Голос Ленинграда. Ленинградское радио в дни блокады - Рубашкин Александр (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
Пожалуй, самой главной особенностью «Блокнота» была широта, с какой он отражал ленинградскую жизнь зимних месяцев. Так, в начале декабря изо дня в день рассказывалось о мужестве рабочих, железнодорожников, дружинниц. И тут же журналисты сообщали о флотском ансамбле песни и пляски Якова Скомаровского, о работе композитора В. Богданова-Березовского.
Много дополнительных трудностей вставало перед журналистами. Нельзя было назвать точного заводского адреса – это был военный объект. Что говорить об адресах предприятий, если в очерке А. Фадеева сказано: «Рыбинская, 5. Название этой улицы и номер дома – вымышленные: я пишу эти строки в дни, когда город еще доступен артиллерийскому обстрелу. Это – квартира Тихонова». Приходилось «зашифровывать» продукцию или умалчивать о возрасте рабочего. Записи коротких выступлений переносили слушателя в заводской цех, на объект МПВО или же на боевой корабль. Выступали комендант общежития, начальник цеха, профессор литературы.
Никогда радио мирных дней не привлекало так часто к сотрудничеству рядовых граждан. Раньше чаще всего подходили к микрофону лучшие, известнейшие – стахановцы, писатели, деятели искусства. Теперь же домохозяйка, управхоз, пожарник стали заметными фигурами – и они были на переднем крае борьбы. В кратких интервью, в небольших заметках была не просто информация. Факт становился значительным, он отражал необычность времени.
Вот корреспондент Всесоюзного радио в Ленинграде В. Ардаматский говорил о демонстрации фильма «Чапаев» в одном из рабочих клубов, вот сообщалось о выставке дипломных работ в Академии художеств. Можно представить себе, что ощущали ленинградцы, слушая в декабре 1941 года об этой выставке и о демонстрации фильма. Радио говорило ленинградцу об испытаниях, которые выпали на долю всех, о том, что в стороне от борьбы сейчас не может остаться никто.
Молодой ученый, двадцатишестилетний лейтенант Юрий Линник, вспоминал о своей профессии – математике: «Война ворвалась в мою жизнь еще в начале моей научной работы: два года назад я прервал подготовку своей диссертации, в которой разрабатывались проблемы высшей арифметики в приложении к кристаллографии, и отправился на фронт… Войну с финскими фашистами я провел на фронте в качестве командира артиллерийского метеорологического поста, а весной сорокового года защитил диссертацию. Я приступил тогда к новым важным и увлекательным изысканиям. Но когда совершилось гнусное предательское нападение на нашу страну, я понял, что нацистские бандиты угрожают не только моей Родине, но и ее культуре, ее математике, занимающей одно из первых мест в мире… Теперь я командир взвода топографической разведки артиллерийской части – вместе со мной и моя математика заняла свое место в бою». Так говорил ученый 6 ноября 1941 года, выступая в сто тринадцатом выпуске «Радиохроники». Его слушатель мог ничего не знать о кристаллографии, но одно он понимал хорошо: нет сейчас дела важнее борьбы с фашизмом. Во имя жизни, во имя науки.
В октябре шестьдесят восьмого года я показал текст этого выступления академику Юрию Владимировичу Линнику, и он сразу вспомнил и место расположения взвода, и командира полка Сергея Корпачева, и поездку в Радиокомитет с фронта у Средней Рогатки, и журналиста Сергея Цимбала, который подготовил его выступление. Казалось, мы говорим о событии совсем недавнем. В «Радиоблокноте», который журналисты хотели собрать в единую книжку, как правило, не указывалось авторство отдельных материалов. А вот в тексте передач перед каждой беседой или репортажем «Радиохроники» стоят фамилии. Речь идет об огромной организационной работе журналистов. Это они привлекали к передачам и руководителей ленинградской обороны, и ее рядовых участников.
