Таинственный обоз - Серба Андрей Иванович (бесплатные версии книг .txt) 📗

— Благодарю, господин маршал, однако я намерен ограничиться одним эскадроном драгун. Большее число солдат лишь увеличит возможность нашего обнаружения русскими, но вряд ли поможет спасти обоз в случае их погони. Казачьи отряды кружат вокруг армии днем и ночью, у них прекрасно налаженная между собой связь. Будь у меня хоть полк, они моментально соберут вокруг нас любые собственные силы, чтобы взять над нами верх. Моим союзником станет хитрость. Наша армия отступает только по дорогам, с учетом этого обстоятельства русские строят свою тактику преследования. Поэтому я с обозом уйду подальше в лес, в глушь, за спины ныряющих у дорог казаков. Там, в полнейшей безопасности, я обгоню на лошадях наши отступающие пешие колонны, чтобы в назначенном месте одним молниеносным броском снова соединиться со своими. Другого реального плана спасти обоз от русских я не вижу.

Маршал несколько раз задумчиво провел рукой по подбородку.

— Что ж, капитан, по-моему, это самое разумное решение. Обсудите свое предложение с моим начальником штаба, уточните все детали. И еще… Его племянник, лейтенант Моро, долгое время жил в России, прекрасно знает ее язык и нравы. Этот молодой человек весьма умен, сообразителен, тоже посвящен в тайну золотого обоза. С этой минуты он поступает в ваше полное распоряжение, и вы оба отвечаете перед Францией за бывшее русское, а теперь ее золото…

Кутузов оторвал взгляд единственного глаза от разложенной на столе карты, приподнял голову на звук распахнувшейся двери. Увидел застывшего у порога высокого, нескладного, в мешковатом мундире прапорщика, приветливо улыбнулся.

— Здравствуй, здравствуй, душа Владимир Петрович, — проговорил он, откидываясь на спинку заскрипевшего под тяжестью его тела кресла. — Давненько тебя не видывал. Пожалуй, с поры, когда мы оставляли неприятелю первопрестольную и ты явился ко мне с желанием послужить Отечеству.

— Так точно, ваше сиятельство. С того времени по вашей протекции состою при штабе Первой армии.

— Знаю, голубчик. Слыхивал также, что выражаешь сим недовольство и рвешься на поле брани. Так ли?

— Да, ваше сиятельство. Ибо всяк честный россиянин в опасную для Отечества годину обязан… — горячо начал прапорщик, однако взмахом пухлой руки Кутузов остановил его.

— Э, голубчик, сейчас ты не просто россиянин, а прежде всего воин, коему надлежит вершить свое дело там, куда он поставлен начальством. До сего момента твое место было при штабе, а ныне… — фельдмаршал перевел взгляд на вошедшего вместе с прапорщиком адъютанта. — Перебежчика ко мне!

Доставленный в кабинет двумя конвоирами перебежчик был неимоверно худ, до предела изможден, с глубоко ввалившимися глазами. Он густо зарос щетиной, в иссиня-черных всклокоченных волосах торчали стебли соломы. Его мундир давно превратился в лохмотья, из разбитых вдрызг сапог торчали пальцы босых ног.

— Накормили? — спросил Кутузов у адъютанта.

— Так точно, ваше сиятельство.

— Сей испанец, — снова повернулся фельдмаршал к прапорщику, — переметнулся к нам минувшей ночью и сделал весьма… весьма интригующее сообщение. Вы, душа Владимир Петрович, как помню, свободно владеете испанским. Скажите пленнику, дабы рассказал свою историю еще раз.

— Прошу повторить мне то, что ранее сообщали господину главнокомандующему, — обратился прапорщик к перебежчику по-испански.

Пленник вопросительно взглянул на Кутузова и заговорил лишь после его утвердительного кивка.

— Я давно собирался покинуть французов, сразу после нашего отступления из Москвы. Однако подходящий случай представился только позавчера. Незаметно спрятавшись в деревенском сарае, я дождался прихода ваших войск и сдался в плен. А до этого стал свидетелем одного любопытного разговора… — И перебежчик почти слово в слово передал прапорщику содержание беседы между французским маршалом и капитаном, командиром уничтоженного казаками конвоя.

— Вы ничего не путаете? — недоверчиво спросил прапорщик, когда испанец смолк

— Никак нет, господин офицер. Я родился и вырос на французской границе, знаю язык соседей, как свой родной. К тому же я прятался в сарае в груде старой соломы рядом с костром, возле которого происходил разговор. Благодаря этому я слышал все отчетливо и до последнего слова. За правдивость своего сообщения ручаюсь головой.

— Что молчите, голубчик мой? — лукаво прищурился Кутузов, когда конвойные вывели перебежчика из кабинета.

— Думаю, испанец решил попросту смягчить собственную участь и хоть чем-то заслужить наше благорасположение. По долгу службы мне часто приходится допрашивать пленных, и чего только я от них не наслушался.

— Согласен, душа моя, всякое случается. Только, сдается мне, сей испанец правду говорит. О золоте и прочих драгоценностях, что вывозят французы из России, я извещен давно, однако на след их прежде никак напасть не удавалось. Во все века были лакомы иноземцы до нашего российского добра, и воинство Бонапарта по жадности ничем не уступает орде Батыевой. Верно молвил пленник, что награбленные российские богатства для бегущего француза ныне дороже всего на свете.

— Но ведь это сущее варварство, ваше сиятельство! Вандализм! — воскликнул прапорщик.

Кутузов тихо рассмеялся.

— Опять согласен с тобой, голубчик. Только в подобных делах мало негодовать да возмущаться, поскольку разбойник внемлет не слову, а силе.

— Но, коли мы знаем об обозе, извещены даже о его предположительном местонахождении, в нашей власти захватить его.

— Для того и позвал тебя, душа моя. Немало под моим началом смелых, отважных офицеров, лихих гусар и быстрых казаков, только не лежит душа поручать кому-либо из них это дело. Всяк из мной перечисленных мечтает изловить чужого полковника или генерала, получить за проявленное геройство внеочередной чин или быть возведенным в более высокую должность, и мое поручение покажется ему скучным и пустячным. Не всякому понять дано, что речь идет не о золоте и каменьях, а о стародавних памятниках истории нашей великой, о святых реликвиях веры православной, о достоянии державы нашей могучей и всего народа российского. А сие намного дороже всех иноземных генералов, коих доставлен мне уже не один десяток, чужих пушек и знамен, которые даже не знаю, куда девать. Поручить такое задание могу лишь человеку, который не только приказ мой исполнять станет, а также веление и потребность собственной души, разумея всю необходимость действий своих для государства нашего. Помню, голубчик Владимир Петрович, что ты, как и родитель твой покойный, неуемную тягу к древностям нашим питаешь. Потому и решил доверить тебе спасение сокровищ российских.

— Благодарю, ваше сиятельство, — растроганно произнес прапорщик.

— Любезничать потом будем, а сейчас надобно немедля отправляться на поиски обоза, покуда французы его к себе угнать не успели. Кого с собой взять желаешь: эскадрон гусар или сотню казаков?

— Казачков, ваше сиятельство.

— Одобряю: гусары больше любят «ура!» да атаку в широком поле, а казаки привычны, что волки, по лесам и оврагам рыскать. Ну, голубчик мой Владимир Петрович, с Богом. Желаю удачи…