Первый великоросс (Роман) - Кутыков Александр Павлович (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Щек тяжело задышал от смеха.
— Если они поселятся рядом, то скорей они будут учиться.
— А почему они, а не мы?
— А тебе нужно учиться по-ихнему?
— На кой ляд? — ответил Малк по-взрослому. Щек, чтобы сбить с него спесь, объявил:
— А Гульна говорит, что печенегов понимать умеет.
— Мама — печенегов?
— Она же берендейка.
— Ну и что? Берендеи, как и мы, живут мирно.
— Берендеи мирные, правильно, — снисходительно согласился очень довольный братней запинкой Щек.
Малк чуть помолчал и тревожно спросил:
— А мама сейчас русская?
— Тише, не ори. Русская.
— Я не ору… Так ведь она берендейка?
— Была берендейкой — стала русской. Как и мы. Получается, все мы теперича русские.
— А раньше кем были? — забыв напрочь, где находится, в голос спросил Малк.
— Молчи. Ну тебя. Не знаю ничего. У Свети спросишь…
К утру конница остановилась. Когда забрезжил рассвет, подтянулась измученная пехота. Печенежские дозорные увидели русичей и, громко крича, разъезжали на расстоянии выстрела из лука. Напасть сразу они не решились, потому как их здесь было маловато для такой дерзости. Помимо того, они, видать, побаивались: не войско ли это Святослава?.. По цепочке кочевники передали весть о подошедших русских и теперь ожидали подкрепления.
Русское ополчение перестроилось, выставив вперед пехоту. Пешие ратоборцы, так и не передохнув ни мгновения после ночного марша, побежали вперед, подгоняемые конницей, скакавшей по обеим сторонам их отрядов. Воевода отдавал приказы старшинам дружин, те руководили атакой, громко крича и ругаясь. Конные, внимая порыву командиров и хорохорясь, звякали колонтарями, гиканьем ершили своих неопытных, от сохи, комоней. Пешие, не успевая перевести дух, заняты были лишь одной мыслью: дали б боги еще малость силушки— добежать до городских ворот. Как дети, исполняли они каждый наказ опытных начальников.
Рыжий Хорсушка громко советовал комонным, чтоб не жались друг к другу и не убегали от братков из пехоты. Остен кричал, чтоб рука, где пешие, держала копье, а где поганцы — щит, и чтобы свои головы поближе клонили к лошадиным. Мол, лезть станем, а не биться… Неопытные слушались беспрекословно.
— Щитом треба укрывать обе головы — и свою, и лошадки! В любую попадет стрела — считай себя за чуром! — голосил прожженный во многих баталиях Остен.
— Он откуда знает? Иль воевал где?
— Воевал. В малой дружине ажно был. Ну-ко, Малкуня, пересядем. Как помчим, прижимайся и голову свою убирай!..
Широкий Щек сел вперед, чтобы в прорыве заслонить собой мальца, и передал ему кожаный кушак. — Давай свяжемся, дабы не развалиться! Крепко держи щит! Нам лишь до ворот…
— А биться будем?
— Дурень ты, аль как? В город уйдем — там будем биться! Смотри, сколь поганых собирается!..
Все разговоры русичей шли, пока масса ополченцев не соприкоснулась с неприятельской стенкой. «Дайте, боги, нам хода до ворот киевских!..» — Пешие врубились в разброд печенежских всадников. Те рассыпались и, держа дистанцию, поливали их сверху стрелами. Кое-кто упал от смертельных уколов, но плотный строй продолжал двигаться, обретая ярость. Русская конница понеслась на врага с диким ревом и улюлюканьем.
Кочевники помчались прочь, но, крутнувшись, возвращались, выпускали десяток стрел и снова разлетались.
Пешие вои уже почти неслись, просто-напросто растолкав первых и не встречая боле никого на своем пути. Достигнув пригорка, они увидели белые стены Киева над туманом. Дорога к мосткам у ворот была пустынна. Но с юга темной тучей текла бесчисленная лавина печенежских всадников. Главный воевода, выдвинувшись вперед, прохрипел:
— Пехота, псы снулые! Бегом, бегом! Бесы, браты, вали! Бегом!.. Комонные, все вправо и наперед! Заслонить, пока пехота уйдет!..
