Бросок на Альбион - Торопцев Александр Петрович (книги бесплатно без .TXT) 📗
«Господи, спаси и сохрани!»
Рядом крикнула птица, треснула сухая ветка, прошептала что-то кому-то, падая на землю. Где-то ухнуло тяжело, звук не повторился.
«Господи, спаси и сохрани!»
Небо светлело. Ланфранк вспомнил рассказ одного попутчика. Тот возвращался из Иерусалима, был тихо счастлив, но в минуты вечерние, долгие не мог сдержаться – говорил. Об убийствах говорил, о своей земле, бедной, так и не разбогатевшей на разбое, о главаре банды – об отце своем, который однажды пропал, как пропадает дым от легкого костра. Крестьяне случайно наши его в глухой чаще. Привязанный к дереву, обезображенный птицами битв, полуизглоданный скелет. По останкам одежды узнали крестьяне своего земляка, силача. Трогать труп не решились. Пришли домой, рассказали об увиденном сыну. Тот хорошо знал лес. В детстве по ягоды да по грибы туда ходил, в юности с девушками там в разные игры играл, в молодости – уже семья у него была своя – стал он ходить в лес по иным делам. С отцом. Говорили они своим домочадцам, что уходят в город Париж, либо в другой какой-нибудь город на строительство замка. До Парижа не добирались отец с сыном, останавливались в родном лесу. На поляне встречались с такими же людьми, давали клятву верности, устраивали засаду на лесной дороге, ждали. Дорога была хорошая. Она связывала города Нормандии с Францией, по ней проходили купцы, рыцари, монахи, другой люд.
Небольшой шайке разбойников этой дороги вполне хватало. До тех пор, пока к банде не прибился бакалавр, бедный рыцарь. Он быстро почувствовал вкус к разбойному делу, отец часто спорил с ним. Иной раз дело доходило до ругани и потасовок. Бакалавр был сильным и ловким. Он умело работал мечом и копьем, но без коня он чувствовал себя скованно. Рыцарь без коня – не рыцарь. В пешем поединке он выглядел не так уверенно, тем более без доспехов, хотя справиться с любым человеком из банды ему было не трудно. Только не с главарем, известным на всю округу силачом. Иной раз, разозлившись, отец хватал огромный сук и шел с ним на меч бакалавра с такой уверенностью, что тот невольно отступал, признавал поражение и превращал все в невинную шутку. Он хорошо это делал.
Сыну главаря бакалавр не нравился, он чувствовал, как растет в душе рыцаря тайная злость, не раз говорил об этом отцу. Отец так отвечал сыну: «Нам нужно совсем немного денег, чтобы построить дом. И тебе нужно построить дом. Я не собираюсь разбойничать всю жизнь».
Судьба порешила иначе. Он разбойничал всю оставшуюся жизнь: всего полтора года. Однажды он пропал.
Ланфранк слушал попутчика с этакой умиротворенной улыбкой старого учителя, уверенный в том, что рассказчик все выдумывает: стал бы взрослый человек говорить о своем участии в грабежах и убийствах, возвращаясь из Иерусалима в родное селение!
Ланфранк расстался с попутчиком на окраине деревни, за которой дорога разветвлялась на три тропы. Учитель отправился прямым путем через лес, за которым в нескольких километрах пути лежал городок. Почему Ланфранк не послушался попутчика, не остановился до утра у него в доме?
– Господи, сохрани и помилуй! – шептал привязанный к дереву человек, пытаясь хоть как-то согреться. Худыми ладонями он тер ноги, вертел головой, стопами – холод был сильнее…
Он дождался солнца! Оно пришло, обогрело его, но не успокоило. И вдруг – то ли померещилось ему? – справа по тропе услышал учитель тихий звук. Не голос птицы или зверя, не скрип сухой осины не свист ветра, а… Ланфранк напрягся, вслушиваясь и пытаясь понять, что же это за звук? Звук прекратился! Дрожь заколотилась по телу, уже согревшемуся: неужели это не люди?!
Звук повторился! Несчастный человек, учитель, о котором медленно расходилась по городам Европы заслуженная слава, тонкий аналитик, способный убедить в своей правоте любого, голый дрожал у дерева и мечтал о том, чтобы Бог не лишил его разума в эту радостную минуту.
Он уже понял, что где-то по тропе идут к его дереву люди. И радовался, и боялся потерять от счастья разум. Учителю никак нельзя без разума. Звук надолго пропал – тропа утонула в огромной балке, люди были совсем близко. Дрожь совсем затихла.
