На берегах Альбунея - Шаховская Людмила Дмитриевна (книги читать бесплатно без регистрации txt) 📗

В Европе господствовал суровый климат так называемого «ледникового периода». В Италии тоже было холодно, – не теплее нынешней Швеции, – потому что (как полагают некоторые) полюс вращения Земли находился тогда гораздо ближе к этим широтам.

Холод, естественно, погнал бродячие племена к Югу, где они нашли более приветливую, хоть тоже холодную, страну для поселения.

Смутные предания об этих стихийных условиях жизни аборигенов явились римлянам в виде ужасной эпохи людоедов, конец которой положил добрый царь Сатурн, давший Италии счастливый «Золотой Век», длившийся очень много времени.

Геологи полагают, что этот Сатурн был – мощное солнце, осветившее и согревшее Италию, давшее ей климат нынешней Африки, когда полюс вращения земли отклонился, заморозив кипарисы, росшие в Гренландии, и мамонтов Сибири.

В этом «Золотом Веке» на Аппенинском полуострове Италии жили пещерные медведи, обезьяны, львы, огромные кабаны, особой породы олени, даже морские змеи и крокодилы выходили на ее берега обсушиваться при жарком солнце.

От этих чудовищ стремительно убегали и прятались в пещеры или кое-как смастеренные лачужки боязливые, нагие дикари, ютившиеся кучками, каждая семья отдельно, вразброс по раздольной шири никем больше не заселенного полуострова.

«Золотой Век» Сатурна прошел; экваториальный климат в Италии постепенно снова стал умеренным, а затем охладился до того, что этот полуостров сделался страною более холодною чем она теперь.

По мере того, как охлаждался климат, там вымерли львы, крокодилы и др. существа, способные обитать только в жаркой зоне.

Суровость природы развила в пастушеских и рыбацких племенах дикарей-япигов склонность к практическому взгляду на жизнь, стремление соблюдать материальные выгоды, не давая никакого значения идеальным добродетелям.

Жизнь отдельного члена семьи или орды соединенных родов не ставилась ни во что, если его гибель, как жертвы, могла дать предполагаемую пользу остальным ближним, – поэтому человеческие жертвоприношения были неизбежным актом при начале и окончании всякого важного события в делах япигов.

Добродушные относительно своих, эти дикари были не гостеприимны к чужеземцам, подозрительны и не любопытны, не падки до новизны, считая, напротив, первейшим правилом соблюдение заветов старины, в чем япиги явились прямою противоположностью мечтательным, изящным грекам, кровожадным сирийцам и мн. др. народам древности.

Их представления фантазии и житейские обычаи были очень суровы, мрачны, но в то же время и просты, однообразны.

Япиги долго были людоедами, подобными знаменитому Циклопу «Одиссеи», которого можно считать за представителя фантастических преданий греков именно об этих первобытных насельниках Италии, живших там во времена троянской войны, около 1500 г. до Р. X.

Одичавший, дошедший до людоедства и житья без одежды, народ япигов мало-помалу начал снова возвращаться к утраченному свету цивилизации.

Они научились делать посуду, варить пищу, прясть, ткать, валять шерсть, сеять лен и зерна хлебных растений, из которых толкли муку каменными пестами, варили из нее кисель и пекли лепешки, еще далекие своими качествами от настоящего хлеба. Они сеяли горох, бобы и др. овощи, но еще не ковали металлов, хоть и имели их в своем племени, занесенными случайно извне.

В домашнем обиходе япиги употребляли каменные пилы из кремня, такие же топоры, ножи и копья, а швейные иглы делали из рыбьих костей.

Они с неумолимой жестокостью уничтожали контингент лишних членов семьи, хоть уж и не ели больше человечины, – обязательно убивали всех стариков, старух, некрасивых вдов, уродливых детей, неизлечимо больных и изувеченных на войне или охоте.

