Детская книга - Байетт Антония С. (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗

— Ну? — спросил Чарльз-Карл.

— Семь человек на постель мертвеца, — как-то скомканно выговорила Элси. — Мы с Филипом сочинили. Нам некуда было положить брата… когда он умер… так что пришлось его оставить на кровати, а мы все кашляли, тоже чуть концы не отдали.

И добавила:

— Извини.

— За что? Я хочу, чтобы ты со мной говорила. Рассказывала мне.

— Мои рассказы не подходят для такого распрекрасного обеда на красивых тарелках. Ты мне помогал, так же как миссис Метли и миссис Оукшотт. Я тебе благодарна.

— Ты это говоришь, — не остался в долгу Чарльз-Карл, — чтобы подчеркнуть классовые различия между тобой и мной. Которые нам следует забыть.

— В этом супе настоящие сливки. Ровно столько, сколько надо. Это ведь тоже искусство. Нет, мы с тобой не можем забыть об этих различиях.

У Карла не шла из головы картина: семь (очень грязных) человек втиснуты в одну кровать и кашляют, и один из них мертвый. Элси аккуратно орудовала суповой ложкой. Он смотрел на лицо с сильными чертами, замкнутое, сдержанное, но живое, пытливое. Чужое — частью из-за классовых различий, частью из-за того, что пережила она и никогда не переживал он. Он сказал:

— Я тебя обожаю, когда ты такая сердитая и решительно расправляешь плечи.

Суровое лицо дрогнуло.

— Не надо, а то я сейчас заплачу. И ты будешь меня стесняться. Ты должен был бы меня стесняться.

Воцарилось молчание. Баранина была подана и съедена под разговоры о лекциях в летней школе; Элси сказала, что Шоу может говорить с любым акцентом, а потом его убрать. Она заговорила о Шекспире. О Розалинде и Виоле, которые прикидывались мужчинами, принимались действовать сами, окрыленные надеждой.

— Откуда он это знает? — спросила она у Чарльза-Карла. — Ни один другой мужчина так не пишет о женщинах, он словно знает их изнутри, если можно так выразиться.

А еще леди Макбет, как она вдруг говорит, что кормила младенца грудью. Единственный раз говорит. Совсем не схоже… не похоже, что у нее был ребенок, и она говорит про него только один раз, только чтобы сказать, что оторвала его от груди. Это ужасно. И он так и задумал.

Они разобрали Корделию, Гонерилью и Регану и получили удовольствие от беседы. К пирогу со сливами принесли вкуснейший заварной крем.

— Снова сливки, — сказала Элси. — Крем хороший, густой. Это от сливок и яиц, а не только от крахмала.

Они поднялись в спальню. Чарльз-Карл сказал, что мошкара ужасно противная. Элси начала раздеваться — деловито, отыскивая вешалки, выравнивая туфли под кроватью, словно в комнате, кроме нее, никого не было. Она повесила юбку и блузку и, оставшись в одной нижней юбке, пошла чистить зубы, все так же деловито. Ему страшно нравились ее мускулы, которые напрягались, когда она склонялась расшнуровать ботинок или тянулась повесить юбку. Элси чистила зубы яростно. Потом сказала:

— Ну что ты стоишь.

Тогда он тоже начал раздеваться — ботинки, шерстяные носки, бриджи, куртка. Ступни у него были длинные и белые. У них был какой-то неиспользованный вид. Карл тоже почистил зубы. Потом ни с того ни с сего причесался, и Элси расхохоталась. Так что он подошел к ней и начал слегка дрожащими пальцами расшнуровывать ей корсаж. Элси накрыла его руки своими и помогла ему. От руки к руке бил электрический ток. Она перешагнула через юбку и корсаж и осталась в панталонах.

— Открытки для ценителей, особый жанр, — сказала Элси Уоррен.

Груди у нее были точеные — как у богини, подумал он, — а соски коричневые, словно каштаны.

Она повернулась, наклонилась, приподняла покрывало и скользнула в кровать. Покрывало было белое, хлопчатобумажное, расшитое белыми розами и бутонами.

Чарльз-Карл снял полезную для здоровья майку и егеревские кальсоны. «Это случается со всеми, но у всех по-разному», — подумал он. Он не был пьян, но чувствовал себя немного пьяным.

