Столпы Земли - Фоллетт Кен (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗
– Что здесь случилось? – спросила она, не глядя на него. – Я не понимаю, что случилось?
– Я тоже, Мод, – ответил Филип.
Пока он помогал еще кому-то, в памяти всплыли слова Уолерана: «Вот до чего довела твоя проклятая самонадеянность, Филип». Это обвинение задело его за живое, потому что отчасти было, как показалось Филипу, справедливым. Он всегда стремился сделать больше, лучше, быстрее. Именно он торопил Альфреда со строительством свода, точно так же, как когда-то поспешил с открытием овчинной ярмарки или каменоломни. Результатом всегда была трагедия: убийство каменотесов, пожар в Кингсбридже, а сейчас – вот это. Виной всему было его откровенное честолюбие. Монаху лучше жить в смирении, принимая горе, страдания и неудачи этого мира как уроки терпения и покорности, которым учит Всевышний.
Пока приор помогал выносить стонущих раненых и тела умерших, он решил про себя, что на будущее предоставит Господу принимать решения; он же станет безропотно принимать все как есть, как должно быть, что бы ни случилось. Бог хотел этого собора – он подумал об открытии каменоломни; город сгорел – значит. Бог не хотел здесь ни какой овчинной ярмарки; церковь рухнула – Господь так решил, и Филип не станет ее восстанавливать.
Не успел он принять это решение, как увидел Уильяма Хамлея.
Новый граф Ширинг сидел на полу возле северного придела, мертвенно-бледный, и весь дрожал от боли: одну ногу ему придавило огромным камнем. И почему Господь позволил умереть стольким хорошим людям и пощадил одно животное, думал про себя Филип, откатывая камень с ноги Уильяма.
Тот старательно изображал на лице страдания от невыносимой боли в ноге, хотя на нем не было ни царапинки. Ему помогли подняться. Он облокотился на плечо какого-то здоровяка, примерно такого же роста, и запрыгал на одной ноге к выходу. И тут послышался плач ребенка.
Все до одного услышали его, хотя детей вокруг видно не было. Люди с удивлением оглядывались по сторонам. Загадочный крик повторился, и Филип догадался, что он доносился из-под груды камней в боковом приделе.
– Здесь! – крикнул он. Увидев Альфреда, кивком головы подозвал того к себе. – Под этой кучей – живой ребенок!
Собралась толпа, все стали прислушиваться. Плакал совсем крошка, ему наверняка не было еще и месяца.
– Ты прав, – сказал Альфред. – Давайте-ка снимем вместе самые тяжелые камни.
Его помощники дружно взялись за дело, и Филип присоединился к ним. Он никак не мог припомнить, чтобы за последние несколько недель какая-то женщина в городе рожала. Конечно, он мог и не знать о рождении чьего-то ребенка: хотя жителей за последнее время поубавилось, но все же город был довольно большим, и такое рядовое событие вполне могло пройти мимо его внимания.
Внезапно плач прекратился. Все замерли и стали вслушиваться. Ребенок затих. Работа опять закипела, хотя надо было быть очень осторожными: от неловкого движения камни могли посыпаться. Поэтому Филип и назначил Альфреда старшим. Но тот не очень заботился об осторожности: люди его швыряли первые попавшие под руку камни, как им вздумается. В какой-то момент вся куча опасно накренилась, и приор громко крикнул:
– Стойте, подождите!
Все остановились. Филип решил, что Альфред был сам слишком потрясен случившимся, чтобы руководить людьми. Надо было ему самому взяться за это.
– Подождите. Если под камнями кто-то живой, что-то должно было его защитить; если мы сдвинем кучу, это может ему повредить. Мы можем погубить их, если будем слишком торопиться. Давайте осторожней, – сказал Филип. Он увидел нескольких каменотесов, стоявших в стороне, и подозвал их:
– Вы, трое, залезайте на кучу и снимайте камни сверху. Но не швыряйте их сами, а передавайте нам. Мы будем их выносить.
Все заработали, как сказал Филип. Так оно было не только безопаснее, но и оказалось быстрее.
