Испанский вариант - Семенов Юлиан Семенович (читать книги .TXT) 📗
Грасс остановился возле своей машины, открыл дверцу и сел за руль.
— Спокойной ночи! — сказал он. — До завтра.
— До завтра, — ответил Маккензи и пошел к стоянке такси.
Грасс включил зажигание. Мотор заныл, застонал, но никак не заводился. Грасс закурил, дал стечь бензину, включил зажигание еще раз, но и на этот раз мотор не завелся. Грасс открыл капот, включил лампочку, подергал провода, шедшие от генератора к мотору: все было в полном порядке.
— И у меня нет такси, и у вас авария, — услышал он над ухом голос Маккензи. — Ну-ка, дайте взглянуть, я разбираюсь в технике.
Грасс посторонился, и Маккензи, закинув свою толстую коротенькую ногу за крыло, чуть не целиком залез в мотор.
— Покачайте бензин, — попросил Маккензи, — по-моему, у вас полетел бензонасос.
Грасс сел за руль и начал качать бензин.
— Теперь включайте зажигание!
Мотор заработал. Маккензи спрыгнул с крыла и сказал:
— У вас барахлит помпа. Скажите, чтобы поменяли, а то намучаетесь.
Он посмотрел на стоянку такси — человек сорок мокло под дождем: такси не было по-прежнему.
— Садитесь, — предложил Грасс, — я вас подброшу.
Маккензи тяжело залез в машину, выбросив вперед левую ногу. Он выбросил ее с таким расчетом, чтобы мысок его ботинка, в котором был вмонтирован грубый шприц с моментально парализующим составом, ударил ногу Грасса. Шприц был сделан из легированной стали: гарантия прокола толстой свиной кожи любого ботинка абсолютная. Это новинка, разработанная в лабораториях Гейдриха, опробовалась уже несколько раз, и результаты были великолепны.
Грасс обмяк — беззвучно, словно подломленный. Маккензи отбросил сиденье, перетащил Грасса назад, сел за руль и погнал машину в маленький коттедж, расположенный в большом парке на набережной Сены.
Здесь Грассу сделали еще один укол, положили в большой багажный ящик с надписью «Верх. Не кантовать» и отвезли ящик на вокзал — поезд отходил в Кельн.
Берлин, 1937, октябрь
Через двенадцать часов Грасс лежал в соленой купели в подвале гестапо на Принц-Альбрехштрассе. Маленький толстый Маккензи — штурмбанфюрер СС Отто Штуба — сидел у его изголовья и время от времени прикасался раскаленным железным прутом к шее Грасса.
— Пока не скажешь, каким образом ваши узнали про Вельтена, я буду мучить тебя, и я добьюсь, что ты заговоришь, но это будет слишком поздно. Лучше тебе начать говорить сразу, тем более что мы знаем про тебя очень многое, почти все. Где вы теперь покупаете самолеты? Грасс, глупо молчать, поверь. Ты человек конченый: если мы даже и отпустим тебя, в Москве тебя все равно поставят к стенке. Разве нет? Но мы тебя не отпустим. Мы тебе предлагаем два варианта: один — полюбовный, так сказать, мирный, а второй — болезненный, неприятный и для меня и для тебя. Повторяю свои вопросы: от кого вы узнали про Вельтена? У кого ты покупаешь самолеты теперь? Кто еще, кроме тебя, занимается этим делом?
Штуба снова приложил раскаленный прут к шее Грасса. Тот зашелся в крике, на искусанных губах выступила кровавая пена. Штуба прижигал свежие, кровоточащие раны, и лицо его чуть подергивало судорогой: видимо, он испытывал наслаждение от этой своей работы.
Потом Штуба бросил раскаленный прут на кафельный пол, подошел к рубильнику, вмонтированному в стену включил его и, вернувшись на свое прежнее место стал наблюдать, как, медленно пузырясь, начала закипать вода в соленой ванне.
Грасс, закричав, потерял сознание. Штуба вколол ему в грудь шприц с тонизирующим раствором. Грасс открыл глаза.
— Ты гнал самолеты и через Германию? — монотонно спрашивал Штуба. — Отвечай: гнал самолеты через Германию?
— Да, — чуть слышно прошептал Грасс.
— На кого они были оформлены?
— На голландскую фирму «Де Граатонберг».
В кабинет неслышно вошел Гейдрих. Он сел в кресло в полутемном углу комнаты.
— А если бы голландцы вас не пропустили? — спросил из своего угла Гейдрих. — Что бы вы тогда делали?
