Морские нищие (Роман) - Феличе Арт. (полные книги .TXT) 📗
— Что угодно будет приказать вашему высочеству?
Под взглядами старика и юноши инфант растерялся. За него ответил Генрих. Подняв упавший ворох роз, он объяснил:
— Мы заслушались песни прекрасной девушки, срезавшей эти цветы, и невольно испугали ее, за что приносим свои искренние извинения.
Глаза юноши погасли. Он улыбнулся, блеснув ослепительной белизной зубов.
— Не окажет ли ваше высочество честь моему бедному жилищу?.. — пригласил садовник. — Родриго, предложи высоким гостям кружку прохладной, как горный снег, бебиды [11].
Инфант чувствовал себя неловко и отказался войти в башню.
— Благодарю, мы зайдем в другой раз…
Почтительно кланяясь, садовник и юноша проводили их до главной аллеи.
— Родриго — твой сын? — спросил, чтобы что-нибудь сказать, Карлос.
— Нет, ваше высочество. Он мой племянник, сирота. Инфант небрежно подал старику дублон и отвернулся. Садовник нехотя положил золотую монету в карман и, позвав Родриго, отправился домой.
— Подозрительный садовник и подозрительный племянник! — подходя к коллегии, бросил Карлос.
— А мне они понравились, — возразил Генрих.
— В них есть что-то не испанское. Вероятно, мориски — крещеные мавры…
Наставник инфанта дон Гарсиа де Толедо встретил их строгим замечанием:
— Ваше высочество изволит, видимо, умышленно запаздывать к вечерней молитве… Я бы советовал дону Генриху больше думать об обязанностях приближенного его высочества.
— Проклятая Гарпиа!.. [12] — шепнул инфант другу и передернул плечами, как всегда в минуты раздражения.
Из церкви коллегии неслись уже тягучее пение и глухие раскаты органа.
В далеком Гронингене
Сквозь запорошенное снегом окно голубели сумерки. В камине трещал горящий хворост, и дым тонкой струей уходил под каминный свод.
Старый рыцарь Рудольф ван Гааль машинально передвинул шахматную фигуру. Его партнер по игре патер Иероним, маленький седой монах из ближнего монастыря, сокрушенно покачал головой:
— Ай-я-яй, добрый друг мой!.. Я перестаю узнавать вас с тех пор, как вы вернулись из Брюсселя. Рассеянны, задумчивы… Как можно было открывать ход моей ферзи?..
Ван Гааль смотрел на шахматную доску и недоумевал:
— Удивительно! Я и не заметил! А ведь, бывало, кроме покойного императора, мало кто обыгрывал меня в шахматы. Ну что ж, берите коня.
Он снова задумался.
Как стало уныло в родовом замке! Везде запустение, следы бедности. Все залы и покои закрыты. Там царствуют паутина, пыль и плесень. Выцветшую обивку кресел и остатки тканых обоев изгрызли крысы. Двери рассохлись, осели. В верхнем этаже гуляют сквозняки. В разбитые стекла окон влетают летучие мыши. Зимними ночами в нечищенных, заваленных обломками кирпича трубах воет ветер. Деревянные панели потеряли цвет и осыпались, как кора обветшалых пней. Половицы растрескались. Толстые дубовые балки сгнили и грозят обрушить потолок. Среди мха на крыше растет кустарник. На скотном дворе коров заменили козы. В конюшне, кроме двух лошадей — прощального подарка принца Оранского, — разбитая на ноги кляча и два осла. Одинокий крик петуха будит по утрам поредевший птичник. Вместо прежних свор охотничьих собак бродит только преданный старый волкодав. Ягодник запущен. Яблони, сливы, груши выродились. В их дуплах прячутся совы и тревожат по ночам зловещим воплем.
Жизнь замка сохранилась лишь здесь, в нижней части сторожевой башни, да в домике Микэля с Катериной, возле ворот. Верная служанка до последнего дня поддерживала эти два обитаемых угла. Как истая нидерландка, она умела содержать в порядке и чистоте помещение ван Гааля, придавая уют его двум комнаткам и кухне. А теперь вот неожиданно свалилась и вторую неделю не может встать с постели. Микэль бегает через сугробы из сторожки в башню и обратно.
Бедняге не управиться со всеми делами. А из деревушки по соседству не знаешь, кого и позвать на подмогу. Деревня точно вымерла: добрая половина мужчин ушла в город на заработки и точно пропала, ни одного патара [13] оброка никто не присылает, хоть судись с ними. А с оставшихся женщин что возьмешь? Сами впроголодь живут с детьми. Куда все девалось? Ван Гааль снова сделал неверный ход.
