Борьба испанцев с маврами и завоевание Гренады - Тур Евгения (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Амета эль-Сегри встретили в Малаге воплями скорби и отчаяния. Его лучшие бойцы, лучшие военачальники и цвет его воинов были уничтожены; он молча проехал через город и с остатками верных гомеров удалился в крепость Гибральфаро.
Малага выслала послов к Фердинанду. Он принял их сурово и гневно.
— Воротитесь в город, — сказал он им. — День милосердия миновал. Вы упорствовали в борьбе до тех пор, пока я принудил вас силой моего оружия сдаться; теперь я прикажу казнить тех, которые заслужили смерть, и уведу в неволю тех, которые заслужили рабство.
Этот жестокий и нечестивый ответ поверг жителей Малаги в ужас; он был тем более нечестив, что Мавры защищали свое отечество, и тем более жесток, что даже в пылу битвы они никогда не выказывали свирепости, напротив того, отличались великодушием. Даже в последнем сражении Авраам Санет, прорвавшись в испанский лагерь, вбежал в палатку, где застиг врасплох двух испанских юношей, едва проснувшихся и дрожавших от внезапного нападения. Сердце Мавра дрогнуло жалостию. Он прикоснулся к ним мечом своим и воскликнул:
— Спасайтесь, неверные! Бегите к матерям своим!
Дервиш выговаривал Аврааму Санету и укорял его за слабость.
— Да, я не убил их потому, что у них еще и ус не пробился, — отвечал Мавр спокойно. — Я не убиваю детей.
И таких примеров милосердия и великодушия со стороны Мавров нашлось бы немало.
Услышав ответ Фердинанда, Али-Дордус решился сам отправиться к королю и был уверен, что он его примет.
Но король надменно отвечал, что никого видеть не хочет, что он взял город и поступит с ним по своему усмотрению. Многие испанские рыцари, ожесточившиеся во время обороны Малаги и потерявшие своих родных и друзей, настаивали на том, чтобы предать всех жителей смерти, а город — грабежу. Но королева Изабелла восстала против такой жестокости. Али-Дордус прислал королю и королеве богатые подарки и наконец, после многих просьб и молений, выговорил сорока семействам и себе самому право остаться в Малаге магометанским вассалом, сохранив свое состояние неприкосновенным. Остальные жители вверили себя вполне милосердию короля.
Дон Кардена, вооруженный с головы до ног, во главе своих вассалов, капитанов и всадников, с распущенным знаменем креста и св. Иакова вошел в Малагу и водрузил знамена эти на главной башне Алькасабле. Когда король, королева, инфанта и принцессы увидели эти развевающиеся на башне Малаги знамена, они опустились на колени, а епископ и духовенство отслужили благодарственный молебен.
Лишь только Испанцы вошли в город, как голодные жители неотступно просили позволения купить хлеба и кинулись, как исступленные, в испанский лагерь. Предсказание дервиша исполнилось; жители Малаги поедали заготовленный в испанском стане хлеб, только униженные и побежденные поедали они его.
Амет эль-Сегри со своего неприступного утеса видел, как Испанцы вошли в город, видел ненавистные испанские знамена, развевающиеся на башне города.
— Жители Малаги, — сказал он своему отряду, — поручили себя торгашу Али-Дордусу — и торгаш продал их. Не потерпим, чтобы и с нами поступили так же. Стены наши крепки; умрем под ними или сойдем вниз, прорвемся сквозь ряды врагов, пока они еще не устроились в городе.
Но отряд гомеров, отличавшийся свирепою храбростию, потерял свою мощь в страданиях голода. Голод пожрал и силу тела, и силу духа. Гомеры заявили, что хотят сдачи крепости.
— Али-Дордус, — сказал Амет эль-Сегри, — продал город, как торгаш; я сдам крепость, как солдат.
И он выслал Фердинанду герольда с предложением сдачи на почетных условиях. Фердинанд отвечал, что не принимает никаких условий и поступит с крепостию и ее гарнизоном по своему усмотрению.
Два дня Амет эль-Сегри, борясь со своим войском, не сдавался, но наконец был принужден к этому. Когда остатки этого гордого африканского войска сошли с высокого утеса, вид обезображенных всякими лишениями, трудом и бессонницей солдат внушал жалость. Исхудалые, бледные, бессильные, истощенные, они едва могли двигаться.