И вот, выкарабкавшись из оврага, старая арба покатилась по мягкой утренней тропе, и скрип колес, опережая арбу, побежал по лесному миру, радуя Ланфранка. Спасла его никому в мире неизвестная крестьянская семья. Крепкий мужик даже не удивился, увидев связанного человека, подошел к дереву, весь пропахший луком, развязал Ланфранка, дал ему какую-то хламиду. Путник опять задрожал: хламиду нужно было сначала согреть, затем пользоваться ее теплом. Грубое влажное сукно грелось долго, но согрелся-таки материал, и Ланфранку стало совсем хорошо, и мысль окончательно прояснилась и… сузилась. Большие надежды и широкие дали манили Ланфранка. Здесь, в лесу, радуясь нежданной удаче, пряча глаза от крестьянской девушки, сидевшей на арбе, Ланфранк о далях думать перестал. Ему стало стыдно думать о славе, о великих свершениях, о прочем – человеческом.
– Где здесь самый бедный и убогий монастырь? – спросил он своего спасителя.
– Здесь неподалеку есть монастырь Ле Бек, – сказал крестьянин неожиданно быстро и спокойно, будто ждал этого вопроса, дождался, давно подготовив ответ.
Ланфранк удивился, посмотрел на него.
– За опушкой повернешь направо, будет овраг, ручей, тропа пойдет вдоль балки к воротам монастыря. Он очень бедный, таких не бывает, – пояснил спутник.
За опушкой они расстались. Ланфранк пошел своей дорогой, пришел в Ле Бек. Монастырь был действительно очень бедный: грубо сколоченная, но прочная ограда из горбыля, за оградой деревянная церковь и хозяйственные постройки.
Основателем этого монастыря был Херлуин, человек, который мог бы стать героем самого доброго и лиричного романа о смелых и великодушных людях, о сильных личностях, не желающих идти на поводу у обстоятельств, и даже – у природы человеческой. Около двадцати лет Херлуин служил графу Жильберу, одному из родственников дюка Нормандии Роберта Дьявола. Не раз приходилось ему участвовать в дьявольских операциях Жильбера и Роберта; из года в год копилась злость на самого себя и обида: сильный человек, он никак не мог сбросить с себя рыцарские доспехи, угомонить в себе зверя. Пока был молод Херлуин, сомнения не так сильно мучили его. Роберт Дьявол вел частые войны, граф Жильбер никогда не отказывал родственнику в помощи. Херлуин, отважный и лихой в бою, отличался удивительной везучестью: редко-редко воинам врага удавалось ранить его. Он дрался во всех сражениях, боях и стычках, поражал врагов и друзей ловкостью, чувством боя, чувством крови: своей крови и крови противника. За это его ценили Жильбер и Роберт, за это прощали они ему некоторые вольности в разговорах, в поведении. Но время шло. Все временное уходило в вечность, все вечное оставалось, продолжало отсчитывать время.
Однажды ранним утром 1031 года Роберт Дьявол совершил дерзкий налет на слабоукрепленный городок в Бретани. Жители и воины, застигнутые врасплох, сопротивлялись недолго. У кого были кони, те спаслись от жестокого врага. Коней в городе было мало. Налетчики врывались в богатые дома, жадной рукой хватали все ценное, спешили. Ценного в городе было мало. Нормандцы стали брать в плен детей, девушек. Ошеломленные бретонцы кинулись спасать главное свое богатство, но налетчики пустили в дело огонь, и – еще утренний туман не рассеялся, не очистил овраги и лощины – ускакали по лесным дорогам прочь. В городе пламя трещало, плакали люди, спасали остатки добра от гнева огня.
Поздним вечером отряд Жильбера прибыл в замок графа. Начался пир. Эти пиры Херлуин ненавидел. Смелый в бою, порою жестокий в битве, но честный. То – бой. Звон металла и хруст костей, кровь животных и кровь людей, безумие, радостная дрожь – блаженство силы, блаженство сильных. Херлуин любил сражения. Ему нравилось это блаженство силы. Но пиры он ненавидел. Здесь царила ложь. Здесь наглость и ложь делали слабых сильными, трусов храбрыми. Херлуин пил вино, хватал крепкой рукой мягкие тела девушек, подносивших ему еду, прижимал к себе, ловил их взгляды, ощущал изнутри исходящую радость жизни, забывал о пире, о пирующих, даже о собственной ненависти.
