Две томские тайны (Исторические повести) - Барчук Дмитрий Викторович (читать книги полные TXT) 📗
— Я бы очень хотел, Ваше Величество, чтобы под патронажем держав-победительниц был подготовлен всеевропейский договор о мире и сотрудничестве, который не только бы гарантировал незыблемость монархического строя в государствах, но надёжно уберегал их от новых революций и войн, — высказал свою точку зрения австрийский дипломат.
— Я полностью согласен с вами, князь. И даже более. Я знаю, что нужно поместить в качестве краеугольного камня в фундамент будущего европейского миропорядка.
Меттерних весь превратился в слух.
— Интересно, очень интересно. И что же это такое, Ваше Величество?
Царь ещё немного помолчал и, только окончательно убедившись, что гость заинтригован до предела, вымолвил:
— Это Библия. Священное Писание.
Не дождавшись ответа, государь развил свою мысль:
— Применение заповедей Божиих не должно ограничиваться частной жизнью. Напротив, они должны управлять волею царей и всеми их деяниями. Вечный закон Спасителя должен лечь в основу управления государствами и в международные отношения. Все христианские правители должны объединиться в Священный союз. Только так они смогут соединиться узами действительного и неразрывного братства, признать себя как бы единоземцами. А внутри своих владений государи будут управлять подданными и войсками, как отцы семейств.
Представитель Габсбургов [25] не знал, что и ответить на это предложение. Настолько далёким от реальной жизни оно ему казалось.
— Но, Ваше Величество, между христианскими народами так много различий. Право же, я даже представить себе не могу, чтобы католики, протестанты и православные забыли обо всех своих разногласиях и объединились.
— Вы ошибаетесь, мой друг, — ласково ответил Александр, словно он сам уже облачился в рясу священника. — В христианстве есть нечто более важное, чем различия в вероисповедании. Это само Священное Писание. Вот вечное. Будем вместе преследовать неверие. В нём корень зла. Будем сообща проповедовать Евангелие. Это великое дело. Я надеюсь, что когда-нибудь все вероисповедания соединятся. Но время ещё не пришло. Начнём же приближать его! И тогда не будет никаких войн и революций. Миром станет править Добро.
Меттерних заслушался сладкой речью русского царя, будто бы присутствовал на церковной службе. Но очень скоро опомнился от наваждения и учтиво произнёс:
— Я от всей души благодарю вас, Ваше Величество, за столь содержательную беседу. Я обязательно передам ваши предложения императору Францу. Они необычны, но заслуживают самого серьёзного изучения. А вам, баронесса, большое спасибо за отменный обед. Очень рад знакомству с вами.
«Наивный чудак! И на этой религиозной химере он собирается построить новую Европу? — размышлял про себя князь, пока его коляска ехала по душным парижским улицам. — Или хитрый византиец готовит крестовый поход на Константинополь? Но это ему не удастся. Босфора русским не видать как собственных ушей. Зато набожность царя можно использовать в своих целях. Если хочет он Священного союза, пусть его получит. Но под сладким елеем богословских истин всё равно будет суровая правда жизни. Каждая нация за себя, а Бог за всех. C'est la vie!» [26].
Не мне карать!
Александр Павлович прочитал отрывок из рукописной оды и спросил графа Аракчеева, в гостях у которого в новгородском имении Грузино пребывал уже третий день:
— Скажите, Алексей Андреевич, неужели молодому поколению я представляюсь таким тираном, что они столь яростно и люто ненавидят меня?
— Ваше Величество, не принимайте близко к сердцу неуклюжий мальчишеский пасквиль. Этот жалкий рифмоплёт Пушкин на меня тоже написал эпиграмму. Её все мои враги тут же заучили наизусть. Подождите, дай Бог памяти, сейчас вспомню… А, вот…
Аракчеев подошёл к чайному столику, посмотрел на него и укоризненно покачал головой:
— Зря вы не едите, это совсем плохо. Чай уже остыл и ваши любимые поджаренные гренки тоже. Не надо так убиваться, Ваше Величество, слезами горю не поможешь. Бог дал, Бог взял. Всё в руках Божьих. Княжну Нарышкину не воскресить. Лучше помолитесь за упокой её невинной девичьей души.
— Я и так часами молюсь за неё, мой друг. Но за что небеса так суровы ко мне? Я легче пережил гибель законных малолетних детей. Хотя каких законных? Тебе ли не знать всей моей семейной драмы! Отцом Марии был Адам Чарторыйский, Лизы — Алексей Охотников. Да ладно об этом. Но смерть Софьи в самый канун её свадьбы с князем Шуваловым меня потрясла до глубины сердца. Это же моя кровинушка, Алексей! Моя родная доченька! Умница! Красавица! И её Господь отнял у меня. Вот она, кара Господня за мой юношеский грех! Я взошёл на трон, переступив через труп собственного отца. Я должен страдать! Я готов претерпеть любое наказание. Но причём здесь Софи? Нет мне прощения! Прости меня, Господи, за все мои прегрешения! Прости меня, моя дорогая, моя маленькая Софи!
Последние слова государь произносил уже стоя на коленях перед иконой Спасителя. Хозяин намерился уйти, чтобы оставить своего высокопоставленного гостя наедине с его горем, но царь его остановил, встал с колен, вытер слёзы и спросил:
— А где сейчас этот Пушкин?
Благо, на память глава Собственной канцелярии Его Величества не жаловался.
— Его ещё четыре года назад его отправили в ссылку на юг, чтобы он вдали от столицы задумался, о чём можно писать, а о чём нет. Служит по линии Министерства иностранных дел, кажется, в Кишинёве.
— Распорядитесь, чтобы Пушкина уволили со службы. Мне не нужны такие помощники, — твёрдо и громко высказал царь свою волю, а про себя добавил: «Обо мне он может сочинять любые нелепицы, но радоваться погибели моих детей — это уже слишком».
Только через двое суток государь, сильно исхудавший, с тёмными кругами под глазами, вышел из гостевой комнаты к обеду.
Настасья, так звали любовницу графа, заправлявшую всеми делами в имении, на всякий случай поставила прибор для дорогого гостя и не ошиблась.
Обедали втроём. Царь, хозяин и Настасья.
Несчастливого в браке Алексея Андреевича с домоправительницей, полной и рябой, но очень чувственной женщиной, связывали долгие годы нежной дружбы и совместной жизни, как Александра Павловича с княгиней Нарышкиной, матерью покойной Софи. Поэтому ни о каком стеснении присутствием дамы не могло идти и речи, мужчины говорили прямо и открыто, словно были одни в рабочем кабинете.
Находясь ещё под впечатлением недавнего разговора о Пушкине, царь первым спросил своего негласного премьер-министра о тайных обществах:
— Что, заговорщики по-прежнему готовят переворот?
— Да, Ваше Величество, червь французского вольнодумства подтачивает устои православного государства. Мои осведомители доносят, что тайных обществ, по меньшей мере, два: Южное и Северное. Южане настроены более радикально. Они — сторонники вооружённого переворота и установления революционной диктатуры. Руководит ими полковник Павел Пестель.
