Иосип Броз Тито. Власть силы - Уэст Ричард (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗
В рядах любой другой коммунистической партии он превратился бы в безликого функционера, однако под влиянием Тито расцвел талант Карделя как политика. И хотя за Карделем закрепилась репутация резкого и угрюмого человека, среди других коммунистических лидеров он пользовался популярностью, а Тито неизменно относился к нему как к самому надежному своему представителю.
Вскоре после покушения на короля Александра Тито получил от Центрального комитета распоряжение приехать в Вену, после чего ему предстояло отправиться в Москву, для работы в представительстве Коминтерна, где ему пригодились бы его знания русского и немецкого.
Пограничные власти Югославии были предупреждены о попытках подозрительных личностей пересечь границу, однако Тито и здесь повезло. Одна австрийская женщина попросила его подержать ее ребенка, и когда тот описался у него на коленях, пограничников это так позабавило, что они даже не проверили его документы. Через несколько недель Тито едва не попал в лапы австрийской полиции. Однако, несомненно, он отдавал себе отчет в том, что наибольшая опасность ожидала его в Москве. В это время там уже вовсю шли чистки коммунистической партии и имели место первые процессы над «врагами народа» [96].
Тито впервые за четырнадцать лет снова оказался в России. Москва же для него вообще была в новинку. Он не предпринимал никаких попыток вернуть к себе жену Пелагею и жил спартанской и, по всей вероятности, безбрачной жизнью в гостинице «Люкс» на улице Горького. «Привыкнув к одиночеству тюремной кафедры, я мало ходил по Москве», – вспоминал позже Тито. Единственными его друзьями в то время были товарищи по Коминтерну, такие, как Эдвард Кардель и Георгий Димитров – лидер Болгарской коммунистической партии.
Находясь в Москве и посетив Уральский регион, Тито заметил, что в России дела принимают не тот оборот:
Я стал свидетелем вопиющего карьеризма. Разговаривая с колхозниками, заметил, как они расталкивают друг друга, если им хочется что-то сказать, люди же в Москве как-то сторонились друг друга, опасаясь вступать в разговоры. Я не был в Москве, когда там происходили крупные чистки. Но в 1935 году арестам уже не было видно конца, и те, кто арестовывал, вскоре тоже становились жертвами новых арестов. Люди исчезали в одну ночь, и никто не осмеливался спросить, куда они пропали…
Как-то раз утром один югославский рабочий, который уже много лет жил и работал в Советском Союзе, получил повестку явиться в милицию вместе с женой. Там ему было сказано, что он осужден на восемь лет и ссылается в Северную Сибирь. Им даже не разрешили вернуться домой за вещами и сразу отправили в Сибирь. И никто не осмелился спросить, в чем, собственно, их вина [97]…
Впоследствии (во время чисток) сгинуло несколько сот югославских коммунистов, в том числе и предшественник Тито на посту Генерального секретаря компартии Югославии Милан Горкич. И хотя Тито поднялся к вершинам власти, постоянно соревнуясь с такими людьми, как Горкич, однако не в его привычках было отправлять на смерть невинных людей, кстати, в недавних исследованиях не было опубликовано никаких свидетельств на сей счет [98]. Вполне возможно, что от русских не ускользнули организаторские способности Тито и его равнодушие к идеологическим дискуссиям.
С 1935 по 1940 год, когда он, наконец, утвердился на посту секретаря Югославской компартии, Тито работал агентом Коминтерна в Югославии, Австрии и Франции, где занимался отправкой в Испанию добровольцев.
Когда же Центральный Комитет Югославской компартии переехал из Вены в Париж, Тито поселился в Латинском квартале. Он любил прогуливаться по кладбищу Пер-Лашез, на котором обрели покой расстрелянные в 1871 году коммунары.
Временно исполняя в 1937-1940 гг. обязанности секретаря Югославской компартии, Тито сначала перевел ее Центральный Комитет из Парижа в Загреб, после чего взялся за воспитание юной, послушной ему смены. И хотя Тито на словах следовал марксистским принципам, в первую очередь он судил о человеке по его характеру:
Нашим главным мерилом являлось уважение к человеку со стороны окружающих. Если то был рабочий, то как он относился к своим товарищам, как они относились к нему, можно ли на него положиться, думал ли он только о себе, хватало ли ему мужества, каков был его характер, пользовался ли он уважением, что касается его личной жизни: пил ли, играл ли на деньги, как он относился к избранной профессии [99].
