Угрюм-река - Шишков Вячеслав Яковлевич (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
– Не бойся, господин барин, – спокойно ответили звероловы, – будь в надеже.
– Да я и не думаю бояться. Я собственноручно пантеру убил в Африке, – приврал генерал нарочно громким голосом, чтоб все слышали.
Звероловы прекрасно знали, что летом медведя и палкой не загнать в берлогу, что медвежьи берлоги сроду не бывают на опушке леса; звероловы догадывались, что над губернатором «валяют ваньку», и, ухмыляясь про себя, тоже прикидывались взволнованными и готовыми пожертвовать собой за губернатора. Но все-таки предусмотрительный Иннокентий Филатыч счел нужным издали подкашлянуть и погрозить им кулаком.
Вверяя себя воле Божьей и зная, что отказаться от рискованной затеи теперь поздно, генерал внимательно повертел головой, как бы изучая местность, куда, в случае катастрофы, утекать. Сзади, шагах в сорока, – вооруженные верховые стражники, кучка людей, отошедший к ним пристав и верный слуга Исидор Кумушкин, сразу поглупевший, как младенец.
– Подымайте мишку, – упавшим голосом приказал генерал и взвел оба курка.
– Вали! – весело крикнул Иннокентий Филатыч стражникам.
Те что есть силы заорали, заулюлюкали – «гой, гой, гой!..»
– Стоп! – скомандовал Иннокентий Филатыч.
Все смолкло. Пан Парчевский из предосторожности вскочил на чью-то верховую лошадь.
Из берлоги раздался глухой медвежий рев. Исидор Кумушкин зажмурился и, чтоб не слышать выстрелов, заткнул оба уха перстами. Медвежий рев повторился со страшной мощью. На глаза генерала от сильного волнения набежали слезы: «Батюшки, – подумал он, – пропал!» Но медлить некогда: из берлоги, рявкая, как двадцать стервятников-медведей, вылез в медвежьей шкуре Филька Шкворень, всплыл на дыбы, вскинул вверх передние лапы и сделал три шага к генералу.
«Бах! Бах!» – грянул генерал. Медведь заревел пуще и шагнул вперед, – генерал бросил ружье и, чуть не сшибив с ног зверолова, как заяц, помчался прочь.
– Упал! Упал!.. – кричали со всех сторон. – Упал!
– Упал? – остановившись, прохрипел генерал Перетряхни-Островский. – Не угодно ли, как я его, разбойника, срезал... С первой пули! А другую уж так, за компанию... в воздух.
– Этто удивительно, удивительно, удивительно, ваше превосходительство! – тряс щеками, пожимал плечами, ударял себя по ляжкам и в то же время умудрялся козырять пристав. – Такого стрелка, как вы, впервые вижу, ваше превосходительство, – не переставая, восторгался он.
– Убили, что ли, зверя-то? – подкултыхал к кучке, окружавшей генерала, трясущийся Исидор Кумушкин.
– Убили, старина. Я убил!
– Ну, слава тебе Господи, – перекрестился Исидор, и запасные генеральские кальсоны выпали из-под мышки старого лакея.
– Хо-хо! Это кому? – закатился повеселевший генерал и лукаво погрозил смутившемуся Исидору толстым пальцем.
Медведь еще подрыгивал задними лапами, потом затих. Шесть человек во главе с начальником губернии сгрудились возле подохшего медведя.
– Ну, что, брат, лежишь? Хо-хо-хо...
Но в этот миг подоспевший пристав, не зная, чем подольститься к генералу, сказав: «Да он, кажется, каналья, жив еще», – вдруг выстрелил в медведя из револьвера.
– Караул! Убили... – взревел медведь и сел по-человечьи. – Жулики вы все!.. И губернатор жулик...
Людей молниеносно охватила паника: впереди всех на согнутых ногах улепетывал толстобрюхий пристав, за ним кто-то еще, еще, потом Парчевский, а позади – тяжело пыхтящий, брошенный всеми пучеглазый генерал.
– Вот вы не верили, ваше превосходительство, – задержался Парчевский, – что собака выговаривала «луна»...
– А подите вы со своей глупой луной!.. Фу! Устал... Но почему ж его не застрелят?
– Ваше превосходительство! – подскакал на коне весь насыщенный внутренней веселостью, но серьезный лицом урядник. – Медведь лежит мертвый... Это всем показалось, ваше превосходительство... Возле медведя вас изволит ожидать фотограф.
– Значит, медведь убит мной?
– Так точно, вами, ваше превосходительство.