Грасс, видимо, не услышал его. Штуба ударил Грасса в лицо и тихим голосом, совершенно без выражения, повторил:
— А если бы Голландия вас не пропустила?
— Тогда я гнал бы их через Англию.
— Врешь. Англичане не пропускают ваши самолеты. Они не вмешиваются в игры на Пиренеях.
— Через Англию, — повторил Грасс, — это правда.
— Кто у вас есть в Англии?
— В Англии есть человек.
— Что ты о нем знаешь?
— Ничего.
Гейдрих сказал Штубе:
— Покажите ему кино.
Штуба снял телефонную трубку и сказал:
— Где там киномеханик? Пусть включит ленту.
Застрекотал киноаппарат, установленный в соседней комнате. На белой стене возникли зыбкие очертания обнаженного мужчины. Его держали под руки два эсэсовца. Чуть поодаль два других эсэсовца кормили мясом двух громадных доберман-пинчеров.
— Не закрывай глаза, — сказал Штуба Грассу, — смотри внимательно. Я показываю это кино, чтобы сохранить тебе жизнь.
Из своего угла Гейдрих сказал:
— Уберите свет, очень плохая резкость.
Штуба выключил свет, и стало очень четко видно, как эсэсовцы спустили с поводков доберман-пинчеров, а два других эсэсовца отбежали от своей жертвы, и доберманы бросились на обнаженного мужчину, и он начал отбиваться от яростных собак, которые хотели вцепиться ему в низ живота.
— Собаки натренированы, — пояснил Штуба. — Они хорошо натренированы. Они выгрызают половые органы так, что потом у заключенного остается только один путь: в папскую капеллу — кастратом.
Гейдрих, по-прежнему негромко, сказал из своего угла:
— Поясните ему, что здесь нет звука, я бы очень не хотел, чтобы мы проиграли ему пленку. Он тогда услышит, как тот человек — его же профессии — кричит. Это очень страшно слышать.
— Выключите, — с трудом разлепив окровавленные губы, попросил Грасс. — Не надо. Я знаю, что того человека в Лондоне зовут Дорианом. Больше я не знаю о нем ничего.
— Чем он занимается?
— Не знаю.
— Сколько ему лет?
— Я его не видел.
— Откуда он родом?
— Он живет в Англии, но он не англичанин… Он там работал…
— А где он живет в Лондоне? — спросил Штуба.
— В Лондоне его сейчас нет. Он в Испании.
— У красных?
— Нет, у Франко.
Гейдрих стремительно вышел из кабинета, набрал номер телефона и спросил:
— Шелленберг, скажите, пожалуйста, кто из англичан находится при штабе Франко? Военных там нет?.. Понятно… Журналисты? Сколько? Пятеро? Ясно. Посмотрите, пожалуйста, по своей картотеке, кто из журналистов был у Риббентропа — то ли в этом, то ли в прошлом году. Спасибо, я подожду. И нет ли этого человека сейчас в Испании?
Гейдрих вернулся в кабинет, подвинул стул к стеклянной ванне, в которой лежал измученный Грасс, и спросил его:
— Какое у вас звание?
— У меня нет звания.
— Какое звание у вашего шефа?
— Я ничего больше не скажу.
— Кого вы знаете из военных?
— Никого.
— Из чекистов?
— Я ничего не скажу, — повторил Грасс и закрыл глаза.
Гейдрих обернулся к Штубе:
— Пойдемте-ка со мной.
Они вышли в соседнюю комнату, и Гейдрих сказал:
— Этого парня надо будет в три-четыре дня привести в порядок, а потом вы заберете его в Голландию и там организуете ему автомобильную катастрофу.
— Я не совсем понимаю, обергруппенфюрер…
— Было бы очень плохо, если бы вы понимали все мои планы, Штуба, — улыбнулся Гейдрих. — Вы красиво завязали эту операцию, надо ее так же красиво развязать. Зачем пугать Москву тем, что мы знаем их Дориана? А этот Грасс — возьмите от него все и увезите в Голландию…
Зазвонил телефон. Гейдрих поднял трубку.
— Слушаю. Ясно… Пальма… Так я и думал. Спасибо. Проинформируйте об этом Риббентропа… Хотя нет не надо. Я к вам зайду — побеседуем. Лерсту пошлите шифровку: пусть глаз не сводит с этого нашего «друга». И пусть он организует ему интересные встречи, посмотрим, нет ли у латыша связей. А потом, если интересных связей в Бургосе нет, пусть устроит ему поездку на фронт. Ну, об этом позже. Я у вас буду в восемь.
