Последние Каролинги - Говоров Александр Алексеевич (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Канцлер со вздохом обратился к небесам.
— Гундобальд сирота, всемилостивейшая. Недавно потерял горячо любимую тетушку, увы!
— Увы, он ваш родственник, знаю все! — возразила Рикарда. — Вчера в приветственной речи вы не зря распинались о том, что если новые монархи будут покорно слушаться ваших, канцлера, верноподданных советов… Довольно! Мы избраны па западно-франкский престол не по вашим интригам. Мы короли здесь по праву рождения… Эй, кто там?
Евнухи из ее свиты торопливо подскакали.
— Где тот клирик, которого я везу из Рима?
В свите поспешно слез с лошади и приблизился невзрачный монах в поношенной столе, с тонзурой, переходящей в лысину. Опустился на колени, весь какой-то узкий, извилистый, большеухий.
Рикарда указала на него зонтиком:
— Не признаете, дражайший канцлер? Это же Фульк, так, кажется, его зовут? Я случайно выручила его из тюрьмы, куда папская канцелярия упекла его — за что бы вы думали? За тайные сношения с вами, канцлер Гугон! Нате, берите его, пусть это будет мой подарок. Он ваш блестящий ученик, весь полон всяческих достоинств. Сам нищий — желает распределять царства, Читает по складам, зато назубок знает все кляузы минувших времен. Фульк, покажи свои паучьи лапки! Такие не разят мечом или копьем, такие душат паутиной. Клянусь венцом Каролингов, милейший канцлер, разве такой дар не стоит лучшего бенефиция в королевстве?
Канцлер выждал, пока иссякнет сарказм повелительницы, и начал с выразительной кротостью:
— Всемилостивейшая! Вы меня неправильно поняли. Ведь разве я о себе пекусь? Взгляните в ту сторону. Видите у опушки старый платан, изломанный бурей? Там, в его тени, — толпа оборванных, безоружных, безлошадных. Это младшие дети сеньоров, и пришли они сюда, чтобы хоть издали полюбоваться на достаток других. И канцлер, ваш покорный слуга, обязан заботиться, чтобы каждому — хоть деревеньку.
Но Рикарда вновь его прервала:
— Кстати, наш верный канцлер… Среди тех ваших безлошадных под платаном, кто там стоит впереди всех? Он-то как раз на коне, на сером. У него две великолепные борзые, он их поднял в седло и ласкает — вон видите? Кто он?
Императрица даже привстала в седле, опираясь на парчовое плечо канцлера. А когда оглянулась на Гугона, не узнала его всегда пронизанного усмешкой свежего старческого лица.
— Это Эд, иначе Одон, — проскрипел Гугон, сжимая тонкие губы. — Сын покойного Роберта Сильного, герцога. Ба, да уж не для него ли вы желаете бенефиций?
Рикарда опустилась в седло, раскрыла "зонтик, покрутила им.
— Хм, вот уж ничуть. Просто хотелось обратить ваше внимание, какая у того всадника королевская осанка. А что это вас так взволновало? Вы бледны? Эй, кто там, позвать врача!
Но к канцлеру вернулось его вышколенное спокойствие.
— Не надо врача. Вы, как всегда, правы, мудрейшая! У того молодчика действительно в жилах течет струйка королевской крови, хотя он и бастард. Но фонтан крови разбойничьей, увы, ее заглушает!
— Так он бастард! — протянула императрица. — Незаконнорожденный… Однако что ж, из незаконнорожденных бывают и герцоги, и даже короли!
Но канцлер предпочел переменить тему разговора:
— Светлейшая! Вот как раз приближается и наш сирота, достопочтенный епископ Гундобальд. Осмелюсь ли надеяться, что вы не оставите его своею милостью?
Очень плотный и неповоротливый молодой человек, одетый отнюдь не по-епископски, трусил на низкорослой лошадке в сопровождении свиты клириков. На беду, ему встретился охромевший заяц, и епископ захотел показать свою охотничью прыть. Поддел зайца на пику, но в тот же миг подпруга лопнула, и служитель божий грянулся оземь, задрав толстенькие ножки.
Рикарда смеялась до слез. Евнухи подали ей тончайший платок, опрысканный духами, шептали что-то успокоительное, а она все смеялась. Канцлер Гугон изобразил недовольную мину, и чем долее смеялась императрица, тем более мрачнел канцлер. Наконец он отвесил в ее сторону как можно более низкий поклон, тронул мула и, сохраняя достоинство, двинулся прочь.