Практический материализм япигов допускал существование только нужных особ, не доставляющих собою отягощения ближним, и это, привитое воспитанием из поколения в поколение, правило внедрилось в понятия дикарей до такой степени, что обрекаемые смерти не только не противились обычаю, как неизбежному, но сами готовились к фатальному завершению жизни насильственным способом, как к желанному благу, стараясь лишь о том, чтоб не осрамить себя трусостью перед свидетелями их кончины, подать своим поведением пример последующим и перещеголять виденных предшественников.

Кроме таких, обреченных на смерть субъектов, как отживших свой век, ненужных, обременяющих племя, япиги убивали и всех провинившихся, – убивали за малейшую грубость, за непочтительность к старшим, за небрежность в исполнении обязанностей.

Они строго соблюдали одинаково как женское, так и мужское целомудрие, брали себе лишь по одной жене, и их брак был нерасторжим, но муж имел право убить свою жену во всякое время без вины, если она стала ему неугодною, чтоб жениться на другой.

Невинных людей убивали в жертву богам за благо племени очень нередко, хоть тогда еще и не было правильного культа, не было и никакого определенного понятия о богах.

Настало время, когда у япигов сложились преданья, будто, покинув поселок своей родной семьи Лаврентум, чтобы не отягощать его многолюдством, один из старшин Эней (что значит «медный» – aeneus) [1] со своими ближними перешел в другую местность – на плодородную почву, удобренную текшею тут в незапамятные времена лавой, и основал на высоком холме новый поселок Лавиний.

Его сыновья, которых предание называло обоих Асканиями (может быть, раздвоив личность одного человека), разделились наследством таким образом, что один остался владеть Лавинием, а другой удалился на Восток к озеру и основал там Альба-Лонгу.

Таковы предания, признаваемые учеными нашего времени за чистые, свободные от наслоения позднейших примесей фантастических легенд об Энее-троянце и его жене Лавинии.

ГЛАВА II

Построение нового дома

Один из потомков Энея, живший в Лавинии, вследствие размножения семьи, решил отделиться от своего брата, предоставив ему доживать век в родительском доме.

Это намерение сурового япига вызвало удивление и разнообразные толки его ближних по той причине, что противоречило заветам старины: решивший переселиться на новое место был старшим из братьев; уступка прародительского дома в линию потомков младшего брата, совершалась не по обычаю; многие видели в этом уклонение от правил жизни уважаемого человека.

– Этому старику давно в землю сойти пора, а он себе новый дом строить затеял!.. – говорили соседи с усмешкой.

Но старик был уважаем всем поселком до такой степени, что никто не осмелился говорить ему самому что-нибудь о его необычной затее.

Старик после нескольких передумываний, но ни с кем не советуясь, собственным соображением выбрал место для переселения своей семьи и стал строить новый дом довольно далеко от Лавиния, в лесистой и холмистой местности, на берегу р. Альбунея (впоследствии названной Тибром).

Этот человек был веселого, доброго нрава, строго исполнявший все предписания несложного культа стихийной религии япигов и обычаи житейского обихода, но при этом сильно любивший своих сыновей, внучат, брата и всю родню, которая у него была очень многочисленна.

Он был уже стар возрастом, поэтому и говорили, что ему «пора в землю», но никто еще не осмеливался напомнить ему неизбежный подвиг, потому что уважаемый дикарь ничуть не одряхлел ни телом, ни духом, являясь взорам ближних, как сильный крепыш-здоровяк, среднего роста, широкоплечий, с крупною, круглою головой, покрытой густыми, курчавыми, седыми волосами, с едва приметными зачатками лысины над выпуклым лбом почти без морщин, носившим отпечаток самородного ума, с выразительными, веселыми, черными глазами, ласково смотревшими на ближних, когда этот старый глава рода в добрые минуты придумывал, что бы такое ему еще сделать хорошее и для себя и для них к общей пользе.

Несколько лет протрудился старик с сыновьями и внуками, складывая из огромных камней новый дом больших размеров, смазывая промежутки глиной без извести, которой эти аборигены Италии тогда еще не употребляли.