Царевна Нефрет (Том I) - Масютин Василий Николаевич (читать полную версию книги txt) 📗
Как только писарь исчез в коридоре, подошел Тутмос. Его глаза были круглы, как стеклянные бусины, беззубый рот шамкал. Он был не в силах произнести ни слова.
«И этот туда же…» — подумал Сатми.
Тутмос размахивал руками и отрывистыми фразами выражал свое отчаяние: фараон, чтобы закрепить мир, хочет выдать Нефрет — вдохновенную поэтессу, сравнимую мудростью с самим богом Тотом… — фараон хочет выдать ее замуж за никчемного варвара, который не имеет понятия о стиле, весь оброс щетиной, как кабан, одевается в шкуры и смердит от пота, как последний ремесленник.
Сатми показалось, что Тутмос сошел с ума. Старый писец то превозносил Нефрет, то обрушивался на варвара. Когда? как? почему? — Сатми не мог получить ясного ответа и кипел от ярости, слушая громкие, но совершенно несвоевременные и неуместные нарекания. Он потащил Тутмоса в свою комнату, усадил в кресло, встряхнул за плечи и наконец заставил по порядку рассказать все, что было известно писцу.
В то утро, когда Инени молился в Святая святых, божество объявило верховному жрецу, что Нефрет следует отдать в жены вчерашнему врагу и таким образом обеспечить стране вечный мир. Варвар в сопровождении большой свиты уже прибыл к фараону как почетный гость. Инени настаивал на том, что торжество бракосочетания откладывать нельзя и что после церемонии Нефрет должна незамедлительно уехать с мужем в его края. Но до объявления свадьбы жрец велел держать божественное откровение в секрете.
Облегчив свое сердце рассказом, Тутмос внезапно сообразил, что выдал тайну, о которой узнал только благодаря своему положению в храме. Но Сатми его не предаст, правда?
— А тот, зубастый… может, он узнал что-то худшее? — спрашивал Сатми, пытавшийся хотя бы внешне овладеть собой.
— Он услышал об этом от самой Нефрет… бедной Нефрет…
И горькие слезы снова полились по лицу впечатлительного Тутмоса.
Загадочная неясность происходящего произвела на Сатми впечатление хорошо продуманного заговора. Его вдохновителем, несомненно, был Инени. Борьба? Борьба!
Сатми проводил Тутмоса, пообещав, что не выдаст писца; сам он пойдет сейчас к Инени по совсем мелкому делу, связанному с распорядком в святилище.
Но Инени в тот день не мог принять Сатми: у него сидел Суаамон. Так ответил противный карлик.
— Инени не хочет меня видеть. Хорошо! — и Сатми вышел из храма.
Сатми направился к Тотнахити, золотых дел мастеру. Тотнахити побледнел, увидев жреца. Робкая услужливость сменялась на его лице деланной беззаботностью, пока Сатми молча оглядывал бедную лавку.
Ювелир похитил часть золота, которое получил для изготовления ожерелья. Приход Сатми, ведавшего государственной казной, означал, что кража выплыла наружу. Сатми и в самом деле обнаружил хищение, но сочувствовал небогатому отцу нескольких вечно плакавших детей. До сих пор Сатми молчал. И теперь он пришел к Тотнахити не с требованием золота или денег, а с просьбой об услуге.
Тотнахити был готов на все — он знал, что жрецы не любят шутить, когда речь заходит о защите интересов божества. Ему не хотелось утратить и жизнь, и право на честные похороны.
Ювелир извивался перед жрецом, как червяк. Жрец велел ему колотить молотком по слитку серебра; пусть возьмется за какой-нибудь наплечник и стучит посильнее, а он, Сатми, второй пророк Амона, скажет ему кое-что, чего никто не должен услышать.
Тотнахити, сжимая в клещах серебряную пластину, принялся бить по ней молотком, наклонившись поближе к Сатми.
— Мне нужна лодка и проверенный человек, а также обычная одежда — мужская и женская. Мне понадобится немного еды и серебра, чтобы купить все необходимое. Я знаю, сколько ты украл сейчас и сколько припрятал в прошлый раз. Ты отдашь половину украденных из храма ценностей, а вторая половина останется тебе как награда за молчание. Подготовь все быстро, еще сегодня. Прежде чем взойдет луна, все должно быть на месте.
