Коммод. Шаг в бездну - Ишков Михаил Никитич (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Спал беспокойно и недолго. Не отпускала тревога, то и дело прорывалась в жутких сновидениях, будила, заставляла настойчиво искать ответ. Ближе к утру, но еще в темноте, ясно различил шорох. Тут же замер, постарался вспомнить, где сложено оружие. Потянулся – не достал. Что ж, под подушкой должен быть кинжал. Неверной рукой покопался под подушкой. Ага, клинок здесь. Вновь послышалось шуршание, теперь определил точно – ворочались под кроватью. Решили проткнуть снизу? Но кто, по чьему повелению?
Он осторожно спустил ноги, готовый тут же задрать их повыше. Обошлось. Затем решительно встал, отпрянул от кровати к стене. Снял с бронзового канделябра масляную лампу, наклонился, попробовал заглянуть под ложе. Не удалось. Пришлось поставить лампу на пол, встать на колени. В набитой темнотой глубине осветилось тусклое округлое пятно. Взгляд у Бебия был острый, наметанный – это же лицо! Тихо приказал.
— Вылезай!
Послышались всхлипы. Затем пятно дернулось, приблизилось. Пронзило сразу, без колебаний.
Кокцея!
Девушка выбралась из?под кровати, уселась на полу, встать не решилась. Она продолжала плакать.
— Ты здесь пряталась? – спросил Бебий.
Она кивнула.
— Зачем?
— Прибежали на кухню, потащили. Попытались силой взять, начали срывать одежду.
Она разрыдалась. Бебий помедлил, потом приказал.
— Встань!
Девушка покорно поднялась.
— Сядь!
Кокцея огляделась и, не отыскав стул–клисмос или кушетку, осталась на ногах. На кровать сесть не решилась.
— Сядь на ложе!
Она подчинилась. Устроилась на самом краешке.
При свете масляной лампы ее лицо очертилось более тщательно. Кокцея даже в таком заплаканном неумытом изложении действительно была хороша собой. Особенно соблазнительна была большая молодая грудь, выпирающая из?под разорванной на бедре туники.
Действительно, огурчик!
Бебий невольно хмыкнул, помедлил, потом потребовал.
— Теперь расскажи все по порядку.
— Я была одна. Вдруг примчалась Клиобела. Вся обнажена, зуб на зуб не попадает. Приказала согреть воду и наполнить бак. Я возразила, сказала, что я не рабыня, а супруга императора. Она меня кулаками. Пошевеливайся, говорит, супруга виндобонская. Еще скажи, что ты римская гражданка! Смотри, произведут в Венеры, тогда узнаешь, каково нам достается. Тебе?то, то есть мне, тощей да глупой, от них не отбиться. Знаешь их там сколько? Кого, спрашиваю. Кого–кого! Тех, кто желает стать членами твоего кружка!..
Девушка всхлипнула, потом подняла голову, глянула на Бебия.
— Я спрашиваю, супруга я или нет? Если нет, все равно я свободнорожденная гражданка. Почему же она смеет в кулаки, – Кокцея всхлипнула, потом немного успокоилась и продолжила. – Вдруг прибежали двое – давай срочно в подсобку. Я сразу догадалась, опять Луций что?то затевает. То пытался меня Витразину подсунуть, то Переннису.
— И что? – не удержался от вопроса Бебий.
— Я не далась. Витразину… От Перенниса не удалось отбиться.
Она зарыдала, потом спросила.
— Ты кто?
— Я?.. Бебий Лонг, легат Третьего легиона.
— А–а, о тебе Клиобела рассказывала. У меня, Бебий, теперь нет спасения. Он грозил, если я буду упрямиться, меня жестоко накажут. Сожгут наш дом…
В этот момент где?то совсем рядом раздался истошный вскрик. Голосок был совсем юный, все в нем было: боль, страх, отчаяние.
— Это Сейя, ее поставили прислуживать за столом. Глупая, двенадцать лет.
«Та, что досталась Песценнию», – догадался Бебий и сел на кровать.
— Возьмешь меня? – неожиданно спросила Кокцея.
— Зачем тебе это? – спросил Бебий.
Кокцея не ответила, потупилась.
Бебий встал, прошел к двери, закрыл замок, повернулся к девушке. Вспомнилась рабыня, принадлежавшая его матери, ее звали Марция. Тут же громко забилось сердце. Она пришла к нему в первую же ночь после возвращения в родной дом. Образ ее недолго держался в памяти. Следом вспомнилась жена, его драгоценная находка, доставившая ему счастье. Клавдия Секунда очень любила его, угрюмого и погрязшего в службе. Более всего Бебию нравилось ее тело. Клавдия была чуть полна, личиком, конечно, не Венера, но и дурнушкой никому в голову не приходило ее назвать. В Риме о ней многие вздыхали, вероятно, нюхом чуяли, она может доставить много удовольствий. Зачем ему эта приговоренная? Ей не позавидуешь. Император, наверное, сейчас не спит, обдумывает, как завтра поступить с Кокцеей.
