Ключ - Алданов Марк Александрович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗

— Вы напрасно так думаете. Это очень существенно. Итак, вы настаиваете, что заказали три ключа?

— Нет, если это так важно, я не решаюсь настаивать, может быть, и два, — сказал Загряцкий.

— Очень хорошо. Так и запишем.

— Так, пожалуйста, и запишите.

— Хорошо-с… Записано… Вы сказали, что в последний раз были на квартире с Фишером в понедельник, правда?

— Так точно.

— Вероятно, тогда же вы условились и о следующей встрече?

— Нет, мы не уславливались.

— Когда вы предполагали снова развлекаться с Фишером?

— Это зависело от него: он посылал мне приглашение, когда хотел устроить сеанс.

— Ах, это называется сеансом? Так… Приглашение всегда исходило от него? — небрежно спросил следователь.

— Разумеется. Ведь его была квартира, он все и устраивал.

— Так что вам никогда не случалось проявлять инициативу, то есть приглашать Фишера на сеанс, как вы изволите выражаться?

— Никогда.

— Вы говорите неправду, господин Загряцкий, — быстро, резким голосом произнес Яценко.

— Я никогда не говорю неправды, господин следователь.

— Ваши слова находятся в полном противоречии с теми данными, которыми я располагаю. У меня имеется записка, которой вы приглашаете Фишера быть вечером там, где всегда. Вот она…

«Кажется, подействовало», — подумал Яценко.

Лицо Загряцкого покрылось пятнами. Он наклонился над запиской, которую, не выпуская из рук, показывал ему следователь. Но Яценко не дал ему прочесть то, что в ней было сказано.

— Это ваша подпись? — спросил он.

— Да, моя. Я забыл об этой записке… Правда, был такой случай, когда я предложил Фишеру прийти на квартиру… Я просто забыл об этом случае.

— Или же вы не предполагали, что Фишер сохраняет такие записки?.. Когда это было?

— Недели три тому назад.

— Это опять неверно. Квартира была снята Фишером всего месяц с лишним тому назад. Между тем в записке вы предлагаете встретиться «там, где всегда». Это не могло быть сказано через неделю после снятия квартиры, особенно если вы устраивали сеансы не часто, как вы сами утверждаете.

— В первую неделю мы там встречались чаще.

— Сказать можно что угодно. Я советовал бы вам, однако, быть откровеннее, господин Загряцкий.

— Я и так говорю вполне откровенно… Покорнейше благодарю за совет…

С минуту они смотрели друг на друга злыми глазами в упор. Следователь сдержался.

— Так-с… Теперь потрудитесь сообщить мне, что вы делали позавчера.

— С самого утра что делал?

— Да, пожалуй, начните с самого утра.

— Я встал около десяти часов…

— Виноват, вы обычно встаете в это время?

— Да, обычно. Затем, напившись кофе, я отправился к воинскому начальнику. Видите ли, я белобилетник — у меня плохое зрение, — и нас скоро должны подвергнуть переосвидетельствованию. Я заходил за справкой, в присутствии могут подтвердить, что я был у них утром. Я довольно долго разговаривал с чиновником… Белобрысый такой чиновник, он сидит в первой комнате, слева от входа. Вы можете у него узнать, я назвал свою фамилию, и он, наверное, помнит.

«Уверенно как говорит: к alibi, видно, подготовился», — подумал Яценко.

— Это не существенно, — сказал он сухо. — Затем что делали?

— Потом я отправился завтракать к Пивато.

— Всегда там завтракаете?

— Нет, не всегда, завтракаю где попадется. Но лакеи у Пивато меня знают в лицо и по фамилии, они подтвердят, что я там был.

— После завтрака что делали?

— После завтрака я вернулся домой и прилег отдохнуть, у меня от присутствия разболелась голова. Спал часов до шести. Затем пошел к Рейтеру — знаете, кофейня на Невском, — там встретил знакомых, сначала смотрел, как играют в шахматы, затем сам сыграл партию с некиим Левичем… Это биржевик, он живет на Большом Проспекте, номера не помню, но вы его легко найдете.

— До какого часа вы играли в шахматы?

