Схватка (Повесть о ростовских подпольщиках) - Агуренко Борис Петрович (книга бесплатный формат TXT) 📗
Штурман передал шифровки Васильеву, а деньги — Василенко. 10 мая состоялось очередное заседание комитета, в котором участвовали Шмидт, Дедов, Анна, Елена, Зуб, Чернов, Гвоздев, Иванов. Штурман доложил об итогах поездки, рассказал о новостях, которые узнал в Мариуполе, о начавшемся наступлении белых. Это подтверждалось и тем, что доносили телеграфисты Буртылев и Датченко, хотя последние номера белогвардейских газет молчат, видимо, ждут решающего успеха.
Тревожно было на душе у подпольщиков. Товарищи рассказали Штурману о трагедии в Батайске: весь президиум ячейки схвачен, по приказу генерала Покровского на базарной площади повешены четверо товарищей.
— Значит, восстание придется отсрочить, — сказал Васильев. — И нужно быть готовым ко всему. Мы должны проверить каждую ячейку. Многие наши товарищи сейчас в поездках — знакомятся с местными организациями. Думаю, что в недельный срок мы будем иметь все данные — самые последние, самые свежие. А через несколько дней у нас будет большая газета с названием «Красное знамя». Товарищ Василий, как дела в типографии?
— Усе гарнесенько, друзи. Газета будет. Правда, вот наш новенький работник пропал. Дело он знает отменно, руки золотые, но стал требовать за работу непомерную плату.
— Странный хлопец, — подтвердил Селиванов, — все спрашивает, спрашивает. Если бы не Абросимов, который уверяет, что Поддубного хорошо проверили, я бы посчитал, что он послан белыми. И жадный. Хоть бы те же деньги. Все время о них разговор…
— Словом, — подытожил Васильев, — наступает сложный момент. От нашей организованности, конспирации, от нашей преданности делу теперь зависит все. А что касается работника в типографии — направим Штурмана. После такого путешествия не грешно ему поработать и в «подземном аду». Тем более он специалист по смывке старых и подготовке новых паспортов.
Так Штурман вернулся в типографию.
В «подземном аду» царило радостное возбуждение. Сегодня новая газета — большая, четырехстраничная — будет готова! Но усталость брала свое. Когда Гриша поднялся в очередную смену наверх, Мария Николаевна дала сыну кружку молока и кусок хлеба. Уже темнело. Гриша взял еду и вышел во двор, присел на скамейке у крыльца, вдохнул всей грудью.
Казалось, вся Нахичевань пропиталась запахом сирени, в темноте ее не было видно, но ее грозди, Гриша знал, действительно всюду.
Немного отдохнув, он досрочно спустился в подземелье — не терпелось увидеть готовую газету.
К полуночи она была готова. Сделали оттиски всех четырех полос, занялись корректурой. Аболин удовлетворенно хмыкал, читая газету, правил немного. Вдруг со двора донесся какой-то шум и собачий лай.
— Поднимайтесь наверх, я сожгу оттиски, — сказал Григорий. Тщательно закрыв замаскированный вход в типографию, он тоже поднялся в квартиру. Товарищи раздавали карты.
Вдруг одновременно раздался стук в дверь и ставни. Мария Николаевна вышла в коридор.
— Кто там стучит? — спросила она.
Вместо ответа дверь слетела с запоров.
Сбивая хозяйку с ног, в дом ворвались белые. Впереди всех — Татаринов и Бордовсков.
Подпольщики сидели за столом с картами в руках.
— Встать! — приказал Татаринов, держа в руках пистолет. — Руки вверх!
Проснулись малыши, Клава и Ваня, подняли плач.
Татаринов взглянул на Бордовскова, тот с пистолетом шагнул к казакам у двери:
— Заткните глотки пискунам!
К малышам бросилась Мария Николаевна:
— Я сама… Я сама! Не плачьте, маленькие. Не плачьте! Дяди скоро уйдут.
Татаринов ухмыльнулся и, поигрывая пистолетом, подошел к стоявшим с поднятыми руками.
— Играете по большой? — ткнул он дулом пистолета Сашу Абросимова.
— Нет, — ответил Штурман, — мы без денег. В шестьдесят шесть.
— Ясненько. Доигрались. Начинай обыск, — приказал он казакам.
С кроватей на пол полетели подушки и матрацы, вытряхнули все содержимое из шкафа, обшарили все, что можно. Подпольщики старались казаться безразличными, хотя каждый шаг контрразведчиков больно отдавался в висках и сердце: типография!