— Говори правду, – приказал он.
Девица призналась.
— Завтра признаюсь, что ты затащил меня в спальню и здесь запер, а потом тешился.
Бебий усмехнулся – глупая, хитрая девчонка! Ишь, что надумала!..
— Ты решила сделать меня соучастником твоей дерзости? – спросил он. – Кто тебе поверит. Я скажу, что ты лжешь.
— Здесь верят не тому, кто говорит правду, а кто лжет.
Бебия невольно отметил, что она права. В этом сумасшедшем доме, в разгар веселья, никто не может предугадать, как поступит цезарь.
— А ты подумала о том, как император поступит со мной? – спросил он
— А со мной? – дерзко ответила девица.
Бебий не ответил. После короткой паузы Кокцея спросила.
— Меня убьют?
— Как я могу знать? Ты же супруга императора. Может, отделаешься ссылкой.
— Неужели только ссылкой? – не поверила Кокцея, затем радостно воскликнула. – Мне сохранят жизнь?
— Я не знаю.
Вновь тишина, долгая, трудная. Наконец Кокцея тихо выговорила.
— Спаси меня, Бебий. Заклинаю именем Минервы, детьми твоими умоляю, спаси меня.
— Как?
— Он же прикажет посадить меня на кол! Он так и сказал.
— А меня?
— Ты – легат. Тебя любят в армии. Клиобела говорит, что ты сын ихнего наставника, которому верят христиане. Их очень много в легионах. Брат говорил, все войско после «чуда с дождем» ему верит. Его святость осеняет их в бою. Император тебя пощадит.
Бебий Лонг замер, буквально окаменел. Ему стало не по себе. Неужели эта хитрая девчонка права, и Луций заигрывает с ним исключительно потому, что Бебий популярен в армии? Неужели грубый политический расчет и на этот раз в образе этой замызганной красавицы грубо вторгся в его спальню? Может, ему подослали эту несчастную? Вряд ли.
Кокцея подбежала к нему, обхватила за шею.
— Я исполню любое твое желание! Делай со мной все, что угодно, только спаси. Я не хочу умирать! Я молода, я боюсь…
Бебий разнял ее руки, сел на кушетку у стены, подпер голову рукой. Глянул на оставленную на полу, цедившую тусклый свет лампу. В душе стоял комок, не развеять его, не проглотить, не выплюнуть. Прелести Кокцеи, в первое мгновение всколыхнувшие его, теперь вдруг обозначились гниющим на колу мясом, в которое они очень скоро превратятся.
Бебий поднял лампу с пола, глянул на девушку.
— Вот что, Кокцея. Мы сейчас выйдем в коридор. Не поднимая шума, доберемся до выхода и постараемся так же тихо прокрасться в конюшню. Слушай внимательно, если нас поймают в доме или во внутреннем дворе, я объявлю, что поймал тебя, и ты подтвердишь мои слова. Согласна?
Девушка кивнула.
— Поклянись.
— Пусть меня покарают фурии!
Бебий усмехнулся – не велика клятва.
— В конюшне переоденешься в мужское платье, и я попробую вывести тебя в город. В Виндобоне есть друзья, которые могли бы укрыть тебя до утра?
— Да, тетя по матери. Она живет у Северных ворот.
— Хорошо. На лошади удержаться сумеешь?
— Да, брат научил.
— Завтра обязательно доберешься до родного дома и там переждешь несколько дней. Носа не высовывай. В полном смысле. Никому ни слова о том, что здесь случилось, молчи о свадьбе, о Клиобеле. Даже матери. Скажешь, приехала проведать… Почему так поздно? Как сумела выбраться. Я постараюсь послать весточку твоему брату, он навестит тебя. Пусть вернет мою лошадь. Это все, что я могу сделать для тебя.
— Благодарю тебя, Бебий. Пусть тебе помогут боги.
Возле конюшни Бебий осадил ретивого часового из мавританцев, который едва не поднял шум при виде вынырнувшей из полумрака парочки. В конюшне шумно вздыхали, всхрапывали лошади, в пристройке, которую использовали под казарму, спали люди, только командир турмы, до сих пор переживавший унижение, которое впору только рабам, прислонившись спиной к каменной стене, что?то тихонько напевал на родном языке. Песня была грустная, напоминала волчий вой. Заметив легата, он вскочил, оправил кожаную юбку. Уяснив в чем дело, предложил помощь. Бебий отказался. Тогда мавританец подсказал намазать лицо Кокцеи грязью, чтобы и на вид она смахивала на приехавшего с легатом всадника. Грязи не нашли – сушь стояла над Паннонией, поэтому вымазали Кокцею навозом.