Требования, предъявляемые к югославскому коммунисту, чем-то удивительно напоминают те, что предъявлялись английскому бойскауту.
Примерно в 1937 году Тито повстречался с Александром Ранковичем, сербом по национальности, происходившим из района Шумадии, на удивление спокойным и даже излишне сдержанным человеком.
Подобно Карделю, он прошел через многолетнее заключение и пытки, но так и не выдал своих друзей и товарищей по партии. Кроме безжалостности и решимости, Ранковичу была свойственна редкая изворотливость, которая впоследствии как нельзя лучше пригодилась ему на постах главы полиции и министра внутренних дел. В отличие от большинства тех, кого влечет подобного вида работа, он не был жесток или мстителен по натуре, и поэтому югославы никогда не считали его палачом. Ранкович был предан Тито и знал, как в случае чего смягчить его гнев или развеять депрессию.
Выбрав себе в помощники Карделя и Ранковича, Тито в качестве своего третьего соратника избрал человека, чей талант граничил с гениальностью, – молодого черногорца Милована Джиласа, которому впоследствии вместе с Солженицыным выпала роль могильщика марксизма. Когда Тито впервые встретился с ним в 1937 году, Джилас – романтик и черногорец до мозга костей – являл собой тип задиристого, бесстрашного, несгибаемого коммуниста. Почти мгновенно он занял место третьего и самого молодого из соратников Тито.
Позднее, уже находясь в рядах партизан, он проявил завидное мужество, затем возглавил борьбу со Сталиным и, наконец, восстал, попал в опалу и был заточен в тюрьму. Более чем кто-либо другой Джилас видел в Тито сочетание друга, старшего брата, любимого дяди, героя, возглавившего народ на борьбу; неудивительно, что окончательный разрыв с Тито стал для него не только политической, но и личной трагедией. Тем не менее Джилас продолжал писать свои мемуары, которые до сих пор остаются самым полным, самым честным и непредвзятым описанием жизни Тито и коммунистической Югославии.
Джилас познакомился с Тито в Загребе в начале 1937 года. Между ними завязался разговор о партийных делах. Джилас отметил про себя, что его собеседник сильная личность, но не умеет слушать. Уже в поезде, возвращаясь в Белград, Джилас снова и снова мысленно возвращался к этой встрече:
Образ Тито казался мне довольно знакомым, словно я его уже когда-то видел во сне. Я не мог выбросить его из головы. Наконец до меня дошло, что я видел в тюрьме его портрет, написанный Моше Пьяде. Так, значит, это Иосип Броз!
Во время следующей нашей встречи я счел своим долгом сказать ему, откуда мне известно его имя. Он не стал придавать этому особого значения и слегка улыбнулся. В этой улыбке было нечто человечное и прекрасное [100].
Все четыре лидера, как того и требовали партийные правила, были выходцами из крестьянских и рабочих семей. Однако основную поддержку коммунистическое движение черпало у сыновей и дочерей буржуазии в университетах Белграда и Загреба. Одна из самых ярких личностей в команде Тито, а также самый близкий к нему человек был именно такого благородного происхождения. Поскольку он погиб в годы второй мировой войны, теперь мало кто помнит его имя – Иво Лола Рибар, однако его непременно следует упомянуть как очередное доказательство умения Тито тонко подбирать окружение.
96
Много лет спустя один из биографов Тито писал, что осенью 1938 года в Москве руководитель югославских коммунистов был «буквально на волосок от ареста».
97
Дедиер В. Говорит Тито…, стр. 98-100.
98
См.: Джилас М. Мемуары революционера. Нью-Йорк, 1973. Перо Силич, автор недавно вышедшей книги «Кад, како и зачто с Тито поставлен за секретаря ЦК КПЮ» (Белград, 1989) – «Как, когда и почему Тито поставили секретарем ЦК КПЮ» – задался целью объяснить, как Тито поднимался в иерархии Югославской коммунистической партии. Он показывает, что Тито согласился с обвинениями Сталина против Милана Горнича, но не приводит доказательств участия Тито в фальсификации судебного процесса.
99
Дедиер В. Говорит Тито…, стр. 112-113.
100
Джилас М. Мемуары революционера, стр. 259.