Журналистскую работу приходилось вести даже тем редакторам радио, которые были прежде от нее далеки, имели обычно дело с литературными материалами. Редактор детского вещания писательница К. Меркульева вспоминает, как, ослабевшая, ходила в один из южных районов города собрать материал о ребятах, тушивших зажигалки. Писательница В. Кетлинская в корреспонденции для Совинформбюро рассказала об одном из посещений Дома радио: «Присаживаюсь у редакционного стола и читаю наметку будущей передачи. Моя роль в этой передаче – „черная“, надо организовать и отредактировать выступления других, продумать общий план, представить слушателям выступающих. Мы все делаем много черновой работы…»
Журналисты радио были пропагандистами и организаторами. Они искали новые формы передач в условиях, когда, казалось, и обычное вещание вести становилось невозможно. Писатели В. Дружинин и Л. Кронфельд предложили политвещанию большой цикл передач, основанных на обобщенном материале. Герои (семья Плотниковых) были вымышлены, но обстоятельства их жизни – вполне реальны. Плотниковы работали на заводе, жили, как и все, в промерзшем доме, дежурили на крышах, тушили зажигалки.
По мысли авторов и редактора А. Пази, этот рассказ о типичной ленинградской семье призван был передать атмосферу блокадной жизни. Конечно, такие передачи не могли стать преобладающими – обычно в основе были факт, документ, прямой репортаж, но рядом с ними, очевидно, могло быть и подобное обобщение.
В большей своей части «Радиохроника» строилась на документах. Среди них было множество писем. И тех, что приходили на радио как непосредственный отклик слушателей, и тех, которые получали ленинградцы с фронта и с Большой земли. Адресаты охотно передавали письма радиожурналистам, понимая их общественное значение. Так, на одной из страниц «Ленинградского блокнота» появилось письмо профессора Всероссийской академии художеств, знатока древнерусского искусства Михаила Константиновича Каргера. Профессор писал с фронта одному из своих учеников: «Пошел третий месяц моей походной жизни… Должен сказать со всей решимостью, что я вернусь к своей привычной работе только после полной и окончательной победы. Как ни заманчива мысль о научной работе, как ни тоскливо бывает иногда без книг, я выполняю здесь скромную и абсолютно необходимую работу и стараюсь выполнять ее как можно лучше… Привет всем студентам. Пусть не забывают о древнерусском искусстве. Новгород, Псков и Киев потребуют специалистов по реставрации древнерусских городов. Если вернусь, будем вместе, не покладая рук, работать над восстановлением этих замечательных городов».
Напомним о времени, когда профессор писал свое письмо: поздняя осень сорок первого. Враг тогда стоял под Москвой, Киев и Псков были глубоким немецким тылом, в Лондоне и Нью-Йорке подсчитывали, сколько еще продержатся русские. Искусствовед Каргер мечтал о реставрации древнерусских городов, математик Линник гордился местом своей науки в бою. Оба они думали о будущей победе, верили в нее, отстаивая Родину, защищали науку и искусство. Журналисты ленинградского радио помогли им встретиться со слушателями, сказать о самом важном деле жизни, о самой жизни, которой угрожал враг.
Во всех этих случаях радио, конечно же, не оставалось только посредником. Радиожурналисты помогали готовить выступление Линника, с ними советовался профессор К. Огородников, прежде чем обратиться, в частности, к английским коллегам. Пожалуй, резонанс от речи К. Огородникова был наибольшим. В ту пору портрет профессора-красноармейца появился в печати, а работники Радиокомитета сумели вызвать Огородникова на самое короткое время в город и попросили сказать несколько слов у микрофона: «Товарищи! Всю жизнь я был сугубо штатским человеком… занимался отвлеченными вопросами звездного неба. Скажу откровенно – мало когда приходилось держать в руках винтовку». Профессор говорил о потрясших его событиях. В той части речи, которую он произнес по-английски, ученый не только напомнил королевскому астроному Спенсеру Джонсу и профессору Смарту о совместных научных интересах, он объяснял, что заставило его на время оставить занятия астрономией. «На моих глазах, дорогие коллеги, пылало на днях… здание знаменитой Пулковской обсерватории, подожженной фашистскими бомбами». Разумеется, наука, которой занимался Огородников, решала не только «отвлеченные вопросы». После войны, в наступившую космическую эру, астрономия в союзе с математикой и физикой подняла в воздух невиданные прежде корабли, позволила им найти верный курс. Но все это было потом, а в 1941 году приходилось брать в руки винтовку и ученым.