Он залез в кровать к Элси и не знал, что делать — в частности, потому, что не знал, чего она хочет. Она, лежа рядом, стянула панталоны и придвинулась поближе. Она гладила его, а он хватал ее за разные места, и она извивалась и хохотала, и взяла его, и направила — вот сюда,вот так.И взяла его руку и направила ее вниз, меж завитками его и ее волос там, внизу, а потом он, или оно, или они поняли, что надо делать, и нашли нужный ритм, и Карл, задыхаясь, спросил: «Ну, теперь ты счастлива?», и она ответила: «Да. Еще, еще. О да».

Завтрак был и радостным, и печальным. Между ними уже существовало что-то такое, что они не обсуждали, о чем не говорили и намеренно не думали. Карл не думал ни о том, что хотел бы видеть это красивое лицо за завтраком всю оставшуюся жизнь, ни о том, что хотел бы каждую ночь засыпать, положив руку на эту точеную грудь или меж стройных, сильных ног. Но он все-таки сказал, что можно найти гостиницу еще на одну ночь, а Элси возразила:

— Я не могу так надолго бросать Энн, я ей нужна.

Оплатив счет и идя по дорожке к кебу, Карл смутно думал о том, что теперь никогда не женится, потому что не в силах представить, как можно хотеть другую женщину. Он принял решения, которые… все перепутали и осложнили… для всех.

22 июня 1911 года, самым длинным и жарким летом в истории Англии, король Георг V короновался в Вестминстерском аббатстве. Король собственноручно снял показания термометра у себя в теплице — 98 градусов по Фаренгейту. [116]Неоязычники ныряли голыми в прохладные гранчестерские пруды под нависшими ветвями, прятались, хихикая, в кустах и разглядывали проходящие лодки, полные туристов и университетских преподавателей. Кайзер с семейством прибыл на коронацию на своей яхте «Гогенцоллерн». Королева Мария была в шляпе с кремовыми розами и изящными перьями. В июле кайзер послал новую канонерку «Пантера» в Агадир, и французы с англичанами обвинили его во вмешательстве в колониальные дела Франции.

Уэббы, движущая сила Фабианского общества, решили удалиться от жары, веселья и суеты и отправились в Канаду — в турне, которое должно было продлиться год. У Национального комитета поубавилось работы. Отчасти потому, что по всей стране бедняки, рабочие, семьи рабочих кипели недовольством, решимостью и даже яростью. Случались забастовки: шахтеров и железнодорожников, йоркширских ткачей-шерстяников, ланкаширских прядильщиков; забастовки, организованные союзом операторов разрыхлительно-очистительных и кардочесальных машин. Тем жарким летом волна протеста началась с забастовок моряков и пожарных в Пуле и Халле, за два дня до коронации. К морякам и пожарным присоединились докеры. Шли переговоры, достигались соглашения, рабочих пугали введением войск, рабочие выдвигали новые требования. В августе забастовали транспортники, их поддержали матросы лихтеров, грузчики, возчики, матросы буксиров, крановщики, бункеровщики, матросы барж. Лондонский порт замер. Овощи гнили, масло в бочонках прогоркало. Без электричества морозильники кораблей-рефрижераторов выключались, и тухло мороженое мясо из Аргентины, Новой Зеландии, США. Замаячила угроза голода. Тут женщины Бермондси под водительством Мэри Макартур вдруг бросили работу и выбежали на улицу с криками и песнями. Это случилось само собой; у женщин не было определенного повода; просто они вдруг поняли, что их жизнь невыносима, а мир, в котором они живут, — неприемлем и несправедлив.

Комментаторы событий видели в этом брожении людского гнева и силы проявление стихий, подобное лесному пожару или урагану, или, как деликатно выразился Рамсей Макдональд, бурление весенних соков.

«Все трудящиеся отозвались на призыв к забастовке столь же охотно, инстинктивно, как отзывается природа на зов весны. Люди словно оказались во власти некоего заклятия». Писатель-консерватор Фабиан Уэр, описывая новый синдикализм социалистов и членов профсоюзов, завезенный из Франции, подразумевающий стремление к революции, назвал его «торжеством инстинкта над разумом».