Лашарела - Абашидзе Григол Григорьевич (читать книги онлайн бесплатно регистрация TXT) 📗
Мальчишка снова выглянул из-за деревьев и нерешительно направился к Лухуми. Тот, подняв с земли копье, шагнул ему навстречу. Паренек подошел поближе, с опаской оглядываясь по сторонам.
— Ты ведь дядя Лухуми? — шепотом спросил он.
— Да, Лухуми. А чего тебе?
— Я из Велисцихе, Карума Наскидашвили. — Мальчик улыбнулся сквозь слезы.
— Вон какой стал большой! Я и не узнал тебя! — похлопал его по плечу Лухуми. — Что же ты здесь делаешь?
— Помоги мне, дядя Лухуми! Одна надежда на тебя…
— А что с тобой стряслось?
— Вот этот жеребец… он мой, дядя Лухуми… — глотая слезы, проговорил Карума, указывая на коня Комнина.
— Что ты плетешь? Да знаешь ли ты, чей это конь?! — рассердился Мигриаули и опасливо огляделся. — Этого коня наш царь подарил кесарю…
— Мой это жеребец, честное слово! Я пять лет батраком работал у купца в Хорнабуджи. Все деньги, что заработал, отдал за него, он еще совсем маленький был тогда. Я его купал, как ребенка, кормил, насилу вырастил — и вот…
— Свихнулся ты, что ли, малый! — все больше сердился Лухуми.
— Нет, дядя Лухуми! Я правду тебе говорю. Две недели назад он у меня пропал. День и ночь ищу с тех пор, оборвался весь, изголодался. Дней десять тому, как сказали мне, что видели его в Алвани. Я и туда подался, да попусту. Он вот где оказался! Выходит, моего жеребца кахетинский эристави царю подарил.
— Замолчи! — Лухуми прикрыл своей широкой ладонью рот Каруме.
— Помоги мне, дядя Лухуми, рабом твоим стану…
— Как же я могу помочь тебе… — с сочувствием произнес Мигриаули.
— О, ты можешь! Ты все можешь! — воскликнул ободренный Карума и бросился в ноги царскому телохранителю. — Допусти меня до царя, я все ему расскажу, упрошу его… Он сжалится надо мной… — не унимался Карума.
— К царю тебя допустить не могу. — Лухуми старался высвободить ноги из цепких рук Карумы. — Надо что-нибудь другое придумать… Вставай, вставай же!
Карума поднялся и с надеждой взглянул на своего земляка.
— Вот что… Ты здесь больше не показывайся, ступай назад и дожидайся меня завтра на Алазани. Я постараюсь что-нибудь сделать, — нерешительно закончил Лухуми.
Карума собрался было уходить, но остановился и, переминаясь с ноги на ногу, спросил с тревогой:
— А коня мне отдадут? Отберут его у греческого царя?
Лухуми не знал, что ответить. В самом деле, как вернуть коня? Лаша скорее полцарства отдаст, чем возьмет обратно подарок.
— Знаешь… Может, так сделаем: ты вроде и не видел меня, я вскочу на моего каракового и был таков! — зашептал Карума.
— Выбрось это из головы!
— Почему, дядя Лухуми?
— Да убьют тебя на месте, вот и все! Вместе с конем твоим!
— Пускай убивают! — горячился Карума. — У всех людей есть на свете кто-нибудь, у меня одного никого нет, кроме этого коня. Без него мне не жить…
— Нет, это не дело! Ты ступай, а я что-нибудь придумаю… — в растерянности бормотал Лухуми, не очень представляя себе, как он может помочь Каруме.
Еще раз поглядел Карума на своего коня, беспечно похрустывающего овсом, и ласково окликнул его.
Конь насторожился, прислушался к знакомому зову, повел глазами и громко заржал.
— Ступай, говорю тебе, с глаз долой! — прикрикнул обеспокоенный Лухуми, с трудом сдвинув упрямца с места.
— Уйду, бегом побегу отсюда, только помоги мне! — С этими словами Карума Наскидашвили исчез в чаще.
Взволнованный Лухуми принялся вышагивать перед царским шатром. Чем помочь бедняге? У парня — ни кола ни двора. Сироту вырастили односельчане. Кетеван не раз зазывала его к себе: то накормит, то одежонку какую сунет. У самих ничего не было, так она одевала его кое-как, в обноски с него, с Лухуми. Мальчик рос шустрый, сметливый, старательный. В деревне его любили. Кому воды натаскает, кому скотину пасти возьмется. И никто не жалел для него куска хлеба.