Беляки были недовольны результатом, это было написано на их лицах. Татаринов подозвал Бордовскова и шепотом спросил:
— Выход из подвала?
— Да.
— А вход в подвал?
— Где вход в подвал? — громко спросил Бордовсков. — Кто здесь хозяин?
— Я, — отозвался Григорий, — ляда у стола.
Бордовсков чертыхнулся — оказывается, он стоял одной ногой на ляде. Григорий собрался с силами и сказал:
— У нас, господин начальник, только огурцы и капуста. Яблок не смогли замочить.
— Молчать!
Бордовсков вперил в него свой взгляд:
— Сейчас покажем вам яблочки!
Двое казаков спустились в погреб. Долго там шарили. Наконец вылезли оттуда и покачали головами: «Ничего!» В подвал спустился Бордовсков, вылез злее черта, подошел к Татаринову и шепнул:
— Сами не найдем!
Татаринов понимающе кивнул и приказал:
— Выводи мерзавцев!
Мария Николаевна сидела на полу у детской кровати, прижав малышей к себе, широко раскрытыми глазами следила за происходившим. В голове стучало: «Николай… Скоро должен прийти Николай… Как? И его тоже?!». Она тяжело поднялась с пола, не выпуская детей из рук, направилась к двери. Казак у двери преградил дорогу винтовкой.
— Не велено пущать! Сиди тут, мать!
Мария Николаевна села на табурет.
Шестеро подпольщиков стояли во дворе, залитые ярким светом луны. Их выстроили в шеренгу. С улицы доносились крики, свистки, конский топот.
Тем временем в хате продолжался обыск. Ломали полы, рушили печку. Мария Николаевна снова попросила разрешения выйти.
— Давай, давай! — прикрикнул Бордовсков. И Мария Николаевна испуганно выбежала с детьми на двор, бессильно опустилась на скамейку, где совсем недавно Гриша пил молоко.
Вдруг во двор вошел какой-то человек, несмотря на майскую теплынь, он был в бурке, несмотря на ночь, у него на лице были черные очки. Человек явно не хотел, чтобы его узнали.
Он торопливо прошмыгнул в дом. И вот уже из комнат доносится выстрел — сигнал, что поиск удался. Типография найдена!
Вскоре стражники стали выносить на улицу оборудование типографии: наборные кассы, разобранные печатные станки, шрифт, рулоны бумаги. Несколько казаков, предводительствуемые Бордовсковым, подбежали к арестованным и принялись избивать их.
— Подождите, — остановил Татаринов своих и подошел к Грише. — Так ты хозяин?
Гриша шагнул вперед, вытирая рукавом кровь, бежавшую из носа и рассеченной губы.
— Кто набирал? — спросил Татаринов.
— Я.
— Кто печатал?
— Я.
— Все ты один? — насмешливо сверкнул глазами капитан. — А что же делали остальные?
— Пришли играть в карты.
— Ах, вот как! — Татаринов, размахнувшись, ударил Гришу по лицу.
Татаринов и Бордовсков выстроили подпольщиков одного за другим, в затылок, одной веревкой, ловко — сказывалась сноровка — связали всех попарно: Гришу со Штурманом, Рыбкина с Ильей Абросимовым, Аболина с Муравичем. Цепочку повели со двора. По бокам ее двигались стражники с направленными на арестованных дулами винтовок.
У проходных ворот завода «Аксай» стояли два грузовика. В один из них было погружено оборудование подпольной типографии, сюда втиснули и подпольщиков. У бортов машины уселись стражники. Рассаживаясь, они что-то задели, послышался грохот упавшего тяжелого.
— Ах, твою мать! — донеслось от кабины.
— Что такое? — спросил строго Бордовсков.
— Газету рассыпали!..
— Дуроломы чертовы! — выругался Бордовсков.
— Ну, поехали! — раздался в темноте сиплый голос Татаринова.
— Вот и кончилась ваша свобода! — кривляясь, сказал Бордовсков арестованным. — Побеседуем по душам!
Машины двинулись к «Мавритании».
Часом раньше Николай Спирин вышел из клуба «Свет и знания», где занимался в драмкружке под кличкой Горький. Был уже второй час ночи, когда, перевалив межу, он с Первой Софиевской повернул к Донской улице. На углу 35-й линии и Донской — разъезд казаков. Они веселятся. Офицер напевает на мотив Яблочка:
