Звезды Эгера - Гардони Геза (полная версия книги .TXT) 📗
Выпив еще воды, Гергей выплеснул остаток и снова надел шапку на голову.
— Дома-то мы пьем воду получше этой, правда? — обратился он к стражнику, долговязому бритому асабу, по-видимому желая расположить его к себе.
— Молчи, песий сын! — заорал в ответ асаб и угрожающе замахнулся на Гергея пикой.
Закованному в кандалы юноше стало вовсе не по себе, и он почти обрадовался, увидев Юмурджака. Держа в руке обнаженную саблю, тот разводил караульных.
— Юмурджак! — крикнул Гергей, будто приветствуя старого друга, так ему было тяжело от мучительного чувства одиночества.
Турок обернулся. Откуда его зовут? Из толпы невольников? Он удивленно взглянул на Гергея.
— Кто ты такой?
Юноша встал.
— Я раб, — ответил он удрученно. — Я только хотел спросить… Как же случилось, что вы живы?
— А почему бы мне не жить? — ответил турок, вздернув плечами. — Почему бы мне не быть в живых?
По тем движениям, которые он делал, вкладывая саблю в ножны, видно было, что левая рука у него искалечена. Казалось, будто он когда-то давно схватил щепотку соли, а теперь не может разжать пальцы. От Юмурджака несло таким же отвратительным запахом пота, как и от великана.
— А я слышал, будто вас повесили.
— Меня?
— Да, вас. Девять лет назад один священник в Мечекском лесу.
При слове «священник» турок широко раскрыл глаза.
— А где этот священник? Ты что-нибудь знаешь о нем? Где он живет? — спросил турок, схватив Гергея за грудь.
— А вы что-нибудь плохое хотите сделать ему? — пролепетал юноша.
— Да нет, — ответил турок уже более мягко. — Хочу поблагодарить его за то, что пощадил меня. — И он положил руку на плечо Гергею. — Так где же этот священник?
— А вы разве тогда не поблагодарили его? — спросил Гергей.
— Все произошло так внезапно, — развел руками Юмурджак, — тогда не до благодарностей было. Я думал, он шутит.
— Так он, вместо того чтобы повесить, отпустил вас?
— Да, по-христиански. Тогда я этого не понял. А с тех пор узнал, что христианская вера велит прощать.
— А вы сделали бы ему добро?
— Сделал бы. Я не люблю оставаться в долгу. И деньги привык возвращать, и за добро платить добром.
— Что ж, священник этот здесь, — доверчиво сказал Гергей.
— Здесь? В лагере?
— Да, здесь, в лагере. Он пленник султана. Его обвиняют во взрыве на мечекской дороге.
Юмурджак отшатнулся. Взгляд его застыл, как у змеи, готовой ринуться на жертву.
— Откуда ты знаешь этого священника?
— А мы живем с ним по соседству, — осторожно ответил Гергей.
— Священник не показывал тебе кольцо?
— Может, и показывал.
— Турецкое кольцо. На нем полумесяц и звезды.
Гергей замотал головой.
— Возможно, он кому другому и показывал, а мне нет, — сказал он и сунул руку в карман.
Юмурджак почесал подбородок. Длинное страусовое перо на его колпаке заколыхалось. Он повернулся и отошел.
Караульные по очереди приветствовали его. И только по движению их пик видно было, где он проходил.
Гергей снова остался в одиночестве. Он присел на траву. Невольникам принесли суп в котле и раздали грубые деревянные ложки. Турок, принесший еду, стоял, почесываясь, возле рабов, пока они ели, а если кто-нибудь шепотом обращался к соседу, давал обоим изрядный пинок.
— Прочь, песье племя!
Гергей тоже отведал супу. Это была мучнистая болтушка — бурда без единой жиринки, без соли, обычная еда невольников в турецком лагере. И утром и вечером одно и то же.
Юноша отложил ложку и, отвернувшись от котла, прилег на траву. Другие рабы тоже кончили есть, ложились и засыпали.
Не спал только Гергей. Слезы заволакивали ему глаза и стекали по лицу.
Луна поднялась уже от края неба на полтора копья, осветила золотые шары и конские хвосты бунчуков над шатрами, острия пик и пушки.
Каждый раз, когда долговязый часовой проходил мимо Гергея, он окидывал юношу взглядом.