Когда Карума подрос, нанялся к приезжему купцу в батраки и уехал.
Пять лет проработал он в Хорнабуджи, и вот, пожалуйте, все заработанные деньги ухлопал на этого коня. Кто надоумил на это бездомного сироту? Купить коня, да еще такого, на которого все заглядываются. Разве убережешь жеребца, достойного царской конюшни! Но, с другой стороны, Карума ведь тоже человек. Он так же, как другие, может привязаться и полюбить. И разве царь и его закон не должны одинаково охранять всех от несправедливости и произвола?
Размышляя таким образом, Лухуми заглянул в шатер. Цари сидели за шахматной доской. Как далеки были они от забот Карумы, от тягостных мыслей Лухуми!
Лаша сделал хитрый ход. Комнин задумался. Георгий считал попытку гостя спасти своего короля безнадежной и привольно развалился на подушках, не интересуясь более игрой. Взгляд его упал на Мигриаули, расхаживающего у входа. Он подмигнул своему телохранителю, указывая на задумавшегося Комнина, и, радуясь победе, по-детски простодушно улыбнулся ему.
Улыбка царя, как это всегда бывало, развеяла мрачные думы Лухуми.
«Не знает он, ничего не знает о том, какая несправедливость творится вокруг него. Если сказать ему про недостойный поступок кахетинского эристави, он накажет его по заслугам и вернет коня обездоленному сироте. Ведь наказал же он настоятеля монастыря и заступился за вдову и сирот. Обязательно расскажу, в какую беду попал Карума Наскидашвиди. Выберу только время — и пусть тогда своевольный эристави держит ответ за то, что грабит крестьян», — думал Лухуми и, уверившись в благополучном исходе дела, совсем успокоился.
В это время раздались звуки охотничьего рога и лай собак. Из чащи выскочил преследуемый гоном кабан и закружился у шатра. Лаша и Алексей Комнин, схватив копья, вскочили на коней.
Первым метнул копье Комнин, но промахнулся.
Кабан подпрыгнул на месте, затем стремительно кинулся на коня трапезундского кесаря и полоснул его клыком. Конь свалился на землю, увлекая за собой седока. Пока Комнин пытался высвободиться из-под раненного насмерть жеребца, кабан разбежался и снова кинулся на своего врага. И конец бы пришел Комнину, если бы не копье Мигриаули. Оно вонзилось глубоко в бок кабану. Тот повалился на сторону. Вторым ударом Лухуми добил зверя.
Все бросились к кесарю.
Осторожно высвободив его из стремени, подняли и внесли в шатер. Правый бок и нога у него оказались изрядно помятыми, и при малейшем движении он чувствовал резкую боль.
Лухуми остался один возле издыхающего коня. В ушах у него звучали слова горемычного Карумы: «У всех людей есть на свете кто-нибудь, у меня же никого нет, кроме этого коня…»
Печально окончился этот день.
Комнин лежал в шатре, окруженный лекарями. Лаша не отходил от него.
Когда боль немного утихла, кесарь попросил привести к нему царского телохранителя.
— Чем отблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь? — торжественно обратился он к входящему Лухуми. — Из великого рода Комнинов после смерти моего брата Давида остался только я один, — продолжал он взволнованно. Византия ждет, когда я верну ей былое величие и блеск. Я не могу умереть, пока не буду венчан на престол в городе святого Константина. Грешно мне было бы умереть так глупо. — Комнин немного помолчал, привстал, опершись на локоть, и заговорил еще более напыщенно: — Провидению было угодно, чтобы я остался жить и ты стал его орудием, спас от гибели надежду ромеев, последнего отпрыска прославленного рода Комнинов. Когда я взойду на престол, велю поставить тебе памятник на главной площади. А пока проси у меня, чего захочешь!
Лухуми стоял не шевелясь и молчал. Еще совсем недавно у него могла быть просьба к кесарю Трапезунда — вернуть каракового жеребца крестьянскому парню Каруме Наскидашвили. Но теперь жеребец был мертв. О чем же просить кесаря? Ничего путного не приходило в голову Лухуми, и он стоял по-прежнему молча, нахмурив густые брови.
— Ну, говори же, Мигриаули, чем пожаловать тебя? — повторил вопрос Комнин.
— По милости нашего царя, у меня есть все. Мне не о чем просить, государь! — произнес наконец Лухуми.
