Клятва Тояна. Книга 1<br/>(Царская грамота) - Заплавный Сергей Алексеевич (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗

Но они покатили к Постельному, да не через площадь, а объездом — мимо Оружейного, Пушкарского, Стрелецкого и других военных приказов, дома которых с надстройками и пристройками толпились вслед за государскими и дворцовыми. Обогнули Архангельский собор, усыпальницу великих князей.

Вот наконец и Постельное крыльцо. Здесь их дожидался саничный царевича, такой же юный и надменный, как Вельяминов. Они таинственно заперешептывались.

«Поди, о пустяках говорят, — прикинул Нечай, — а будто о делах крайней важности».

Словно прочитав его мысли, Вельяминов глянул на него с неприязнью:

— Ну что, дьяк, не приходилось доселе бывать в покоях царевича? Сейчас будешь! — и побежал вверх по ступеням.

Нечай поспешил за ним.

Они шли по раззолоченным переходам, мимо охранных стрельцов, которые истуканами стояли в укромных местах. У высоких дверей с круглым верхом Вельяминов велел Нечаю подождать, а сам юркнул в бесшумные створы. Затем вновь появился.

— Входи! Да чтоб лишнего не болтал, а токмо но спрошенному. Знай свое место и время, не то в худо попадешь.

И вот Нечай в блистающих роскошью покоях царевича. Подошел к протянутой руке, почтительно приложился к ней, поднял ожидающий взгляд. Перед ним стоял яснолицый отрок, увенчанный пышными рассыпающимися кудрями. Из- под черных крыластых бровей глянули на Нечая живые вишневые глаза. Нос у царевича несколько крупноват, губы напротив, невелики, подбородок острый, но в этой несогласованности лица была какая-то своя особенная привлекательность. Привлекательность юной, заинтересованной души, открытой для мира.

Прежде Нечай видел царевича на богослужениях в Успенском и Казанском соборах. Издали он показался ему кукольным мальчиком с вялыми заученными движениями, а теперь перед ним стоял крепкий миловидный подросток, располагающий к себе.

— Так вот, Нечай Федоров, — заговорил царевич, будто продолжая прерванный разговор. Голос у него звучный, но еще не устоявшийся, ломкий. — Всякая изрядная страна имеет свою ландкарту. Под оной надо понимать общий чертеж земель купно и по отдельности. У Русии такой карты нет, токмо заготовки, да и те разрознены. Хочу сие упущение исправить, — всем своим видом и словами царевич старался походить на отца. — Услеживаешь, куда клоню?

— Услеживаю, государь-наследник! К Сибири!

Царевич согласно кивнул.

— Коли так, взгляни сюда, — он повел рукой в сторону подставы из белой кости, на которой стояли изображения диковинных птиц и зверей. — Это поминок от послов Великой Ганзы [44]. Весною они нам челом били…

Нечай с интересом уставился на вызолоченные или отлитые из серебра игрушки. Он без труда признал среди них льва, единорога, оленя, павлина, грозных раскрыленных орлов и вещую латинскую богиню судьбы Фортуну, а вот страус оказался ему в диковинку.

— Не туда смотришь, — не удержался на серьезе царевич. — Дальше бери. Любский бургомистр Гермес со своими ратсгерами поднес нам ландкарту германских земель. Взгляни на нее, дабы мое желание безусловно понять.

Вельяминов проворно подскочил к дальнему краю столешницы и бережно раскрыл перед Нечаем огромную книгу в зеленом бархатном переплете. На первом ее листе означен был край Варяжского моря, малые и большие реки, втекающие в него или одна в другую, озера, города, слободки, села. Меж ними змеились порубежные линии. Чувствовалась искусная рука, свычная к писанию самых отменных чертежей. А бумага какая! А чернила!

«Орешковые чернила, — невольно подумал Нечай. — Не хуже наших ярославских».

На следующих листах те же земли были выписаны порознь, зато крупно. На них добавились переправы, дороги, холмы и даже мельницы.

— Теперь взгляни на труды моих рисователей, — предложил царевич. — Да повнимательней.

Они перешли к другой подставе. На ней белели чертежи примосковной Русии.

Нечай вгляделся, как было велено.

— Не хуже! — невольно вырвалось у него.