— Кажется, до семи или семи с четвертью… Затем я поужинал. Рейтер — не ресторан, но там всегда можно получить дежурное блюдо, а я по вечерам мало ем. Я спросил сосиски с картофелем и бутылку пива. Но, право, не знаю, должен ли я вам это сообщать, господин следователь, — добавил с улыбкой Загряцкий, — ведь это подводит кофейню: спиртные напитки теперь запрещены. Мне по знакомству дают пиво… Надеюсь, вы не сделаете из этого истории.

— Долго ужинали?

— Нет, минут двадцать.

— Так… Дальше? — рассеянно спросил Яценко, перебирая бумаги в папке и как бы потеряв интерес к предмету разговора.

— Затем я отправился в кинематограф.

— В кинематограф? — повторил Яценко. — В какой именно?

— В «Солей».

— Так-с. Оставались там до конца спектакля?

— До самого конца. Я всегда остаюсь до конца, хоть и глупо, конечно, смотреть всю эту дребедень. Но я люблю, отдыхаешь все-таки.

— Когда кончился спектакль?

— Думаю, так в половине двенадцатого или еще немного позже.

— Верно, вы и в кинематографе встретили знакомых?

— Знакомых? — переспросил Загряцкий. — Нет, там знакомых не встретил.

— Жаль, именно там важно было бы кого-нибудь встретить. Никого не встретили?

— К сожалению, никого.

— Жаль… Но, может быть, вас видели служащие? Вы билет взяли при входе?

— Разумеется… Только едва ли кассирша могла меня видеть. Она из-за своей сетки ни на кого не смотрит, занята билетами и сдачей.

— Как же вы наперед знаете, что она вас не видела? Но если не кассирша, то уж, верно, капельдинер вас видел, показывая вам место?

— Может быть… Впрочем, я несколько опоздал к началу и вошел, когда в зале было темно.

— Экая досада! Так и капельдинер не видел?.. Какой билет вы взяли?

— Кресло, в рубль двадцать. Это в среднем пролете.

— Вы твердо помните цену?

— Да, я всегда беру в рубль двадцать.

— Значит, вы часто бываете в этом кинематографе?

— Да, довольно часто.

— Довольно часто, — повторил Яценко, удовлетворенный тем, что подтвердилась его догадка, впрочем, не имевшая отношения к делу. — Так… В антрактах между картинами зал освещается, вы, верно, заметили, с кем вы сидели рядом?

— Кажется, слева был какой-то господин с седой бородой. А с другой стороны никого не было — я сидел у прохода.

— Вы не разговаривали с вашими соседями?

— Нет. Кто же разговаривает с незнакомыми?

— Отчего, бывает, могли обменяться несколькими словами. Может, с теми, кто сидел спереди или сзади вас? Там какие люди сидели?

— Не помню. Кажется, спереди и вообще никого не было.

— Так вы за весь вечер ни с кем не обменялись словом? Ну, может быть, толкнули кого-нибудь и извинились. Может, было что-либо такое, что дало бы нам возможность вызвать ваших соседей посредством публикации в газетах?

— Нет, кажется, ничего такого не было.

— Очень жаль. Это чрезвычайно досадно.

— Согласитесь, однако, господин следователь, я не мог предвидеть, что на следующий день меня заподозрят в убийстве и что мне придется устанавливать alibi.

— Разумеется, но согласитесь и вы, что это довольно странное стечение обстоятельств: весь день, с утра, вы были на людях, вы помните точно все расписание дня по часам… Даже удивительно, правду сказать, до чего вы точно это помните, ведь для вас это был самый обыкновенный день, такой же, как другой, а вы все часы и минуты так хорошо помните… Право, можно было подумать, будто вы знали заранее, что надо будет все это сказать точно.

— Позвольте, позвольте, господин следователь, я никаких минут не называл. Я указывал только часы, и, разумеется, лишь приблизительно. Это было позавчера, я могу помнить, что позавчера делал. А если бы я не помнил и не мог указать часов, то уж это вы, наверное, обернули бы против меня. Что ж это такое получается!..

— Я хочу сказать, что вы твердо помните все расписание дня и можете удостоверить свидетельскими показания ми, где вы были до самого вечера. Везде вас знают и в лицо, и по фамилии, а где не знают, как, например, в воинском присутствии, там вы по случайности называете фамилию. Но вот вечером, как раз в часы, когда был убит Фишер, вас решительно никто не видел и вы никого не видели. Это странно… Впрочем, может быть, вы напрасно думаете, что никто вас там не видал. Вы как были одеты?