Жизнь Людовика XIV - Дюма Александр (серии книг читать бесплатно txt) 📗
После ухода герцога Орлеанского король позвал герцога Мэнского и разговаривал с ним почти четверть часа; тоже он сделал для графа Тулузского. Потом король позвал принцев крови, но сказал всем только несколько слов, не отличая никого.
Вместе с принцами вошли и медики, чтобы перевязать королю ногу. Окончив перевязку, врачи опустили занавески его постели, надеясь, что король заснет, а г-жа де Ментенон ушла в дальний угол кабинета.
26 августа, в понедельник, король обедал в постели в присутствии всех тех, кто имел к нему вход. Когда убрали стол, монарх дал знак присутствующим подойти поближе и сказал:
— Господа! Я прошу у вас прощения за те дурные примеры, которые подавал вам! Я очень благодарен вам за вашу службу, равно за привязанность и верность, что вы мне оказывали! Прошу вас и моему внуку оказывать то же расположение и верность и будьте в этом примером для всех моих подданных. Прощайте, господа! Чувствую, что я сам растроган и растрогал вас! Простите меня за это. Думаю, что вы будете иногда вспоминать обо мне!
Потом Луи XIV позвал маршала Вильруа и назначил его гувернером дофина; г-жа Вильруа принесла младенца, которому было суждено стать наследником, поднесла его к постели короля и тот произнес следующее:
— Дитя мое! Скоро ты станешь великим королем, так не подражай мне в любви к строительству и страсти к войне! Старайся, напротив, жить в мире со своими соседями, воздавай должное Богу и старайся, чтобы подданные твои тебя чтили. Облегчай свой народ, чего я, к несчастью, не мог делать. И никогда не забывай благодарности к герцогине Вантадур.
Затем король обратился к гувернантке:
— Позвольте мне поцеловать принца. Поцеловав принца, Луи XIV сказал:
— Дитя мое, даю тебе мое благословение от всего моего сердца!
Дофина отвели от короля, но тот вновь позвал его, снова поцеловал и, подняв руки, благословил вновь.
На другой день Луи XIV послал за канцлером и, оставшись с ним и де Ментенон, велел принести две свои шкатулки и сжег почти все бумаги в них находившиеся. Вечером король поговорил с отцом ле Телье и после велел позвать бывшего хранителя государственных печатей Поншартрена и приказал ему положить свое сердце в церкви Парижского иезуитского дома, где лежало сердце его отца.
Следующую ночь король провел в молитве. Придворные видели, как он складывал руки, и слышали, как он произносил слова, обращенные к Богу; при confiteor король ударял себя в грудь.
28 августа, в среду, пробудившись, король простился со своей возлюбленной, однако таким способом, что это очень не понравилось ей, бывшей тремя годами старше.
— Милостивая государыня, — сказал он, — меня утешает в смерти только то, что скоро мы опять соединимся.
Де Ментенон ничего не ответила, но через минуту встала и вышла из комнаты, говоря про себя:
— Смотрите, пожалуйста, какое свидание он мне назначает! Этот человек, кажется, не любил никогда никого, кроме самого себя!
Буа-ле-Дюк, придворный аптекарь, стоя у двери, слышал эти слова и позднее огласил их. Когда де Ментенон уходила, то король увидел в зеркале своего камина двух молодых лакеев, которые, сидя у его постели, плакали.
— О чем вы плачете? — спросил король у лакеев. — Разве вы думали, что я бессмертен? Что касается меня, то я никогда так не думал, и вы, при моей старости, давно могли бы приготовиться к тому, что вы меня лишитесь.
В это время какой-то шарлатан из Прованса по имени Лебрен, узнав об отчаянном положении короля, явился в Версаль с эликсиром, по его словам, лечащим даже антонов огонь. Король был так плох, что врачи уже соглашались на все, один Фагон попытался возражать, но этот самый Лебрен так отделал придворного лейб-медика, что тот изменился в лице, онемел и не препятствовал дать королю несколько капель эликсира, разведенного в вине. Через несколько минут королю стало лучше, он осмотрелся, и, заметив отсутствие г-жи де Ментенон, поинтересовался, где это она. Маршал Вильруа заметил, что видел, как она села в карету и велела везти себя в Сен-Сир.