Ребенок молчал, и трудно было понять, в том ли направлении они продвигались. Поэтому пришлось расширить круг и разбирать завалы по всей ширине пролета. В кучах смешалось все: и битые булыжники свода, и бревна, и обломки досок с частично рухнувшей крыши придела, и куски известки.
Филип работал без устали. Ребенка нужно найти во что бы то ни стало, говорил он себе. После того как десятки людей погибли, эта маленькая жизнь казалась ему особенно бесценной. Спасти его означало сохранить надежду на будущее. Тяжело дыша, не видя почти ничего из-за пыли, он поднимал тяжелые камни и молился только об одном: пусть он только выживет.
Постепенно сквозь груду булыжников и бревен стало видно устоявшую стену придела и в ней – глубокую нишу окна. За горой обломков была пустота! Эта ниша и могла стать спасением для того, кто там оказался. Один из каменотесов осторожно взобрался на гору и заглянул сверху в открывшуюся дыру.
– Черт возьми! – воскликнул он.
В кои-то веки Филип не обратил внимания на подобное богохульство.
– Ребенок жив? – спросил он.
– Трудно сказать, – ответил каменотес.
Филип порывался спросить, что же он там увидел, а еще лучше посмотреть самому, но тот уже с новой силой принялся разбирать камни, и Филипу ничего не оставалось, как поспешить ему на помощь. Любопытство подгоняло его.
Груда битого камня уменьшалась в размерах. Почти у самого пола, среди других, лежал огромный булыжник. Сдвинуть его можно было разве что втроем. Как только им удалось это сделать, Филип увидел малыша.
Он был совсем голенький, и от роду ему было не более нескольких часов. Его беленькая кожица была вымазана кровью и пылью, но Филип заметил, что волосики у него на голове были огненно-рыжими. Присмотревшись повнимательнее, он разглядел, что это был мальчик. Он лежал на женской груди и сосал ее. Ребенок был жив, Филип видел это, и сердце его радостно трепетало. Он посмотрел на женщину. Она тоже была жива! Их взгляды встретились, и она улыбнулась ему усталой счастливой улыбкой.
Это была Алина.
В дом мужа она больше не вернулась.
Альфред убеждал всех, что ребенок не его; доказательством были огненно-рыжие волосы мальчика, точь-в-точь как у Джека. Но мстить он не собирался – ни ребенку, ни Алине; сказал только, что не потерпит их в своем доме.
Алина вернулась в свой домишко в бедняцком квартале и жила вместе с Ричардом. Она с облегчением вздохнула, поняв, что Альфред не станет вымещать злобу на них. Какое счастье, что ей больше не придется спать на полу, как собаке в ногах у хозяина. Но главное, что вызывало у нее душевный трепет, чем она гордилась, был ее малыш. Его рыжие волосики, голубые глаза и чистая белая кожа живо напоминала ей о Джеке.
Никто в городе так и не знал, почему же рухнула церковь. Хотя всевозможных предположений и слухов было в избытке. Одни утверждали, что виноват во всем Альфред: рано, мол, ему еще быть мастером; другие обвиняли Филипа за то, что спешил закончить купол к Троице и все время подгонял строителей. Каменотесы в основном пеняли на то, что опалубку сняли слишком рано и кладка не успела затвердеть; а один старик каменщик грешил на стены, которые якобы не были рассчитаны на тяжесть каменного свода.
Семьдесят девять жизней унесла эта страшная трагедия, многие умерли от ран и увечий. Говорили, что жертв могло быть больше, если бы приор вовремя не направил людей к восточному выходу. На монастырском кладбище мест для новых захоронений уже не было. Хоронить людей пришлось на территории приходской церкви.
Новый собор теперь все считали проклятым.
Альфред вместе со своими каменотесами ушел в Ширинг, где они строили каменные дома для богатых горожан. Многие ремесленники тоже покинули Кингсбридж. Филип никого не выгонял и даже продолжал платить людям, но, кроме расчистки завалов, другой работы для них не было, и постепенно все они разбежались. Никто больше не приезжал в городок подзаработать по воскресеньям, от рынка, некогда шумного, осталось несколько убогих лотков, и даже Малачи собрал все свои пожитки, погрузил их на большую повозку, запряженную четырьмя быками, и вместе с семьей отправился искать лучшей доли.
