Ричард – львиное сердце - Хьюлетт (Юлет) Морис (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
– Сейчас я назову вам эту причину, – заметил юноша Сен-Поль. – Ее хочет взять за себя тот черт, что убил моего брата.
– Но, – возразил Филипп, – ведь я должен отдать ее за того, кто верней удержит ее за собой. А ваш Герден – нормандец, говоришь ты? Но в скором времени граф Ричард будет держать в руках этого рыцаря. Какая же тебе тогда будет выгода?
– Я в этом сомневаюсь, государь, – ответил Сен-Поль. – Да есть на то и еще причина. Когда граф Пуату отрекся от моей сестры, он сам отдал ее Жилю Гердену. Вот я и боюсь, как бы он снова не вздумал ею овладеть, когда увидит, что она принадлежит другому.
– Как так, приятель? – спросил Филипп.
– Государь! Ричард пишет сестре в письмах, что он, – человек свободный, а она держит их при себе и частенько перечитывает украдкой. Так например, недавно наша тетушка застала ее за чтением такого письма: она читала в постели.
Чело короля вдруг сильно омрачилось. Хоть он и знал, что Ричард никогда не женится на принцессе Элоизе, ему не хотелось, да и оскорбительно было, чтобы кто-либо другой знал об этом. В эту минуту Монферрат вошел и стал подле своего родственника.
– О, государь! – начал он своим кровожадным голосом. – Дай нам разрешение поступать в этом деле не стесняясь.
– Что хочешь сделать ты, маркиз? – спросил король тревожно.
– Господи, да убить его, конечно! – ответил маркиз, а Сен-Поль прибавил:
– Отдай нам его жизнь, о государь, наш повелитель!
Король Филипп призадумался.
Он только что заключил договор с графом Ричардом. Но тот договор был действителен лишь на время этой карательной войны: он кончался, как только будет выжата последняя капля крови из старого короля. Ну, а что будет после войны? Филипп уже успел тем временем поостыть к Ричарду, когда услышал все, сейчас сказанное про него. Он не мог удержаться от мысли, что брак с Элоизой был бы самым подходящим ответом на позорную молву. Будет ли у него, Филиппа, возможность принудить Ричарда по окончании войны жениться или отдать ему соответственное количество земли? Он не мог этого сказать наверно, даже сильно сомневался. С другой стороны, если он и Ричард смогут одолеть старика Генриха, а Сен-Поль потом сможет побороть Ричарда, разве это не была бы чистая выгода для него, Филиппа?
Покусывая бахрому своей мантии, раздумывал король, прикидывая в уме и то и се. Наконец он неуверенно спросил:
– А что сделает ваш Герден, если я отдам за него мадам Жанну?
Сен-Поль назвал сумму, и даже значительную.
– А на чью сторону он станет в распре? – спросил король.
– Он станет на мою сторону, государь: это – его долг.
– Черт возьми! – воскликнул король. – Да разберем же, наконец, в чем именно заключается ваша сторона, ваши выгоды?
– Мои выгоды заключаются в праве человека, претерпевшего кровную обиду, о мой повелитель! – ответил юный граф Сен-Поль,
– И мои тоже, – прибавил маркиз.
– Пусть будет по вашему желанию, господа! Дарую вам этот брак, – промолвил король Филипп. – Но кончайте с ним как можно скорее: лишь бы вести об этом не дошли до Ричарда раньше, чем брак совершится. Верно вам говорю! В этом великане таится огонь кипучий, и ты, Сен-Поль, запомни это. Ты не должен воевать на английской стороне: не то будешь против Ричарда и против меня. Твоя личная месть пусть обождет, а в настоящую минуту мне надо свести счеты, в которых граф Пуату – на моей стороне. Маркиз! Ты тоже у меня в долгу: смотри, не допускай, чтобы перевес был на стороне моих врагов!
Маркиз и граф, его кузен, поклялись, держа перед лицом своим крестообразные рукояти своих мечей.