Гергея это пугало, и он вздохнул с облегчением, увидев, что к нему опять приближается широкоплечая фигура великана.
Парень обирал ртом семечки с подсолнуха, как это делают обычно свиньи. Он не был в карауле, не нес никакого наряда и мог шататься где ему вздумается.
— Шатерники нас опередили, — пожаловался он долговязому солдату. — Едва один подсолнух нашел.
— А может, неверные постарались все убрать, — ответил асаб угрюмо. — Это ведь такой народ! Только прослышат, что турки идут, и все убирают с поля — поспело или не поспело.
Караульный продолжал шагать возле невольников, иногда останавливаясь и почесывая себе бок или ляжку.
Великан съел все семечки и надкусил даже сердцевину подсолнуха, но выплюнул ее.
— Тебе не дали поесть? — спросил его Гергей.
— Пока еще нет, — ответил турок. — Сперва кормят янычар. Я ведь впервой в походе.
— А кем ты был раньше?
— Пастухом. Стадо слонов пас в Тегеране.
— Как тебя зовут?
— Хасаном.
Рядом с ними на траве сидел янычар. Он держал в руке кусок вареной грудинки и ел, срезая с кости мясо.
Янычар заговорил:
— Мы его просто Хайваном зовем, потому что он скотина.
— Почему скотина? — спросил Гергей.
— Потому что ему всегда снится, будто он янычар-паша, — ответил янычар, бросив кость за спину.
7
Гергей вытянулся на траве, положив руку под голову.
От усталости у него слипались глаза, но спать он не мог. В голове вертелась одна неотвязная мысль: как освободиться?
Он с неудовольствием заметил, что Хайван вернулся и, чавкая, снова примостился возле него. Парню, видно, досталась баранья ножка из какого-нибудь котла.
— Неверный, — окликнул Хайван юношу, пнув его в колено, — если ты голоден, я и тебе принесу.
— Спасибо, — ответил Гергей. — Я не голоден.
— Ты не ел с тех пор, как мы схватили тебя?
— Говорю тебе, что я не голоден.
Великану, очевидно, непривычно было слышать, что кто-то не голоден. Он покачал головой.
— А я всегда голоден, — и продолжал чавкать.
Чтобы не слышать запаха Хайвана, Гергей отвернулся, опустив голову на руки, и уставился на луну. Багровый ее круг все выше поднимался с востока над шатрами. Голова караульного, стоявшего шагах в тридцати от них, наполовину прикрыла лунный диск, и силуэт этого турка напоминал тень епископа в высокой шапке. Пика его казалась подставкой луны.
— Не спи, — тихо сказал Хайван. — Я тебе кое-что сказать хочу.
— Успеешь и завтра.
— Нет, мне нужно сегодня.
— Тогда говори живей.
— Подожди малость, пока луна ярче засияет.
На одной стороне полукруга, куда их согнали, началось движение. От группы вооруженных караульных отделились шесть теней.
Это были новые невольники — пятеро мужчин и одна женщина.
Мужчины с виду казались знатными особами. Женщина куталась в большой темный платок. Лица ее не было видно. Она плакала.
— Пустите меня к султану! — заревел по-венгерски один из мужчин глубоким, медвежьим басом. — Я не немец! Немец — собака, а я человек. Меня трогать не положено. Турок теперь не враг венгру. Как вы смеете трогать меня!
Но солдаты не понимали, что говорит венгр, и, как только он останавливался, подталкивали его в спину.
Возле Гергея была маленькая лужайка. Туда привели вновь прибывших.
Заметив, что никто его не слушает, венгр стал ворчать себе под нос:
— Хоть бы бог покарал этих свиней басурман! Смеют еще говорить, что они друзья венграм. Холера бы забрала таких друзей! Дурак тот был, кто первый им поверил. А еще глупее тот, кто позвал их. Чтобы они провалились вместе со своим жуликом султаном!
Женщину увели туда, где стояли волы да буйволы, которые тащили пушки. Тщетно она кричала и отбивалась — ее уволокли силой. Четверо мужчин молча сидели на траве. Это были немецкие солдаты. На груди одного блестел панцирь. Голова его была не покрыта, длинные волосы взъерошены.
Гергей обернулся к венгру и спросил: