Детская книга - Байетт Антония С. (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
Фон Мольтке попытался объяснить, что миллион человек, одиннадцать тысяч поездов, тонны боеприпасов, пушек, провианта уже в пути и движутся на запад; передовые отряды уже достигли Люксембурга; за ними идут полки. Кайзер выругал Мольтке и с детской обидой сказал, что его дядя, великий полководец, дал бы иной ответ. Фон Мольтке «может ведь воспользоваться какой-нибудь другой железной дорогой».
Мольтке был унижен. Он писал, что у него в душе что-то сломалось от осознания всего невежества и легкомыслия своего повелителя, его детской неспособности реалистически смотреть на мир. «Я так и не оправился от этого происшествия, — писал он. — Я так и не стал прежним».
Время было упущено; кайзер отменил приказы; отчаявшийся фон Мольтке сидел у себя в кабинете и отказывался подписывать новые. Потом, в одиннадцать часов вечера, Мольтке вызвали в личные апартаменты кайзера, где глава государства сидел полуодетый, прикрыв плащом иссохшую руку. Он протянул фон Мольтке телеграмму от Георга V. Немецкий посол ошибся. Британия не гарантировала нейтралитета Франции.
— Теперь можете делать что хотите, — сказал кайзер своему военачальнику.
И армии двинулись.
51
Кое-кто сразу записался добровольцем. Джулиан поступил в отцовский полк и был отправлен в Саффолк, в учебный лагерь для офицеров. Он хорошо управлялся с пушками и неплохо ездил верхом. Светило солнце. Джулиан познакомился с другим кембриджцем. Джулиана переполняла ярость, потому что враги грозили предмету его изучения — английской пасторали, полям и лесам, диким тварям, коровам, овцам, в какой-то степени пастухам, сбору урожая. Говорили, что все кончится к Рождеству. Джулиан был настроен иронически: он верил в долг, но не в славу, и считал, что должен идти не колеблясь до обещанного конца. Подчиненные ему нравились: он должен был их любить по долгу службы и действительно любил. Когда их что-то беспокоило, он это замечал, а когда у них что-то получалось хорошо, он говорил им об этом. В 1915 году он отплыл во Францию.
Герант вернулся в Лидд и стал учиться на артиллериста в лагере, стоявшем на такой знакомой гальке. Герант записался рядовым, но потом стал капралом артиллерии. Колечко, некогда подаренное Флоренции, он носил в кармане. Он думал: когда все это кончится, все станет другим, в том числе и он. Океанский круиз под звездным небом растаял, как дым. В первые дни войны Герант, как и Джулиан, словно бы видел все окружающее яснее именно потому, что оно было поставлено под вопрос. Во взводе он обзавелся дружками-собутыльниками; с одним, Сэмми Тиллом, сыном рыботорговца, они еще мальчишками вместе бегали на Ромнейском болоте. В 1915 году Герант пересек Ла-Манш и отправился на северо-запад, в сторону Бельгии.
Флориан и Робин Уэллвуды и Робин Оукшотт поступили в Королевский Сассекский полк. Флориана вскоре услали во Францию. Оба Робина попали в один взвод. Они сидели среди снаряжения в обшей палатке. В детстве они всегда все делали вместе, или почти вместе, в разных художественных лагерях. Они были одинаково рыжие и одинаково улыбались. Слишком хорошее воспитание мешало им выяснить, не братья ли они.
Робин Уэллвуд думал, что Робина Оукшотта заденет и оскорбит предположение, что никакого отца по фамилии Оукшотт не бывало на свете. Робин Оукшотт думал, что смутит Робина Уэллвуда своими претензиями на родство, которое никем никогда не упоминалось. Обоим было неприятно думать о роли Хамфри Уэллвуда в их появлении на свет. Даже при обычном раскладе люди не любят думать о том, чем занимались их родители в постели. Но Робины держались вместе, все делали одинаково и привыкли полагаться друг на друга.
