Дань кровью (Роман) - Юнак Виктор (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Вдруг запела, переливаясь неповторимой трелью, пастушеская свирель. Братья переглянулись. Это играл Милко, пятнадцатилетний влах-пастух, который иногда любил сюда тайком от взрослых забираться, любил возиться с мальчишками и очень любил играть на свирели. Тогда, казалось, даже соловьи замолкали, чтобы, затаив дыхание и прикрыв в восторге глаза, вслушиваться в волшебные, чарующие звуки. Братья, как и все мальчишки, с удовольствием слушали Милкову музыку и, когда он начинал играть, прекращали всякие игры и окружали юношу тесным кольцом, не сводя любопытных и зачарованных глаз.
На этот раз братья подошли одними из последних: уж слишком далеко они забрались — на самый край плато. Но насладиться музыкой в этот день не довелось никому. Едва мальчишки сбились в круг, окружив Милко, как обе овчарки, помогавшие им пасти овец, вскочили и, повернувшись мордами к лесу, зло зарычали и залаяли, разрывая когтями землю. Овцы, сбившись в кучу, кинулись опрометью прочь, жалобно и испуганно блея. Пастушки встали. Сомнений быть не могло — приближалась стая волков. Схватив каждый свою длинную палку, мальчишки с криками и свистом бесстрашно бросились им наперерез. Только большая нужда заставила волков вот так открыто выйти из леса. Овчарки бросились за мальчишками и уже через несколько минут, опередив их, наскочили на двух первых, самых матерых, видавших виды волков. Началась схватка. По двое, по трое хищников набрасывалось на каждого пса, и туго бы им пришлось, если бы вовремя не подоспели пастушки. Первым был влах Милко. От природы сильный, хотя и невысокого роста, Милко уже первым ударом своей тяжелой палицы раскроил череп небольшого годовалого волка. Тот только и успел жалобно взвыть. Но волки вовсе не для того вышли из лесу, чтобы сражаться с собаками да нападать на мальчишек. Некоторые из них сразу ринулись за своей главной добычей — овцами, ловко обманув преследовавших их пастушков. И вот уже два матерых хищника устремились к лесу, взвалив на себя туши зарезанных ими животных. Большего, однако, волкам добиться не удалось. Трое из них навсегда остались лежать на просторном разнотравье. Этими потом, когда мальчишки угонят стадо домой, попотчуются вороны, которые уже и сейчас кружатся в синем бездонном небе, своими каркающими довольными голосами обсуждая подробности схватки. Остальные волки ушли назад, в лес. Пора было возвращаться домой и мальчишкам. Они попрощались с Милко и резкими звонкими окриками погнали вниз все еще взволнованное, взбудораженное стадо.
Наступил год 1363-й. Минул год, как умер султан Орхан. Его сын и наследник, султан Мурат I, окончательно поверил в свои силы и, трезво оценив внешнеполитическую ситуацию на Балканах, начал свой первый большой завоевательный поход по Европе. Одной из главных целей этого похода было завоевание Адрианополя, города, который еще в 125 году построил римский император Адриан. Опоясанный высокими крепостными стенами, омываемый водами рек Тунджи и Марицы, город этот имел важное стратегическое положение и поэтому превратился из некогда маленькой крепостцы в крепость, способную принять одновременно сто тысяч тяжеловооруженных воинов. После недолгого сопротивления Адрианополь пал. Мурат, оценив его положение, перенес сюда из Брусы свою столицу и переиначил название города на турецкий манер — Эдирнё.
Во время этого же похода пали Дидимотика и Чорли, большая часть Фракии была захвачена. Армия султана стала реально угрожать Константинополю. Вконец напуганный, растерявшийся император Иоанн V Палеолог разослал в разные концы и страны Европы гонцов с мольбой о помощи. Один из гонцов на взмыленном коне прискакал с личным письмом императора Восточной Римской империи в Авиньон в Вилла Нуову, тогдашнее обиталище римских пап. Папа Урбан V любезно принял византийского посланца после трехдневного томительного ожидания аудиенции, внимательно его выслушал, высказал вслух несколько наставлений, касающихся трехсотлетней давности раскола Римской империи по вине императора Константина; с удовлетворением отметил (пусть и запоздалое) благоразумие Иоанна Палеолога, согласившегося признать духовным главой христианского мира папу римского, если тот пообещает помочь гибнущей Византии, последнему крупному осколку некогда могучей империи. Папа был вежливым и любезным. Он конечно же пообещал (и в самом скором времени) помощь Палеологу, но договориться о ней конкретно папа пожелал в непосредственной беседе с императором. На этом его помощь пока и ограничилась.