Патер Иероним всплеснул маленькими детскими руками:
— Пресвятая мадонна! Да вы не в себе, друг мой! Что так расстроило вас? Болезнь доброй Катерины или печаль разлуки с племянником? Поведайте мне, вашему духовнику, что вас так тяготит, облегчите душу. Я помолюсь Пречистой Деве, и она ниспошлет вам утешение и былое спокойствие.
Ван Гааль отодвинул доску с шахматами. Действительно, он сегодня особенно рассеян. Но что его так тревожит, он и сам хорошо не понимает. Когда они с Микэлем везли Генриха в Брюссель, думалось, все будет иначе. Пристроив мальчика у самого трона короля, можно будет спокойно вернуться в Гронинген и доживать положенный обоим срок. Ведь у них все уже позади, а перед мальчиком — долгий путь жизни… Пусть свободно и радостно плывет он по широкому житейскому морю, как хорошо оснащенный корабль. Трое любящих стариков стали бы издали радоваться его успехам… Жизнь оказалась сложнее, чем они предполагали. Генрих попал ко двору не в тихую погоду. Его кораблю предстоит выдержать немало, видно, бурь. И не только Генрих вспоминается старому рыцарю. Он покинул Брюссель в тревожное время. Знатнейшие люди родины настороженно следят за событиями, предчувствуя общие беды. В этот далекий, заброшенный край почти не залетают вести. Редко-редко заглянет сюда бродячий ремесленник, монах — сборщик денег для монастыря, прохожий солдат, ищущий, к кому бы наняться на службу, торговец мелким товаром или батрак без работы… Брюссель всколыхнул былые чувства старого воина, пробудил новые мысли. Ван Гаалю стало томительно скучно среди покойных, словно заснувших, низин Гронингена. Где-то там, далеко, кипит жизнь, где-то готовятся к отпору насилию и несправедливым указам… Нехорошо было прощание короля с Провинциями. Подозрительно поведение королевского советника, епископа Аррасского Антуана Перрено. Ныне он уже вознагражден папой званием кардинала. С первого же дня новоиспеченный кардинал Гранвелла оттеснил от герцогини-правительницы всех нидерландских вельмож и стал сам полновластно править страной. Уж не окажется ли в руках всесильного прелата пешкой дочь императора Карла?.. Нет, нет! Не полководец держит бразды правления, а хитроумец, вооруженный крестом и пером. Где теперь поединки, решающие спор по-рыцарски, в честном бою?.. Тайна с закрытым лицом и лукавой продажной улыбкой заняла место рыцарской чести. И трудно разобраться в нынешних делах родины. Его светлость принц Вильгельм, конечно, может все объяснить, научить, посоветовать… Но как далеко он отсюда!..
Обгоревший хворост осыпался с мягким шумом. Пламя вспыхнуло ярче. Седая голова с черной повязкой на глазу склонилась на грудь.
Патер Иероним не на шутку встревожился. Он накинул поверх сутаны теплый плащ и пошел торопливо в сторожку к Микэлю.
Загорались первые звезды. Из-за облака плавно выскользнула луна. И сугробы, крепостными валами окружавшие замок, заискрились синеватыми отсветами. Голые ветви столетних лип бросали четкую тень. Неслышно ступая, подошел лохматый волкодав, деловито обнюхал сутану, плащ, лениво вильнул хвостом и снова исчез.
Патер Иероним волновался. Неблагополучно в доме его старого друга: разорение, болезнь… Словно смерть вдруг повеяла крыльями над древним замком ван Гаалей. И от Генриха давно нет вестей. Мальчик писал, что готовится поступить вместе о инфантом в университет Алькалы. Ну что ж, дело хорошее. Ученье всегда лишь на пользу. Теперь без знаний не проживешь. Вот хоть бы и сам патер Иероним. Знай он побольше, мог бы получить более доходное место. По всей стране его святейшество папа приказал учредить новые епархии. Нашлось бы дело и для него, может быть. Впрочем, куда уж ему!.. Да и в народе говорят между собой потихоньку: «Это нам инквизиторских шпионов насажали». Инквизиция?.. Малопонятное, странное слово: «расследование». Суд. Кто может быть судьей совести другого?.. Веришь, молишься и не делаешь зла — вот и прав перед Богом. Так и Христос поучал. Но закон инквизиции: и молиться, и верить, и думать надо так, как велят в Риме.