Вольфганг Штерн был уже на фронте, в составе Шестой немецкой армии под командованием принца Рупрехта Баварского. Он оказался на левом фланге «Шлиффенского котла», намеренно отступавшем в сторону Германии, чтобы выманить французскую армию подальше от Парижа. Французы носили военную форму старого образца — и зимой, и летом: красные штаны, длинная шинель, мундир из тонкого сукна, фланелевая рубашка, длинные кальсоны. И неудобные сапоги-бродкэны, прозванные «испанскими сапожк а ми» по средневековому орудию пыток. Солдат нес винтовку, выкладку весом шестьдесят шесть фунтов, и сверх того — предписанную уставом связку дерева на растопку.
Французские офицеры верили в атаку, атаку и еще раз атаку. Они считали, что в 1870 году проиграли из-за нехватки твердости и elan.Они неумолимо надвигались под бара банный бой и звуки рожков, выставив перед собой примкнутые длинные штыки. Французы были очень храбры, и немецкие пулеметчики, в числе которых был Вольфганг, косили их как траву. Вольфганг в сером мундире и фуражке ощущал себя чуждым самому себе. Но ведь он всегда был актером. Сейчас он играл умелого пулеметчика. Его хорошо кормили, его командиры были компетентны. Война не затянется. Все идет по плану.
Чарльз-Карл, бывший анархист, социалист, исследователь стадного поведения в военное и мирное время, обнаружил, что его интуитивное восприятие «акций»-убийств, совершаемых анархистами, — ощущение, что сам он неспособен убить человека, — было верным. Он пришел к отцу и сообщил, что идет на фронт. Бэзил Уэллвуд сказал, что очень рад, и что ему очень жаль, конечно, и что он окажет любую посильную помощь. Чарльз-Карл уточнил, что идет не в армию: он поступает в квакерскую организацию под названием «Англо-бельгийское подразделение скорой помощи». Она отправляла на фронт санитаров с носилками и кареты скорой помощи для доставки раненых в санитарные поезда, отвозившие их домой. Он стал объяснять:
— Папа, это не потому, что я трус. И я должен что-то делать на фронте. А эти санитары помогают всем, без различия…
Бэзил ответил на невысказанное:
— Друзья твоей матери начали отклонять ее приглашения. И сами не ходят к ней с визитами. Многие.
— Если бы я стал солдатом-патриотом, это немного поправило бы дело. Но я не могу, понимаешь?
— Стараюсь понять. Смелости тебе не занимать. Будем считать, что я тебя благословил.
Чарльз-Карл вручил отцу конверт с надписью: «Вскрыть в случае моей смерти».
— Это не театральный жест, а просто здравый смысл. Только пообещай не открывать, пока…
— Хорошо. Надеюсь, что скоро ты сам его у меня заберешь. Думаю, война не затянется. Береги себя.
Дороти тоже сумела попасть в совсем новое подразделение — Женский госпитальный корпус. Его создали две изобретательные женщины, два врача, — Луиза Гарретт-Андерсон и Флора Мюррей. В отличие от шотландских женщин-врачей, которым велели «идти домой», Андерсон и Мюррей сразу сообразили, что в военном министерстве им попросту укажут на дверь. Обе женщины были суфражистками и по опыту знали, как неприятно общаться с министерством внутренних дел и как медленно там работают. Поэтому они отправились во французское посольство и французский Красный Крест, где предложили свои услуги и медицинские припасы, за которые собирались платить их сподвижники. Деньги поступали от суфражисток и женских колледжей. Для докторов, медсестер, санитарок и заведующих создали новую форму — зеленовато-серую, с укороченной юбкой и аккуратной длинной свободной рубашкой, застегнутой до горла на пуговицы. К этому прилагались пальто и небольшие матерчатые шляпки с вуалями. Общий вид был элегантный и деловой. Женщины уже знали, что должны все делать тщательнее и компетентнее мужчин, соблюдая гораздо более строгую дисциплину. В сентябре 1914 года они отправились с вокзала Виктория через Дьепп в Париж, полный раненых. «Чрезмерно возбудимая дама из британского Красного Креста объяснила, что в Париже все очень плохо, — писала Флора Мюррей. — Бюрократические проволочки ужасны… Все предварительные договоренности нарушаются. Свирепствует сепсис. Город забит немецкими солдатами с ампутированными конечностями, и их на следующий день после ампутации отправляют в Гавр!!!»