Между тем, в своем главном городе Пуатье, Ричард уже приводил в исполнение свои планы. Первое, за что он принялся, было – послать Гарстона Беарнца с письмами в Сен-Поль-ля-Марш: он ведь считал себя теперь совершенно свободным человеком. Во-вторых, не видя причины, почему ему необходимо ждать короля Филиппа или кого-либо другого из своих союзников, он с войском перешел границы Турени и брал один за другим укрепленные замки в этой богатой стране, очищая себе дорогу к завладейте Туренью, к этой его главной и высокой цели,
Оставим его за этим занятием и последуем на север за Гастоном Беарнцем. Этот молодой человек отправился в путь в начале марта, в ветреную, пыльную погоду. Но его, как истого трубадура, согревала самая цель возложенного на него поручения. Он сложил в дороге целый букет благоуханнейших песен в честь Ричарда и дамы ля-Марша, обладательницы волос шафранного цвета, опоясанной широким поясом. Проезжая по владениям короля французского, через Шатоден, Шатр и Понтуаз, он чуть не встретился с Евстахием Сен-Полем, который скакал во всю прыть к противоположной цели. Конечно, Гастон сразился бы с ним и был бы убит:
Сен-Поль, как и подобало его сану, ехал со свитой, а певец – один. Впрочем, судьба избавила его от такой неудачи; в самом выспреннем настроении духа, с готовой «альбой» [29], он доехал до окна, которое он считал окном Жанны. И до чего верен был у него глаз насчет женских покоев! Он тотчас почти что угадал. Из окна и вправду выглянула дама, но только не Жанна, а матрона внушительных размеров со скуластым, скалообразным лицом, с седыми волосами, словно приклеенными к щекам.
– Взгляни, зарделся небосклон! Взгляни, мое сердечко! – залился Гастон.
– Прочь, петушок! – отозвалась старая дама, Тщетно продолжал вздыхать Гастон. Оказалось, что это была тетка, служившая верой и правдой графу, а Жанна сидела у нее в башне под замком. Гастон удалился в лес, чтобы предаться размышлениям. Там-то написал он пять одинаковых, слово в слово, записок пленнице. Первую из них он дал мальчишке, которого накрыл за опустошением птичьих гнезд.
– Милый мальчик! – сказал он. – Снеси гнездо горлицы к госпоже Жанне и скажи ей, что это – первые плоды новой весны. Ты заработаешь серебряную монетку. Но смотри, не попадись старухе с челюстями как клещи.
Вторую записку он вручил лесному сторожу, который делал вязанки дров для замковых печей, третью горничная опустила себе в карман, а четвертую он помог ей выучить наизусть, собственным способом, который пришелся ей весьма по вкусу, С пятой запиской Беарнец поступил чрезвычайно ловко. Он попросил себе аудиенции у дуэньи, которую звали мадам Гудулой, и получил ее. Он стал на колени и поцеловал ее большую бархатную туфлю. Почтенная мадам была тронута – буквально тронута: наклоняясь, он прикрепил записку к шнурку ее необъятной юбки. Единственная достигшая своего назначения записка была доставлена мальчишкой в гнезде горлицы. Таким образом, у Жанны явилась бумажка, которую она могла беречь и лелеять. Прежде всего, конечно, ей предстояло на нее ответить. Вот ее содержание:
«Vera copia (точный список). – Милая моя! Я уже начал нести бремя, возложенное тобой на меня, но оно чуть не сломало мне спины, Я уже наказал некоторых из числа виновных, но мне осталось покарать еще нескольких человек. Когда я с этим покончу, тотчас же приеду к тебе. Жди меня. Очень сожалею, что лишил жизни твоего брата, но он заслужил смерть. Наш бой был честный бой. Обо мне узнаешь от Гастона. Ричард Анжуйский».
Ее ответ трепетал у нее в сердце. Она подвела мальчика к окну.
– Мальчик, посмотри вниз и скажи, что ты там видишь?
– Мадам! Вижу ров с водой и на нем уток, – был ответ.
– Смотри еще, мой милый, и скажи, что видишь?
– Вижу старую рыбу, сонную рыбу, брюхом кверху. Жанна тихонько засмеялась.
– Эта рыба лежит там уж много дней… Скажи рыцарю, пославшему тебя, чтобы он стал на этом месте да смотрел бы вверх. Но скажи еще, чтобы он приходил туда только во время всенощной или обедни. Ты скажешь ему все, да, милый мальчик?
– Будьте покойны! – ответил он.
Жанна дала ему денежку с поцелуем впридачу, а сама словно приросла к окну.
Гастон отличался своим искусством в разговоре телодвижениями. Ежедневно, в течение целой недели, видел он Жанну у окна и давал ей странные представления. Он показывал ей, как старый король бушует у себя в шатре; как не знает покоя бледная, тощая Элоиза; как Бертран де Борн вспылил в Отафоре и как болтался у него язык; как сошлись противники на поединок в Туре; как они бились и как умер ее брат. Но верхом искусства было изображение страсти Ричарда: тут уж нельзя было усомниться!
29
У трубадуров так называлась песня, которая пелась на заре. Alba – заря