— По какой причине, — спросили испанские военачальники у Амета эль-Сегри, — ты так упорно защищался до последней крайности?
— Когда я принял начальство, — гордо отвечал Амет эль-Сегри, — я обещался защищать мою веру, мой город и моего короля до тех пор, пока буду убит или взят в плен. Я бы и теперь не сдался и умер бы, сражаясь, если бы мог удержать солдат своих. Да, я умер бы, сражаясь, я не сдался бы позорно в ваши руки униженный, безоружный!
Фердинанд не устыдился отягчить этого воина, честно исполнившего долг свой, цепями и заключить его в тюрьму, но помиловал Авраама Санета за то, что он пощадил двух испанских юношей; этому поступку удивлялись все рыцари.
— Такое великодушие, — говорили они, превознося Мавра, — достойно христианского рыцаря, кастильского гидальго!
Весь гарнизон Гибральфаро был отдан в рабство.
Пленные христиане, заключенные в темницах Малаги, были освобождены и приняты королем и королевой с торжеством и пышностию. Их тотчас накормили, одели, наделили деньгами и отправили на родину.
Главную мечеть освятили и превратили в христианскую церковь.
Жители Малаги, чтобы избегнуть рабства, предложили за себя выкуп.
— Если мы откажем им, — сказал Фердинанду собранный им по этому случаю совет, — Мавры побросают в колодцы, зароют в землю свои сокровища, и мы потеряем их; если же мы назначим выкуп, мы приобретем несметные богатства.
Фердинанд нашел совет этот разумным и назначил 30 золотых дублонов с головы, считая больших и малых, женщин и детей, и ставя условием, что все те, которые не заплатят в течение восьми месяцев назначенной суммы, будут отданы в рабство. Несчастные жители Малаги должны были принять эти тяжкие условия. Тогда Испанцы сделали поголовную перепись всем жителям и употребляли великое коварство, чтобы завладеть всеми их богатствами. Имущество каждого было опечатано и каждому приказано выйти из дома и исправить проломы в стенах, которыми были огорожены широкие пустыри Алькасабле. Жителей, выходивших из домов, строго обыскивали и не позволяли им воротиться домой, а заключали в этих самых пустырях, как рабов. Таким образом все деньги, ожерелья, браслеты, жемчуг, драгоценные камни перешли целиком победителям.
Печальное и возмущающее душу всякого человека зрелище представляли улицы и площади несчастной Малаги. По ним шли длинною вереницей старики, женщины и дети, многие весьма знатного происхождения, шли в слезах, обобранные, ударяя себя в грудь, воздевали руки к небу, оглашая воздух рыданиями и стонами.
— О, Малага! — восклицали женщины с отчаянием, прерывая слова свои рыданиями, — где твое могущество, где твои башни, замки и сады? К чему послужили твои крепкие стены? Гляди, как детей твоих уводят в неволю, как идут они умирать на чужбине, вдали от крова, где протекло их счастливое детство и веселая, беззаботная юность! Они оставляют навеки твои прелестные места, о Малага! Что станется с изнеженными, столь любимыми нашими красавицами, что станется с матерями их, что со старцами-дедами? Кто будет почитать их седые волосы?! Влачить им жизнь свою в рабстве! Гляди, о Малага! Гляди на эти семьи, столь счастливые когда-то, гляди, как их расторгают навеки! Сыны разлучены с родителями, мужья с женами и дети-малютки с матерями! Каждый пойдет одиноко, в чужую сторону, и над скорбью их издеваться будет чужеземец. О Малага! О родина наша! Кто без потоков слез может видеть твое запустение!
Точно также поступили Испанцы с городами и крепостями, находившимися близ Малаги. Как стадо отправили они в Севилью и ее деревни всех пленных. Христиане должны были кормить их, пока они не заплатят положенного выкупа. Многие умоляли отпустить их в Гренаду собирать деньги на выкуп; но обедневшая Гренада, предвидя беспощадную борьбу, не могла помочь им. Восьмимесячный срок истек, и все жители Малаги, в числе пятнадцати тысяч, были объявлены рабами, также как и жители близлежавших городов, взятых Испанцами.