Тотнахити работал невнимательно, то и дело попадая мимо наковальни и серебряной пластины — глаза его бегали и он словно искал, где бы спрятаться. Его подбородок затрясся, и он сказал хриплым голосом:
— Амон свидетель, как я раскаиваюсь… но так быстро я не успею. Люди жадные, они потребуют больше, чем сможет им дать такой бедный раб, как я… Как я буду кормить детей, когда они станут умирать от голода?
Он весь побледнел и раскрыл рот с трухлявыми зубами, не знавшими иной пищи, кроме сухой лепешки, где было больше песка, чем муки. На лбу от напряжения и испуга выступили капли пота.
Сатми положил руку ему на плечо:
— Ты и сам жаден до золота, Тотнахити. Если ты не поклянешься, что все исполнишь — завтра утром предстанешь перед судом Инени.
Вошла женщина и спросила, готовы ли ее серьги.
Тотнахити обратился к Сатми:
— У входа в храм ты найдешь одного человека. Обратись к нему моего имени — он сделает все, что нужно.
Сатми кивнул и вышел.
Солнце клонилось к закату. Сатми бесцельно блуждал по улицам. Он оказался в бедном квартале и пугал своим появлением несчастных, мучившихся здесь за ничтожный заработок. Нищие просили милостыню, но он ничего не слышал. Глухой к голосам внешнего мира, он прислушивался лишь к голосу собственного сердца. Потянулись улицы с лавками и кабаками. Он машинально переступал через тела пьяниц и отстранял руки, протягивавшие ему кружки с вином и пивом. Воины, бездельники и честные отцы семейств, праздновавшие счастливое возвращение сыновей, пели, хохотали и шутили хриплыми голосами, не забывая время от времени рыдать… Дородный гуляка с венком на шее колотил себя кулаками по животу, подпевая. Опьяневшая женщина совала в рот певцу сладкое печенье. Рядом пьяница валялся на земле и взмахивал руками, считая, что плывет по реке, а другой силился его укусить, воображая себя крокодилом. К Сатми прильнула молодая девушка, погладив его по руке. Он взглянул на нее — какая-то черточка или линия мягких губ напомнила ему Нефрет. Он сжал руками виски и вырвался из объятий; женские руки сразу сомкнулись на шее пьяного воина из царской стражи.
Солнце зашло. Золотой челн исчез, темнота опустилась на землю.
Сатми стоял у садовой калитки. Кто-то за стеной тихо позвал его. Он вошел осторожно, как в комнату больного. Когда-то он приходил сюда в совсем другом настроении. Не заметил, что в небрежно приотворенную калитку кто-то вошел и последовал за ним, держась поодаль. Он шел быстрыми шагами, а сопровождавшая его женщина молча плакала. Провожатая повела Сатми через сад к маленькому домику. Внутри горела затененная лампа. Откуда-то из темного угла выскользнула Нефрет. Сатми не сразу узнал ее в полутьме. В ее глазах он не увидел радости встречи: они были безнадежно грустны. Губы плотно сжаты, как у старшей сестры — царицы.
Нефрет порывисто приблизилась и подняла руки, собираясь обнять Сатми, но руки ее упали и сползли по складкам плаща, будто разглаживая их.
Они молчали. Шелохнулась оконная занавеска — могло почудиться, что за окном кто-то прятался.
— Нефрет! Хочешь ли ты стать моей женой?
Царевна подняла глаза, в которых читалась укоризненная мольба: «Зачем ты напрасно мучаешь меня?…»
— Ты согласна покинуть отчий дом и разделить со мной все тяготы неведомого будущего?
Нефрет внимательно слушала.
— Когда взойдет луна, нас будет ждать лодка. Пойдешь ли ты со мной?
Тихо, как наплакавшийся ребенок, ответила Нефрет:
— Я возьму обычное платье, мою любимую накидку и шкатулочку с зеркалом, которое ты подарил…
— Я уже ухожу, Нефрет. Жди меня у калитки. Я найду человека, который проведет нас к лодке и поможет нести твои вещи.
Нефрет наклонилась к возлюбленному. Сатми поцеловал ее, как сестру. В ту минуту она и впрямь показалась ему сестрой.
Так началась совместная таинственная жизнь, связавшая их навеки.