Понимая, что если от папы и придет какая-нибудь помощь, то будет это не так быстро, как хотелось бы, а турецкая угроза нападения с каждым днем становилась все более реальной, Иоанн V Палеолог и его советники решили обратить взоры к своим ближайшим соседям. Но к кому? К Болгарии, с которой в последнее время были весьма натянутые отношения из-за границ на побережье Черного моря, что через несколько лет и вылилось в жестокую, но бессмысленную в данной внешнеполитической ситуации войну? Или к Сербии, которая во время царствования Стефана Душана значительно расширила свои границы за счет западных византийских земель, да к тому же отвергла византийскую патриархию, создав свою собственную, сербскую либо же печскую — по местонахождению патриарха Иоанникия в южном сербском городе Пече, за что и Душан, и Елена, жена Душана, и вся его семья были отлучены от церкви? Иоанн Палеолог выбрал все-таки Сербию — она была, несмотря на все свои внутренние неурядицы и передряги последних лет, более сильной и грозной на данный момент, чем Болгарское царство. К тому же Сербии угрожала та же опасность, что и Византии, — османские набеги. Пересилив свою вражду к сербам (из двух зол выбирают меньшее), Палеолог направил к ним посланцев во главе с патриархом Калликстом.
Однако тут возникли новые вопросы: к кому обращаться за помощью? К формальному правителю, наделенному царским титулом, Стефану Урошу? Или к наиболее могущественному феодалу — Вукашину? Решено было идти к императрице-матери, или, как ее называли греки, деспине Сербии Елене Душановице. Во-первых, ее «держава» граничила с Византией, а значит, из всех сербских владений ей в первую очередь угрожали турки. Во-вторых, в Константинополе было известно, что, несмотря на раскол в стране, авторитет Елены, супруги первого сербского императора и матери императора нынешнего, женщины умной, образованной и решительной, оставался очень высоким. К тому же, в-третьих, не без ее участия был совершен церковный раскол, следовательно, ей и давалось право сделать первый шаг к примирению.
Калликст двинулся из Константинополя в Серры 20 июля. Выбор Калликста во главу миссии говорил о том, что помимо церковных дел нужно было решать и дела политические. Следовало не только заключить союз для борьбы с турками, но и примирить церкви. Отправляясь в Серры, Калликст со своим клиром свернул на Святую гору, где пожелал видеть монаха-прорицателя. Монах принял патриарха в своей келье. После совместной молитвы монах благословил Калликста, а затем полушутя произнес: «Сей старец потерял старуху свою. Иди-ка, разгневанный, в село, иди-ка, несчастный, домой». Смысл этих слов остался неведом для патриарха и его клира, но следующие слова прорицателя заставили их пасть на колени и просить Господа Бога простить юродивого старца, не ведавшего того, что глаголят уста его. А прорицатель знал свое дело, он пророчил патриарху смерть:
— Благо тем, пред коими путь чист лежит и кои ходят под законом Господним.
В конце июля патриарх и старейшины вселенской церкви прибыли в город Серры, во дворец Елены Душановицы. Было как раз полуденное время, и солнце нещадно жгло своими лучами все живое. Но внутренний дворик дворца был надежно защищен густыми кронами деревьев. Здесь было прохладно и царил уютный полумрак. Середину дворика украшал небольшой бассейн с фонтанчиком. Посланство цареградское в сопровождении канцлера Гойко прошло по аллее в парадные ворота дворца.
В тронном зале патриарха уже ждали. На троне в пышном парадном одеянии, украшенном огромными золотыми серьгами с двуглавыми орлами внутри (еще один вызов Византии: ведь двуглавый орел — ее герб), восседала императрица Елена и ближайшее ее окружение — великанш Воихна и Углеша, печские первосвященники, воевода Милан Топличанин, приближенная властела. Патриарх со старейшинами остановились посреди залы.