Вскоре король опять впал в забытье, из которого эликсир его вывел. Королю предложили еще эликсира и он стал было отказываться.
— Государь! — сказали ему. — Вам это предлагают для того, чтобы вернуть вас к жизни!
— Жизнь или смерть! — сказал король, беря стакан. — Это как будет угодно Богу!
Надо сказать, что улучшение после приема эликсира произвело такое впечатление, что дворец герцога Орлеанского, до сих пор переполненный придворными, очень быстро опустел.
Луи XIV очень досадовал, что не смогли найти де Ментенон, без которой он не мог обойтись, умирая, как не мог обойтись при жизни. Наконец, она приехала и на упреки короля ответила, что ездила в Сен-Сирский женский монастырь молиться о продлении жизни короля.
На следующий день королю стало немного лучше и он скушал даже два бисквита и выпил столового вина. В этот день Сен-Симон посетил герцога Орлеанского и нашел его дворец совершенно пустым — все были у короля.
30 августа королю снова стало хуже. Де Ментенон, видя, что король начинает терять рассудок, ушла к себе, куда за ней, против ее воли, последовал г-н Кавуа. Там де Ментенон хотела запереть некоторые бумаги в шкатулку, чтобы увезти их с собой, но Кавуа воспротивился этому, говоря, что получил приказание герцога Орлеанского изъять все бумаги. Такое очень оскорбило де Ментенон:
— По крайней мере, будет ли мне позволено, милостивый государь, располагать своей мебелью?
— Да, сударыня, — ответил Кавуа, — за исключением той, что принадлежит двору.
— Эти приказания, — возмутилась де Ментенон, — выглядят очень дерзко! Король еще не умер, и если Бог возвратит нам его, то вам придется раскаяться!
— Если Богу будет угодно возвратить нам короля, — возразил начальник телохранителей, — то надо надеяться, что он узнает своих истинный друзей и одобрит их поступки.
Потом Кавуа прибавил:
— Если вы желаете идти к королю, то имеете на это
Полное право, если же нет, то мне приказано проводить вас в Сен-Сир.
Не ответив ничего на эту последнюю реплику, де Ментенон распорядилась раздать свою мебель служившим во дворце и уехала в сопровождении Кавуа в Сен-Сир. По приезде в монастырь она сразу почувствовала, что, хотя король еще не умер, царствование его уже кончилось. Настоятельница приняла де Ментенон очень холодно, и, подойдя к Кавуа, спросила:
— Хорошо ли я делаю, сударь, что принимаю здесь г-жу де Ментенон без позволения его высочества герцога Орлеанского?
— Сударыня, — возмутился такой неблагодарностью Кавуа, — вы разве забыли, что г-жа де Ментенон является основательницей этого самого монастыря!
31 августа король лишь изредка, на короткое время, приходил в себя. Антонов огонь распространялся видимым образом, и около 11 часов королю стало настолько плохо, что над ним начали читать отходные молитвы. Напоминание о близкой смерти привело короля в себя, и он присоединил к голосам присутствующих свой голос. По окончании молитвы Луи XIV узнал кардинала Рогана и сказал ему:
— Это последние молитвы церкви!
Потом король произнес много раз «Nunc et in hora mortis» и, наконец, вскрикнул:
— Боже, помоги мне!
Это были последние слова короля, он лишился чувств и всю ночь провел в агонии, которая закончилась в воскресенье 1 сентября 1715 года в четверть девятого утра за четыре дня до полных 77 лет жизни и на 71 году царствования.
Тело Луи XIV было вскрыто Марешалем, его лейб-хирургом, который, найдя все органы здоровыми, заявил, что без этого антонова огня, сразившего короля как бы случайно, трудно сказать, от какой болезни мог бы он умереть, поскольку все у него было здоровым. Замечательно, что емкость кишок и желудка были у Луи XIV вдвое больше нормы, чем можно объяснить всегда хороший аппетит, а также то, что после самого обильного обеда король никогда не чувствовал себя плохо.
Внутренности Луи XIV были положены в соборе Парижской Богоматери, тело — в Сен-Дени, а сердце — в Парижском доме иезуитов.
