева! Мурлычев — человек! Герой! А ты… Да что говорить!..
— Подожди, Колин, — остановил товарища Алексей. — Нам поручили вести следствие… А ты сразу — приговор!..
— Я докажу, что не виноват! — горячился Емельян.
— Ну и отлично, — согласился Алексей. — Едем в Новое поселение. Там, на явке, ты сначала приготовишь финансовый отчет. Потом расскажешь подробно обо всем, что было в тюрьме.
Сторожить Емельяна остался Колин. Все было спокойно. Такое поведение арестованного еще больше насторожило подозрительного Колина. Он стал следить незаметно за каждым шагом Василенко.
И на второй день, когда тот в полдень отправился в уборную во дворе (одной стенкой «домик» выходил в соседний двор), Колин засомневался: «Что-то подзадержался Емельян!». Он осторожно подкрался к строеньицу и услышал, как Емельян негромко говорил через щель в задней стенке уборной с неизвестной женщиной, видимо живущей в соседнем дворе. Емельян просил отнести кому-то записку, только что просунутую (так понял Колин) в щель. Куда? В любой ближайший полицейский участок! Колин подождал конца разговора, стремительно перескочил через изгородь и отобрал у перепуганной женщины записку, в которой Василенко сообщал, что он арестован большевиками и нуждается в помощи.
— Такие у тебя доказательства? — показал Колин записку. — Невиновен, значит?
Емельян плакал.
— А ты мне поверишь?! — всхлипывал он. — Можить, тебе дюжа сдохнуть хочется? Да? Хочется?
Оставаться в Новом поселении было нельзя. Емельяна доставили на Зеленый остров, где его допрашивал Пивоваров. Василенко по-прежнему все отрицал, но вечером того же дня попытался передать записку с мальчишками-рыболовами.
Надо было кончать; такая игра могла стоить подполью дорого. Приговор комитета привел в исполнение Пивоваров (Роберт). Как он доложил Вольмеру:
— И концы в воду!
Теперь настал черед Абросимова.
Петр Крылов (из ячейки трамвайщиков) шел по Старому базару с корзинкой, старательно приценивался, что-то покупал по мелочам. Сидорчук следовал за ним неотступно, одет он был в форму офицера-марковца. Марковцев боялись. И даже на базаре, где местами не протолкнуться, им уступали дорогу.
С корзинкой огурцов следовала по другой стороне прохода Нина Бородкина: ей нужно будет сообщить в комитет о результатах.
Вот и зеленная лавка, в которой торгует мать Абросимова. Офицер-марковец подходит к прилавку, строгим взглядом окидывает торговцев, их двое, в глубине лавки — немолодая женщина, почти старуха. У прилавка — молодой мужчина, довольно высокий, с большим горбатым носом, курчавым чубом. Крылов у лавки что-то уронил, быстро поднял и пошел прочь. Абросимов сначала хотел ему крикнуть: «Заходи, Петр Иванович, выбирай арбуз астраханский!» Но сердце вдруг сжалось от непреодолимого страха, что бы это значило?
Марковец взял один арбуз, постучал пальцем по кожуре, сжал упругий полосатый шар ладонями могучих рук — аж затрещал арбуз.
— Зеленью торгуешь, гад!
Абросимов хотел воскликнуть: «Астраханский же!», но увидел перед собой дуло револьвера и понял: это конец! И не в арбузах дело!..
Не успел Абросимов закрыть глаза, как в упор прогремели один за другим два выстрела. Не глядя на рухнувшего на пол лавки предателя, «офицер» привычным движением сунул револьвер в кобуру и твердой походкой делового человека прошел к воротам на Тургеневскую, где к нему подкатила пролетка с парой лихих гнедых.
— А. ну, гони! — крикнул «офицер». Эту фразу потом повторяли все свидетели. И только когда пролетка исчезла за поворотом, на базаре поднялся переполох, явились полицейские и жандармы, начались допросы свидетелей.
Абросимов был мертв.
Олейников остановил своих лихих рысаков в одном из переулков Нахичевани. «Офицер» исчез в доме, а некоторое время спустя из калитки вышел прилично одетый господин с двумя молодыми женщинами. Быстрой, но не бегущей походкой они подошли к трамвайной линии, сели в вагон, идущий к железнодорожному вокзалу.
Через сутки Алексей Сидорчук с Варей Глазепой были в Новороссийске. Варя вела нового товарища по своим явкам, которые в конце концов привели Алексея в горы, к красно-зеленым.