– Фу! Ничего не понимаю. Исидор! Где Исидор? Идите, господа, к медведю. Я сейчас. – И, оставив всех, генерал нетвердой, располагающей к многим догадкам походкой удалился с дрожавшим Исидором в густой кустарник.
Меж тем Филька Шкворень был вытряхнут из шкуры, посажен в одноколку и увезен Иннокентием Филатычем. Пристав, опрометчиво не посвященный в тайну облавы, ранил Шкворня в мякоть ноги.
– Я, понимаешь, думал, в сердце, – подбоченясь, героем катил Филька Шкворень. – Теперича я меньше сотни не возьму.
– Не хнычь, дадим, – настегивал кобыленку Иннокентий Филатыч и заливался тихим смехом в серебряную свою бороду.
Теперь решительно все присутствующие, конечно, кроме генерала и Исидора, знали про рискованную затею с медведем, прыскали таящимся смехом, подмигивали друг другу, грозили пальцами.
– Чш... Идет... – И все как умерло.
Генерал позировал фотографу, как великий путешественник Пржевальский. Гордо поставив ногу на шею матерого, заранее убитого медведя, генерал левой рукой залихватски подбоченился, а в правой держал наотлет ружье.
– Я удивляюсь, господа, – говорил он, посматривая на всех из-под огромного козырька фуражки. – В чем же дело?
– Ваше превосходительство! – снял шляпу Илья Сохатых. – Это, исходя из факта теоремы, не более, как проходивший спиртонос-чревовещатель. Комментарии излишни.
– Ты кто такой?
– Я коммерческий деятель, Илья Петрович Сохатых, ваше превосходительство.
– Ага... Гм... Ну?
Путаясь и со страху заикаясь, Илья Петрович в высокопарных выражениях объяснил, что человечьим голосом проговорил тогда затесавшийся среди них спиртонос, известный всей тайге нахал, что его, к сожалению, не удалось поймать и что все побежали от мертвого медведя «вследствие оптики слуха и аксиомы зрения».
– Ага! Мерси, – устало улыбнулся губернатор.
Прохор Петрович на облаве не участвовал: болела голова, сбивались мысли, в душе нарастала какая-то сумятица, он остался дома. Но там втюхался в нечто совершенно непредвиденное.
Незадолго до обеда, в день охоты, когда он, утомленный, сидел в своем кабинете на башне, перед ним, как лист перед травой, предстал отставной поручик Приперентьев.
– Простите, пожалуйста, Прохор Петрович... Но я, высоко расценивая вашу роль в промышленном мире, не преминул лично явиться к вам с поздравлением... Хотя, к сожалению, и не был зван...
– Извините, поручик...
– Бывший поручик... Аркадий Аркадьич Приперентьев, если изволите помнить.
– Это ошибка моей конторы... Аркадий Аркадьевич... Но, припоминается, приглашение вам должны были послать.
«Подлец, мерзавец, шарлатан! – думал, внутренне загораясь, Прохор. – Вот тебя бы, шулера, надо на медвежью охоту-то послать, тебя бы надо волкам стравить».
– Ну-с, а как мой бывший прииск?
– Ничего... Работаем.
– Прекрасно, прекрасно. Очень рад.
Прохор с нескрываемым презрением присматривался к Приперентьеву. Какая неприятная сомовья морда!.. В глазах – прежнее нахальство, наглость. Уши оттопырены, лицо пухлое, красное, рот, как у сома, с заглотом. Башка лысая. Весь бритый. В русской темно-зеленого сукна поддевке.
– А вы не знаете петербургского купца Алтынова? – резко, колким голосом спросил Прохор Петрович, и губы его задергались...
– Ах, того?
– Какого – того?
– Так, между прочим. Гм. Знаю, знаю... Он тоже вступил в пайщики некоего золотопромышленного общества.
– Какого еще общества?
– Пока секрет-с...
«А и набью же я этому сукину сыну завтра морду... Напьюсь на торжестве и набью», – опять подумал Прохор.
– Вот не знаю, где мне устроиться? – ласково заулыбался Приперентьев, оскаливая сомовий рот. – Я с вещами.
– Попроситесь к кому-нибудь, – грубо сказал Прохор и встал, давая понять Приперентьеву, что разговоры кончены. – У меня, к сожалению, все помещения распределены между приглашенными на торжество моими гостями.
– Гм... Пардон... Да, да... – промямлил Приперентьев, нахлобучил на голую голову дворянскую с красным околышем фуражку, небрежно бросил: – Адье, – и, злобно пыхтя, вышел из кабинета. На ходу думал по адресу Прохора: «Ну и попляшешь ты завтра у меня, битая твоя морда!»