За ним, стараясь не глядеть на императрицу, следовали епископы и викарии. В лиловых рясах смиренно ехали аббаты и каноники. Тряслись на лошаденках высохшие от бдений диаконы и капелланы. Рикарда, умолкнув, провожала взглядом это внушительное шествие галльской церкви.
Посреди поляны остался на коленях забытый всеми клирик Фульк, привезенный императрицей из Рима.
Впереди под платаном толпа младших детей сеньоров свистом и улюлюканьем встретила приближающееся во главе с канцлером церковное шествие.
— Это кто же к нам скачет на длинноухом муле? — Белобрысый шутник на мухортой лошадке радостно причитал на манер церковной просвирни. — И сидит-то по-бабьи, и зад, как у кухарки… Ой, господи, радость-то какая! Ведь это наш обожаемый канцлер, его скаредность Гугон, Гугоша, Гугнивый! А за ним-то попы, попы, попы!
— Ой-ой-ой! — подхватил другой, такой же белобрысый и до того похожий, что непременно должен был оказаться его близнецом. — А кто это едет за ними следом? Гляди, братец Симон, это уж и точно баба! Скачет на рыжем коньке, и сама рыжая, как валькирия, и крышу над собой на палочке везет.
— Между прочим, мальчики, — заметил им возвышавшийся впереди Эд, сын герцога Роберта Сильного, — эта рыжая и есть императрица Рикарда. Видите, за нею скачут ее евнухи, рожи черные, как у чертей? Эти любому язычок подрежут за неосторожные речи. Но красотка, — он цокнул от восхищения, — лучшей стати!
— Тебе бы такую! — подобострастно заметил один из близнецов.
— Ну! — усмехнулся Эд. — Возле такой всю жизнь провертишься на побегушках. А мне рано или поздно будет принадлежать красивейшая девушка во всем королевстве франков, клянусь мечом моего отца! — Он благоговейно коснулся рукой эфеса меча.
— Тьерри! — закричали все с хохотом, оборачиваясь назад. — Попробуй-ка тогда ты ей понравиться, недаром у тебя прозвище — Красавчик! Авось она тебе пожалует и землю и коня.
Тьерри был безлошадный воин с лицом голодным и измученным. Во рту у него недоставало зубов — вышиб один сеньор, в лесу которого Тьерри вздумалось поохотиться.
Видимо, Тьерри этот был доведен до грани отчаяния, потому что, когда поезд императрицы поравнялся с платаном, он действительно выбежал вперед и бросился к копытам рыжего иноходца.
— Чего он хочет? — спрашивала Рикарда рассеянно, потому что, воспользовавшись остановкой, она жадно рассматривала Эда, утопая в светлом плену его дерзких глаз. — Чего он просит? Переведите ему, пусть едет во дворец, нам нужны преданные слуги. Мы каждого примем, — кивнула она, однако не Тьерри, а Эду.
И, с трудом освободившись от его глаз, отъехала, а евнухи ревниво загородили ее взмахами павлиньих опахал.
Шутники напустились на Тьерри:
— Во дворец? На чем же ты поедешь? На палочке? Ха-ха-ха!
— Тихо! — властно остановил их Эд. — Слушайте!
Все замолчали, прислушиваясь. Кончавшаяся было охота вдруг возобновилась с прежней яростью. Рога трубили, собаки надрывались, будто из чащи на них вышел диковинный зверь.
Перемену в гоне уловил и канцлер Гугон. Остановив мула, он подождал, пока императрица поравняется с ним.
— Светлейшая! Не повернуть ли, пока не поздно? Зверь ведь не различает, кто помазанник божий, а кто черная кость.
Его слова заглушил дерзкий окрик и свист:
— Аой!
Мимо промчался, обдав всех пылью, бастард Эд и длинными скачками его красавицы борзые. Неслись белобрысые близнецы, а следом всякий, у кого оказалась хоть худая лошаденка.
Порывом ветра у Рикарды унесло греческий зонтик. Гугон только и охнул: «Наглецы!» — как Эд, не сбавляя ход, ожег канцлерского мула хлыстом со свинчаткой. Бедное животное, обезумев, унесло Гугона в самое болото, а попы в отчаянии хватались за голову.
— Олень! Олень! — кричали вокруг,
Рикарда, позабыв о зонтике и о канцлере, настегивала иноходца, пока не догнала императора, двигавшегося во главе охоты.
В излучине лесной реки золоторогий красавец олень огромного роста обгонял собак, не удостаивая их взглядом, иногда лишь поворачивая голову в сторону всадников. Какие-то лучники из мелкопоместных, не зная чина, выскочили, прицелились. Пфальцграф Бальдер погрозил им тростью и подъехал к императору, спрашивая, кому брать оленя.
