Александр Невский - Васильев Борис Львович (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
Впрочем, эту спасительную мысль он выдумал сам для себя, но тут же вцепился в неё как клещ. На самом-то деле все было куда проще: он бежал от собственного незаконного, так счастливо и так не вовремя свалившегося на него сына. Он хотел расстаться с ним, отправив его в Новгород, но сил таких в его душе не нашлось. А расстаться следовало, и он сам для себя придумал предлог, чтобы сбежать.
Такой стремительности литовцы, убеждённые в бессилии Владимирского княжества, не ожидали. Ярослав легко уговорил смолян в необходимости совместных действий и столь же легко отбросил литовцев смоленскими же полками, поскольку всячески берег свои: помогло то, что полоцкий князь Брячи-слав вовремя предложил свою помощь исходя из каких— то личных побуждений. И сейчас на дружеской пирушке следовало выяснить, что у него на уме и почему вдруг он избрал союзником столь далёкого от него владимирского князя.
— Господь благоволит истинным ревнителям веры православной. — Брячислав заливался соловьём, хотя выпито было немного. — Из племени твоего, великий князь, взял Он в чертоги свои лишь брата твоего князя Юрия, упокой, Господи, его душу, да сына Федора…
— Да, — не выдержав, вздохнул Ярослав. — И ме-ды, на свадьбу наваренные, ушли на помин души.
— Александр — сила твоя, Александр, великий князь! — засиял, залучился улыбками Брячислав. — Видел я его на Фёдоровых поминках: могучий муж растёт. И ростом выше всех, и голосом мощнее, и красотой мужеской, и силой богатырской…
Говорил он что-то ещё, но Ярослав уже не вслушивался. Улыбался в бороду, вовремя поддакивал, а сам думал: «Значит, Александр: на нем лиса застряла. За княжество боишься, радушный хозяин? Это понятно: Литва да немецкий орден на границах. Но что-то тут уж очень просто для такого льстеца…»
— Хоть и христиане мы, князь Ярослав, а древние обычаи грех забывать, — продолжал тем временем Брячислав. — Ты впервые великую честь мне оказал, дом мой посетив. А по дедовским заветам третью чашу почётному гостю хозяйка поднести должна, да только хворает она сильно. Дозволь дочери моей завет сей исполнить.
— Ты хозяин в доме своём, князь Брячислав.
Брячислав с достоинством кивнул головой и хлопнул в ладоши. Тотчас же распахнулась входная дверь, и пунцовая от волнения девочка лет четырнадцати торжественно вплыла в малую трапезную. Роста она была невеликого, но столь хороша и свежа, столь непосредственна и по-домашнему уютна, что сердце опытного женолюба невольно обволокло нежностью.
— Неоценимы сокровища дома твоего, князь Брячислав. — Ярослав, улыбаясь, любовался девочкой. — Как же зовут голубоглазую жемчужину сию?
Хозяин с ответом не торопился, давая гостю время вдосталь налюбоваться. Девочка смущалась, краснела, но руки её, державшие поднос с кубком, до краёв наполненным вином, ни разу не дрогнули.
— Пожалуй высокого гостя почётом дома моего, Александра.
Дочь шагнула к Ярославу, низко склонилась перед ним и протянула поднос, на который не пролилось ни капли из переполненного кубка. Ярослав подошёл, поднял кубок:
— Пошли, Господь, счастье дому сему!
Выпил вино до дна, поставил пустой кубок на поднос и трижды поцеловал заалевшую девочку в пухлые губы. Александра ещё раз низко поклонилась и вышла, как вошла, — плавно, торжественно и бесшумно.
— Хороша твоя Александра! — с чувством сказал Ярослав. — Видит Бог, хороша!
— И разумна, и дом в руках держать умеет, когда я в отъезде, — как бы между прочим, улыбаясь, дополнил Брячислав. — Грамоте добро обучена, знает литовский, польский и немецкий. А внуки какие будут, князь Ярослав!
— Да-а, — протянул гость, все ещё пребывая в очаровании.
— Пресвятая Богородица при крещении имена назначает, — продолжал хозяин. — У тебя — Александр, у меня — Александра.
— Не просватал ещё?
— Многие сватались, да не те многие. Не их поля ягодка, мною взращённая и мною выпестованная.
Красный товар — красному купцу. — Брячислав наполнил кубки. — Коли сойдёмся да свадебку сыграем — через год внука нянчить будешь
— Добро бы она ему кубок поднесла.
— На свадьбе поднесёт.
— Своенравен он.
— От такой и своенравные не отказываются.
Долго длился этот разговор, и в конце концов Ярослав не устоял. Ни по разуму, ни по сердцу, хотя по сердцу, пожалуй, больше, чем по разуму: окружённое хищными врагами и уже порядком обессиленное Полоцкое княжество было для его сына скорее утратой, чем приобретением. Но уж больно хороша была дочь Брячислава, а вино его — крепко и обильно
От такого собственного решения князь Ярослав впал в смятение, но смятение волнующе-радостное, а потому и пир их продолжался трое суток с небольшими перерывами на сон. То ли хозяин пил более осмотрительно, то ли Ярослав в смятении своём волнующем приглушил привычную осторожность, а только в конце концов вышли они на весьма тонкую беседу, начало которой Ярослав начисто забыл.
— Не захворала жена моя, князь Ярослав. Украли её у меня, силой увезли, пока я тевтонов от границ отбивал.
— Кто?
— Слава Богу, дочку дворня спрятала…
— Кто посмел, спрашиваю?
— Слыхал я, он сейчас в Киев ушёл. Может, в Каменце жена моя горючими слезами обливается?
— Да кто обидчик твой, князь Брячислав?
— Да князь Михаил Черниговский.
Неизвестно, что повлияло на князя Ярослава больше: то ли грядущее родство с князем Полоцким, то ли причинённое тому тяжкое оскорбление, то ли хмельной угар, то ли вдруг пробудившиеся в нем воспоминания о собственной бестолковой молодости, то ли все вместе взятое. А только сорвался он с места и с малой дружиной ринулся вдруг в неблизкое Черниговское княжество. И дошёл-таки, на одном упрямстве дошёл, даже протрезвев по дороге. Дошёл, чудом каким-то избегнув встреч с многочисленными татарскими отрядами, разъездами и дозорами, расколошматил незначительную самооборону Каменца, захватил жену удравшего в Венгрию Михаила Черниговского, бояр её и множество полона и потащил все это зачем-то в Полоцк. И на обратном пути опять умудрился нигде не столкнуться с татарами, которые подтягивались к Киеву.
Действовал великий князь Владимирский то ли в состоянии молодецкого азарта, более всего уповавшего на издревле знаменитый русский «авось», то ли в лёгком умопомрачении, поскольку не смог бы объяснить, ради чего он это делает, даже на Страшном Суде. А было это всего лишь обычным, хотя и несколько запоздалым проявлением дикой удельной княжеской воли — «что хочу, то и ворочу». Точнее, её рецидивом, если вспомнить его вполне искреннюю боль, маету и смятение по возвращении в разорённый Владимир.