Конница, что была с левой руки пешей колонны, помчалась навстречу печенегам, но получилось — наперерез бежавшей к воротам своей пехоте. Ратоборцы остановились, чтобы не попасть под копыта лошадей, бежавшие сзади уперлись в спины авангарда. Строй порушился, время потеряно.
— Чего встали?! Быстрей, не то сгинем!..
Печенеги текли, громко крича и готовя для бросков дротики. Пехотинцы гуртились плотным бестолковым комом, в коем ни руки не поднять, ни обозреть, что и где. Одни побежали влево — на освобожденное конницей место, забыв о сулицах и копьях.
— Строиться ровно!.. В ряд стройся, цыплячий полк!.. Эх, бисова овчарня!..
Положение спасла конница. Она бесстрашно ударила черную тучу в лоб, бороня себя щитами и метая сулицы в неприятеля наугад. В полуверсте от спасительных ворот завязалась кровавая стычка.
Киевляне со стен наблюдали за побоищем. Им было видно, как печенеги заходили в тыл пешей колонне, избегая столкновения с русской конницей. Степняки, вооруженные луками и дротиками, ловко истребляли оказавшихся в хвосте ополченцев. Конники, пытавшиеся помочь пешим, обтекали бежавших братков своей массой. Летевшие в печенегов дротики сделали свое дело. Движение печенежского воинства погасила лихая стена русских комонных. С обеих сторон падали безжизненные тела.
Остен метнул сулицу и попал маленькой кочевой лошадке в бок. Коняшка с продырявленным брюхом понесла своего всадника в гущу русской колонны, где он немедленно был истыкан копьями. Щек с Малком старались не слететь с лошади и совсем не участвовали в битве, укрываясь спинами бьющихся соплеменников.
— Щит держи, держись крепче — не болтайся!
— Щек, будь добр, не отставай, вон ворота открыли! Быстрей!..
Из ворот вылетел небольшой верховой отряд защитников с огромными — с полконя! — луками и устремился на помощь своим. Без промедления, на скаку, вои принялись поливать стрелами неприятеля, пытавшегося отсечь от ворот прорывавшуюся подмогу. Туча смертоносных стрел, выпущенных из турьих луков, косила десятками скучившихся и закрывавшихся руками печенегов. Назад, в толпу, им хода не было, и степняки, покрутившись, вонзились напропалую обезумевшей гурьбой в строй русских, конных и пеших, рассекли их надвое — на первых и последних. Смешалось все.
Гнедая с Щеком и Малком продиралась вперед, толкая своей землепашной грудью своих и чужих. Последние из пеших, обреченные на смерть, с неистовым ором бросились на печенежских коней. Тыкая копьями, рубя печенежским коням ноги мечами и секирами, стаскивали визжавших поганцев. Печенеги перегруппировались за спинами бьющихся собратьев, оголили степные клинки, русские мечи и бросились на огромных руссов, впятеро уступавших им числом.
Первые из пехоты, валясь с ног, заползали в открытые ворота. Печенегов рядом уже не было. Здесь от них надежно оборонял вышедший отряд прикрытия и ливень стрел и камней, низвергаемых киевлянами со стен. Жители города подхватывали измученных мужичков под руки и провожали к бочкам с колодезной водой. Кмети, напившись и облившись, спохватывались и устремлялись назад к воротам. Очухавшись, горели желанием помочь своим, увязшим в рубке.
А перед близкими стенами стольного града, обливаясь кровью, умирали в неравной битве дядьки, парни, мальчики… Печенеги, оттерев последних в поле, клинками секли им головы, в ответ получая стрелы прямо в хари. Хвост пешего войска растаял, прихватив на тот свет немало степняков. Конница, с превеликим трудом выпутавшаяся из сечи, боком пятилась за спины киевского прикрытия, принимая на себя удары клинков и уколы роковых стрел.
Многоопытные киевские лучники стояли неприступно, перезаряжали костяные луки и отправляли визжащие спицы в тела не рассчитавших безопасного расстояния кочевников. Киевские кони, опустив гривастые головы, тоже не отступали ни на пядь, ни на перст. Под их защиту и утекало избитое ополчение. Конные и отставшие пешие укрывались щитами от града стрел и дротиков.
Окровавленная троица — гнедая, Щек и Малк — наконец достигла мостков. Лошадка на спотыкающихся ногах несла охающих и стонущих воителей. Киевлянки подбежали к ним и, обливаясь слезами, стали хватать Щека за ноги, не давая ему, очумевшему от потрясения, слезть.
