Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III - Сахаров Андрей Николаевич (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Ушаков был человеком опытным и, как положено людям его профессии, — незаметным. Начав гвардейцем-порученцем при Петре I, он прошел школу П.А. Толстого, помогая ему расследовать дело царевича Алексея и выполняя другие щекотливые поручения в Тайной канцелярии. В числе людей, стоявших ночью 26 июня 1718 года возле плачущего Петра, который давал распоряжение офицерам умертвить своего сына Алексея, стоял и Ушаков. В 1727 году Ушаков попал под следствие по делу Толстого — Девиера, был сослан, но к концу царствования Петра II вновь всплыл на поверхность — такие люди, как известно, не тонут и нужны всем режимам.
Ушаков был преданным служакой, хладнокровным, не сомневающимся исполнителем. Известно дело баронессы Соловьевой, которая, будучи в гостях у самого Андрея Ивановича, за обеденным столом на чем свет стоит ругала своего зятя и, между двумя блюдами, сказала, что тот написал какое-то оскорбительное для чести императрицы письмо. На следующий день гостья Ушакова была арестована, а все письма у нее и в семье ее зятя — крупного государственного чиновника — были изъяты. Граф Ушаков быстро понял вкусы и пристрастия Анны и умело им угождал. Это было нетрудно сделать. С одной стороны, императрица очень не любила своих политических противников или тех, кого таковыми считала, и преследовала их беспощадно, а с другой стороны — она обожала копаться в грязном белье своих иных, особенно тех, кто принадлежал к высшему свету. По делу Соловьевой, к примеру, Ушаков представил «на Веру выписки из писем ее зятя, в которых не было никакого политического криминала, но зато содержалось много „клубнички“: жалоб на непутевое поведение дочери баронессы, описание скандалов и дрязг в семье и т. п. Все это было чрезвычайно интересно императрице.
Следует заметить, что дела, которые поступали к Анне из Тайной канцелярии, не оставляли у императрицы никаких сомнений в том, что русский народ совсем не боготворит ее а даже наоборот, имеет о ее персоне и ее правлении самое неблагоприятное мнение. В десятках дел идет речь об одном и том же: у власти женщина — значит, скоро Россия погибнет, «баба государством управлять не может, так как бабой родилась» и множество вариантов на тему: «У бабы волос длинен, а ум короток». Много было в производстве дел людей, обсуждавших «проблему телесной близости» императрицы с Бироном или высказывавших пожелание возлечь в постель с императрицей. А сколько было людей, которые оказались в Тайной канцелярии за глупый тост, произнесенный за праздничным столом: «Да здравствует Ее императорское величество, хотя она и баба!» Анна спокойно относилась к такой критике — себе цену она знала, но всем, кто болтал о таких вещах, приказывала резать языки беспощадно, ибо была убеждена — нравы исправляются страхом.
Царствование Анны некоторыми историками представлялось как беспредельное господство немцев в России: даже на нашей воображаемой картине из четверых первейших лиц государства трое по происхождению — немцы. Действительно, среди правящей верхушки времен Анны было немало немцев, но почти все они уже давно жили в России. Двери страны для иноземцев широко раскрыл еще Петр Великий. По-разному складывались судьбы тех, кто приезжал в Россию. Одни, заработав деньги, уезжали домой, другие оставались в России, прирастали к этой земле. Среди них были не только ученые Академии наук, но и военные, инженеры, художники, артисты, врачи. Многие из них были талантливы и даже гениальны. В этом длинном ряду архитекторы итальянцы Доменико Трезини, отец и сын Растрелли, немец, гениальный математик Леонард Эйлер, француз-астроном Никола-Жан Делиль, датчанин-мореплаватель Витус Беринг. Здесь упомянуты немногие из тех, кто жил во времена Анны, и речь не идет о тех, кто прославился в другие времена русской истории. Немало иностранцев и среди чиновников, политиков, придворных. Из них почти все, кроме Бирона, еще задолго до 1730 года приехали в Россию: Остерман, Миних давно находились на ключевых местах в управлении империей. Нужно учесть также, что Анна, столкнувшись в начале своего царствования с попыткой ограничить ее власть, поняла, что нужно набрать команду только из надежных людей — таких, на кого она может положиться. Это так естественно для каждого правителя. Ставка на иностранцев, слабо связанных с «боярами" и дворянами, в этом смысле также естественна.
Говоря о некоем «немецком засилье» в России времен Анны, забывают, что в первых рядах, вместе с немцами, оказалось немало и русских: Ягужинский, Феофан Прокопович, Волынский, Ушаков, Черкасский. Никакой особой «немецкой партии» при дворе Анны не существовало. Немцы никогда не были едины. В борьбе за привилегии, пожалования, власть курляндец Бирон, ольденбуржец Миних, вестфалец Остерман, лифляндцы Левенвольде готовы были перегрызть друг другу горло. «Клубок друзей" у подножия любого трона всегда без национальности. Вот как испанский посланник де Лириа характеризует одну из ключевых фигур начала аннинского царствования графа К.Г. Левенвольде: „Он не пренебрегал никакими средствами и ни перед чем не останавливался в преследовании личных выгод, в жертву которым готов был принести лучшего друга и благодетеля. Задачей его жизни был личный интерес. Лживый и криводушный, он был чрезвычайно честолюбив и тщеславен, не имел религии и едва ли даже верил в Бога“. То же самое можно сказать о многих, тесной толпой окружавших трон, будь то русские или иностранцы. Об отсутствии какого-то заграничного влияния на курс правительства Анны свидетельствует много фактов. Так, внешняя политика при Анне в сравнении со временами Петра Великого не претерпела существенных перемен и уж никак не была отступлением от его имперских принципов. Наоборот, можно говорить лишь о развитии этих принципов. В 1726 году, благодаря усилиям Остермана, Россия заключила союз с Австрией. Ось Петербург — Вена придала устойчивости внешней политике России: в основе союза лежали долговременные интересы войны с Турцией на юге, а также общность интересов в Польше и Германии. Так было нащупано центральное направление внешней политики, и Россия следовала ему весь XVIII век.
