Елизавета Петровна - Сахаров Андрей Николаевич (книги полностью TXT) 📗
В первое время все украшения горели как жар, и когда императрица Елизавета приехала со всем двором и иностранными министрами осматривать его, то все были поражены его великолепием, и каждый из придворных спешил выразить своё изумление. Один только маркиз де ла Шетарди стоял в глубоком молчании и на вопрос императрицы, почему он ничего не говорит о новом дворце, разве находит, что чего-либо ещё не сделано? – ответил, что, по его мнению, «недостаёт футляра на эту драгоценность». Такая льстивая фраза имела успех и обошла весь Петербург.
Роскошь и убранство дворцовых зал равнялись пышной наружности здания. Так, один из приёмных залов весь выложен янтарём, другой покрыт большими цельными зеркалами, многие убраны одними картинами, перламутром, ляпис-лазурью, мозаикой, китайскими лакированными досками с изображениями, яшмою, агатом и так далее. На стенах висели драгоценные гобелены, бронзовые украшения стиля Людовика XIV, полы украшены превосходною деревянною и каменною мозаикою. Плафоны комнат расписаны лучшими художниками того времени.
К замечательным палатам внутри здания дворца надо причислить и церковь Воскресения Христова; она была окрашена под лак лазурным кобальтом, на густом фоне которого ярко выступали золотые орнаменты стиля «рокайль», резные, густо золочённые. Живописец Каравак и после него Грот и Вебер написали образа в характере той архитектуры. Церковь построена обер-архитектором Растрелли. Закладка её была совершена 4 августа 1746 года, а освящение в 1756 году. В 1757 году в церковь было прислано из Адмиралтейства десять колоколов, настроенных в мелодическую гамму.
В старом царскосельском дворце замечательны также следующие комнаты: «Лионская», получившая название от шёлковых обоев изделия мануфактур города Лиона.
Наборный пол с перламутровою инкрустациею, а карнизы, плинтусы и потолки из лазуревого камня, действительно, с немногими залами во дворцах Европы могут идти в сравнение по ценности.
В XVIII веке были в большой моде китайские украшения, и в царскосельском дворце есть один зал, где эти курьёзы китайского ремесла выставлены во множестве и даже все стены украшены изображениями быта китайцев и видами местностей Срединного государства. В числе роскошных комнат дворца оригинальны и драгоценны два яшмовых и порфирных кабинета, известных под именем «агатовых комнат».
Само Царское Село не переставало украшаться новыми постройками. В 1745 году была начата постройка «Пустыньки», или Эрмитажа, по плану Растрелли. Это здание было окружено каналом с каменною балюстрадой, за которой всё пространство до здания было устлано шахматными белыми и синими мраморными плитами; берега и дно канала были выложены сперва деревом, а потом камнем, через канал были красивые подъёмные мостики. Все наружные украшения, как и на большом дворце, были густо вызолочены, всё здание построено крестообразно. В зале Эрмитажа был интересный стол, устроенный в верхнем этаже таким образом, что тарелки и бутылки поднимались и опускались посредством особого механизма, будто по волшебству. В этом зале можно было обедать без всякой прислуги: стоило только написать, что желаешь, на аспидной доске грифелем, положить на тарелку, дёрнуть за верёвку, зазвонить колокольчиком, тарелка быстро опускалась и почти мгновенно возвращалась с требуемым. Посреди этого здания есть колодезь, с превосходною студёною водою; вода в нём всегда поддерживается на одинаковой высоте посредством особого механизма.
Другим любимым загородным местом императрицы Елизаветы Петровны была так называемая «Собственная дача». Она располагалась у Нижней Ораниенбаумской дороги, на расстоянии трёх вёрст от Большого петергофского дворца.
По преданию, это имение было подарено Петром I известному его сподвижнику по преобразованию российской иерархии – Псковскому и Новгородскому архиепископу Феофану Прокоповичу. По смерти Феофана эта его приморская дача поступила во владение великой княгини Елизаветы Петровны, которая дала ей наименование «Собственная дача».
Здесь, в загородной тиши, государыня отдыхала от трудов и развлекалась фермерским хозяйством, имела всегда при себе ключи от кладовых, почему в «Собственную дачу» не дозволялось никому из мужчин входить без доклада.
На этой приморской даче находились деревянная церковь во имя Св. Троицы, одноглавая, без колокольни, и каменный двухэтажный дом, похожий архитектурою на существующий в нижнем саду Петергофа домик Марли, построенный Елизаветой Петровной в память Петра I.
Воспоминания о великом отце, которого Елизавета Петровна беззаветно любила, делали то, что она привязывалась к каждому месту, с которым были соединены эти воспоминания. Оттого-то в памяти государыни и сохранилась так живо и ясно почти вся жизнь её отца, не говоря уже о выдающихся её моментах. Эта жизнь прошла мимо неё в раннем детстве и глубоко запечатлелась в её детской памяти. Кроме того, она охотно слушала разных современников и соработников её отца о его жизни и деятельности и запоминала их.
Промыслу Божьему было угодно, чтобы дочь Великого Петра, насадившего русскую цивилизацию с помощью иноземцев, положила предел разыгравшимся аппетитам этих «учителей», живших на счёт своих учеников, уже ставших на твёрдые ноги благодаря своим национальным способностям. Однако, действуя в этом русском духе, императрица Елизавета благоговела пред памятью своего родителя, и любимою темою её разговора были он, его жизнь и деятельность. Императрица любила Петербург, как создание своего отца, и благоговела пред каждым памятником, напоминавшим великого преобразователя.
С грустью смотрела государыня в будущее. Её наследник Пётр Фёдорович был только соимёнником великого государя, но далеко не приближался к нему ни одной чертой своего ума и характера. Он был «внуком Петра Великого» только по имени.
Императрица Елизавета, конечно, не могла подозревать, что достойной преемницей её великого отца на русском престоле будет великая княгиня Екатерина Алексеевна, являвшаяся в то время ещё только душою так называемого «молодого двора».
