Необычайные приключения Кукши из Домовичей. Сигурд победитель дракона. Повести древних лет - Вронский Юрий Петрович
Женское сердце — вещун: все-то помнилось Добрыне, как жена заставила его прощаться с детьми и домочадцами будто навсегда. А он, привычно исполняя желанья умной любимой жены, пошел в бой без тревоги, без тоски, как на весенний праздник.
Других жены молили себя поберечь, ему же на прощанье Потвора говорила лишь о стыде за отца. Добрыне не подумалось возразить, что сами они невиновны ни словом, ни помышлением, ни делом.
Кровью смывается самое черное… Боярин очистил жену и детей, заснул светло, тихо тоскуя о любимой.
А она, встречая вместе с другими плесковитянками тела защитников земли, плакала и о муже, павшем искупительной жертвой за чужую вину, и о грешном несчастном отце, который больше не назовет ее скворушкой. У нее не было больше темного ужаса за детей перед беспощадным гневом народа. Внуков, заслоненных безвременной и кровавой могилой отца, никто не попрекнет дедом.
Навеки надев темные вдовьи одежды, честная вдова, верная памяти отца своих детей, вела дом такой же твердой рукой, как при муже. Большенького из троих сына готовилась сама учить грамоте.
Поминая лихое лето, еще долго очевидцы истребления нурманнов рассказывали сынам, внукам и правнукам, как Волховский Водяной сердито пинал костяными ногами попавших на дно нурманнов:
— Надоели вы мне! И чегой-то столько вас лезет, места другого нет, что ли?
Они, раскинув бессильные руки-клешни, приподнимались, будто бы что-то хотели объяснить. Но молчали. И волокли на себе впившихся в белое тело раков.
За Городом нурманны собирались в полки, тесным строем шли к Ладоге; под ней, зацепившись за донную городьбу, встречали своих и хотели отдохнуть.
Но ладогожане, отмыкая Волхов, вытаскивали затопленные лесины. Не найдя покоя, нурманны отправлялись далее и вступали в озеро Нево.
Нерадостно их встречал Большой Озерской Хозяин. Скалясь с недоброй ухмылкой, он, созывая несытую рыбу, шлепал перепончатыми ладошками и грозился на Волховского:
— Я тебя!.. Не мог ты сам прибрать нечисть, дворник бабий!
Волховской высовывал из устья сивую голову и ругался с Озерским:
— А ты зачем моих раков крадешь? Своих мало? Отдай, вор бездонный!
И вцеплялись водяные друг дружке в волосы. Оба древние, а в драке упорны и злы пуще молодых. То-то бурлило озеро Нево…
Много, много попрятал к себе на дно Озерской Хозяин. Чего только он не хранит от людского глаза в пучинах, между древнейших скал, в подводных пещерах. Захоронил хорошо, зарастил песком и мягким илом и до наших дней бережет бесценные клады, запрятанные от короткой человеческой памяти. Кто-то их откроет?..
ЭПИЛОГ
В двух днях пути от Нидароса, на границе вод Гологаланда, Оттара встретил новый драккар, двойник «Акул». На нем, с тоской ожидая своего ярла, скитался старый Грам, домоправитель Скирингссальского горда. Грам оказался дурным вестником:
— Ты помнишь наших викингов, которым ты приказал вербовать изгнанников и отверженных тингом? Слушай, с Тордом, Реором, с Свеаром случилось несчастье. Они, набрав много викингов, напали — я никогда не пойму зачем! — на поселение бондэров за Кунгхаллой… Я уверен, кто-то хотел мстить. Безумие, безумие!
Да… Они подожгли дома и убивали. Их гнали, как зверей. И загнали. Реор не сумел умереть, будь он проклят! Его опознали, и он под пыткой выдал тебя. О, я узнал, я заранее узнал о беде. Я не стал дожидаться. Я продал все остатки товаров и твой горд в Скирингссале. Какие убытки, какие убытки! — Грам плакал. — Я едва не умер от горя. Не сердись. Иначе мы потеряли бы все даром. И я нашел викингов для твоих новых «Акул»…
Не упуская ни одной подробности, старый Грам повествовал об «Акулах», спрятанных им в рыбачьем фиорде близ Скирингссала, и себе, притаившемся в городе под маской готского купца. Тинг объявил вне закона нидаросского ярла и его викингов. Отныне каждый мог напасть на Оттара, взять его жизнь и его имущество!..