— То-то и оно, — обрадовался царевич. — Тут главное — хороший пример. Остальное сами додумаем. Бог даст, будет и у нас своя ландкарта. А?

— Будет! — искренняя его порывистость передалась Нечаю. — Еще как будет!

За юными чертами лица ему вдруг увиделись взрослые, умудренные опытом мысли будущего государя. А что, хороший получится самодержец, коли не испортится на дворцовых дрязгах. Досужий и знающий.

— Ну так берись за дело! — заключил царевич. — До Сибири я еще не касался. Ты мне и пособишь. Собери для начала какие есть чертежи далее Казани. Сроку тебе положу на это четыре недели. Не мало?

— Управлюсь, государь-наследник.

— Как управишься, приходи по простому обычаю. Скажешь: мной велено.

Нечай понял, что пора уходить, но царевич остановил его нежданным вопросом:

— Сам-то на Сибири бывал?

— Приходилось.

— Вот как… Тогда обскажи мне, пожалуй, что это за шайтанская страна Белогория? Будто бы там особые жрения [45]делают? — по глазам царевича видно, что он хоть и держится по-взрослому, а до диковинных рассказок по-прежнему охоч.

— И про Золотую Бабу не забудь.

Вельяминов за его спиной недовольно сквасился, стал делать Нечаю знаки, чтобы он поскорее закруглялся.

«Как бы не так», — усмехнулся Нечай и ну обсказывать, де самая великая на Сибири река зовома Обью. В нее вливается Иртышская река, тоже немалая. Ниже Иртышского устья, по правую руку, стоят на Оби высокие берега из белых глин и камней. Для сибирцев это — Кодское царство, понеже у них там много своих кодских городков настроено, а для русиян — Белогорская волость. Есть в том далеком белогорском краю особое место — Шайтанские юрты. А молются в тех юртах разным болванам. Один Лонг-Пугль, колдун остяцкий. Вырезан он куском из кедрового дерева. Заместо лица у него белая жесть — с глазными и ротовой дыркой. На голове соболья шапка. И сам весь в мягкую рухлядь укутан. А грудь золотая. На одной с ним палке вздеты шайтанские прислужницы. Есть и другие всякие идолища — с трубочным носом, малыми рогами и совиными очами. Но допреж была Золотая Баба. Из себя нага, на стуле сидяща, а на коленях у нее сын малый. Держали ее в отдельной юрте, подбитой красным сукном. Как только настанет шаманский час, учинает колдун бросаться на землю, делать страшные хари, кричать, в котлы, бубны и доски бить. Мечется, как угорелый, пока не свалится без памяти у костра с синим дымом.

— С синим? — поразился царевич.

— С синим, — подтвердил Нечай. — Шайтанщик его нарочно подкрашивает, чтоб чуднее было. Остальные стоят кругом и свистят, точно собаку подманывают. Это у них молитва такая. Помогают шайтанщику через Золотую Бабу с духами говорить.

— Нешто она и впрямь золотая?

— С ног до головы. Оттого и держат ее остяки в неизвестном месте, дабы от прочих людей уберечь. Последний раз видели эту бабу ермаковские люди.

— А я слышал, будто воевода Мансуров, — перебил царевич. — Ужо после Ермака.

— Воевода Мансуров також видел, но не золотую. Это я доподлинно скажу. Когда учал он на устье Иртышской реки Обской острожек ставить, сбежались со всех сторон воистые люди сибирцы. Хотели его побить, а острожек сжечь. Впереди у них — кодские белогорцы. Притащили одного из своих шайтанских идолищ. Устроили под ним жрение устрашающее. Вот-вот на приступ пойдут. Не растерялся воевода, велел из пушки по идолищу ударить. Да сразу и попади! Идолище вместе с шаманским деревом вдребезги разнесло. Перепугались нападчики, бросились кто куда. Так дело миром и кончилось.

— Это хорошо, что миром, — одобрил царевич, но в глазах его так и засверкали победные искры.

«Мальчишка, — невольно залюбовался им Нечай. — Видит себя на месте Мансурова. Ему бы сейчас в шайтанщиков поиграть».

— А дальше?

— Дальше послал воевода идольские остатки принести. Ну и принесли ему щепки с меховой рванью.

— А как же Золотая Баба?

— Тот идол у них, видать, походный был. Без золота. Ино бы его сыскали.