Затем Грам принялся рассказывать о великих событиях этого лета:
— Черный Гальфдан решил уничтожить всех свободных ярлов одного за другим. Да, этот король бондэров выбрал удобный час!
— Почему? — спросил Оттар.
— Я забыл, ты еще не знаешь. Но ты помнишь о двадцати двух ярлах, собравшихся на Юг с конунгом Скатом из Лангезунда?
— Да.
— Разговоры о Юге велись для отвода глаз. Ярлы тайно собрались перед длинными днями лета и напали на Хольмгард.
— Я знаю. Меня звали. Я отказался.
— Ты поступил мудро, как всегда. Из них вернулись лишь молодые Ролло и Ингольф на четырех драккарах. Все остальные и все драккары погибли в Хольмгарде. Какое поражение, какое несчастье! Страна фиордов еще не знала союза такой силы и такого разгрома. Фиорды опустели…
— И поэтому Черный осмелел?
— Да, да, да, да! Ярлы обессилены. Говорят, тинг хочет объявить вне закона тоже Ролло и Ингольфа. Они счастливо вернулись, но что их ждет! Кто же из свободных ярлов не принимал изгнанников? Бессильный тинг удовлетворялся нашими клятвами по обряду. Теперь не то. Они хотят нашей смерти.
Итак, судьба была за Черного, Рагнаради свободных ярлов началось, а Оттар еще не нашел себе нового гнезда…
— Если бы ярлы победили Хольмгард, — вздохнул Грам. — Ты, вероятно, потерял бы свой горд в Скирингссале и не мог появляться там. Но Нидарос!.. Черный не посмел бы напасть на тебя. Однако ты вернулся. Ты вернулся, и теперь все будет хорошо.
Северный ветер гнал волны против течения, которое вечно стремится вдоль страны фиордов, чтобы упасть в Утгарду. Нет, это сказка скальдов. Утгарды не существует.
Оттар молча гордился своим постижением будущего. Он не ошибся, один из всех ярлов он понял приближение новых времен, он не застигнут врасплох. Оттар не собирался жаловаться на судьбу и богов. Он сделал все и не по своей вине потерпел неудачу в устье Вин-о. Все его стремления и намерения были правильны, были своевременны. Вот награда, которую никому не отнять. Не в богов и в судьбу — он верил в себя. Эта вера, он знал, делала его, невзирая на любые неуспехи, неуязвимым, как кровь дракона сделала недоступной для железа кожу белокурого викинга Зигфрида, героя саги.
Ярл небрежно прислушивался к болтовне Грама. Старый викинг рассказывал о судьбе ярла Пэра, владетеля Уггского фиорда. Оттар пропустил описание причин гнева Черного и бондэров. Но подробности расправы с уггским ярлом привлекли его внимание.
— Черный, — рассказывал Грам, — приказал вынести из общей залы дома кресло ярла и скамьи викингов. Кресло втащили на вершину погребального холма предков Пэра, скамьи расставили по склону лестницей. Пэру пришлось упасть с кресла, скатиться по скамьям к ногам Черного и выразить покорность королю и тингу. Проделывая это, Пэр разбился в кровь. Какой позор!..
Голос Грама прервался. И он вздумал ненужно утешить Оттара, будто бы ярл был ребенком:
— Но ведь наш Нидарос далеко…
Конечно, в далеком Нидаросе, на краю земли фиордов, в дальнем северном углу Вестфольда и осень и зима прошли бы спокойно. Но Оттар не хотел ждать всю долгую зиму. Вынужденное безделье заставит работать мысль вестфольдингов, осужденных на изгнание. У кого-нибудь проснется глупая детская тоска вечной разлуки с каменистыми берегами фиордов и морем, с рекой в скалах, с елью, черной ольхой, березой и можжевельником, с дивной весной Вестфольда. Размышленье под вой зимних вьюг, во мраке бесконечной ночи в сугробах размягчает сердца слабых.
Подходила пора равноденствия с его свирепыми шквалами.
Затем, до начала ноябрьских штормов, наступает время относительного покоя — море, Тяжелое созревающими в нем зимними бурями, отдыхает.
Грам ничего не слышал о судьбе других викингов Нидароса, которым, как Торду, Реору и Свеару, весной была поручена вербовка отверженных законом. Не ждут ли они в безлюдных фиордах над мысом Хиллдур, как было условлено?
