Знамение - Хенриксен Вера (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Сигват Скальд не пришел. Сигрид не видела его с того утра, когда они разговаривали в церкви. Кальв сказал, что Сигват уехал в свою усадьбу Стьердал.
Солнце светило так, что больно было глазам. Ласточки щебетали, ныряя в свои гнезда, расположенные под крышей церкви и вылетая из них. Но Сигрид думала о другой свадьбе; клятвенное обещание давали в темном небольшом языческом храме, и спокойная сильная рука лежала на клятвенном кольце.
Голос Кальва звучал твердо, когда он произносил слова клятвы, ее же голос был далеким и чужим. И она сама не знала, что говорила.
Словно эхо из другого времени пришел к ней голос Эльвира с этими старыми словами.
И потом, когда они принимали поздравления конунга Олава и королевы Астрид, слышала она издалека, но все же ясно, насмешливый, поддразнивающий хохот Эльвира.
Ее мальчики также чувствовали себя здесь чужими. На их лицах было написано безразличие. Они стояли, прижавшись друг к другу, и не подошли, чтобы пожелать счастья ей и Кальву.
А Финн Арнисон подошел. Сигрид затрясло, когда она увидела его. Она не сталкивалась с ним лицом к лицу после налета на Мэрин.
— От имени всех наших родичей я приветствую тебя, — произнес он.
— Благодарю, — ответила она. Но когда он протянул ей руку, она ее не приняла. Они долго стояли и холодно смотрели друг на друга, потом Финн пожал плечами и отошел.
Во время пира в королевском зале Сигрид сидела рядом с королевой Астрид и не могла сказать ничего, кроме того, что королева похожа на свою тетю Холмфрид дочь Эрика.
— Ты знакома с ней? — улыбнувшись, спросила королева.
— Да, — ответила Сигрид. — Я не только знаю ее, но и люблю.
— Многие любят ее, — сказала королева. — Ко мне она всегда относилась хорошо, никогда не обращала внимания на то, что я… — Она замолчала.
Сигрид понимала, о чем она думает. Королева Астрид была дочерью наложницы; рассказывали, что ей в детские и юношеские годы пришлось вытерпеть многое от королевы Олава Шведского.
И Сигрид рассказала, как она впервые встретилась с Холмфрид, когда та приняла сына Рагнхильд. Астрид рассмеялась так весело, когда Сигрид рассказала ей о своем смущении, что король вопросительно посмотрел на них. Но он был в прекрасном настроении и даже улыбнулся.
Сигрид узнала, что Холмфрид живет в своей усадьбе с дочерью Гуннхильд.
Но постепенно разговоры и смех в зале становились все громче, и быть услышанными, не повышая голоса, было уже невозможно. Сигрид больше слушала и смотрела вокруг себя. Очаги потухли, зал освещали жировые лампы и факелы. Большой кубок с медом еще раз пошел по кругу, кое-кто начал пить одновременно из небольшого рога. Только для короля и его ближайшего окружения за столом было подано вино.
По залу ходили рабы с чашами для омовения рук; со столов сняли скатерти, и кости, грудами скопившиеся на полу после трапезы, были унесены.
Сам зал был огромным, больше нового зала в Эгга.
Однако по убранству он был прост. Только сидение короля и столбы по обе стороны от него были искусно украшены резьбой. На стенах висели гобелены и ковры. Сигрид горько улыбнулась, ибо многие из них раньше принадлежали ей. Остальные не свидетельствовали о хорошем вкусе короля.
Ей было интересно, что подумал Грьетгард, когда после крещения получил от короля в подарок право владеть кораблем отца.
А Турир, видимо, чувствовал себя негодяем и подлецом, когда король одарил его усадьбой, ранее принадлежавшей знакомому им человеку.
Со смехом, шумом и двусмысленными шутками гости проводили их в закуток, где они должны были спать. Все удалились, и Кальв с Сигрид остались одни.
Она села на кровать (больше сидеть было не на чем) и немного подвинулась, когда он уселся рядом с ней. Он сидел и молчал, разглядывая свои руки. Она изредка тайком посматривала на него; у него был вид несколько неуклюжего шестнадцатилетнего подростка. Наконец она прервала молчание.
— Сколько тебе лет, Кальв? — спросила она.
— Двадцать девять, — ответил он. — А почему ты спросила?
— Мы почти одногодки, — только и сказала она.
Он обнял ее и потянул вниз на кровать, и она, положив голову, почувствовала, как устала душой. Он о чем-то подумал.
— Я загашу факел.
— Зачем? — спросила она и вдруг, не в силах сдерживать себя, рассмеялась.
Он обиженно отпустил ее.
— Я не настолько уже неопытен, как ты думаешь, — произнес он.
— Не представляю, какой у тебя был опыт, — ответила она.
— Ты имеешь в виду, что испытал я всякое, — сухо сказал он.
Она не ожидала от него такого и быстро взглянула на него.
— Может, у тебя, кроме Эльвира, были и другие? — спросил он.
Вопрос был неслыханно бесстыдным, и она некоторое время молча смотрела на него.
— Нет, — произнесла она наконец и, взяв себя в руки, спросила: — Расскажи мне о своих похождениях, они наверняка интересны.
Он рассмеялся.
— Ты, конечно, не испытаешь горячего стремления стать дополнением к ним…
— А ты ожидал этого?
— Я надеюсь, что ты подбодришь меня, — ответил он. — Смеяться надо мной нехорошо.
— Вот расскажешь мне о своем опыте, — промолвила она, — тогда я стану доброй.
Но, когда он начал рассказывать, ей трудно было поверить своим ушам.
Рассказчиком он оказался неплохим и интересно повествовал о событиях в несколько суховатой манере. Она даже смеялась. Но большинство из того, что она услышала, приводило ее в ужас. Она смотрела на открытое мальчишеское лицо Кальва и думала о его неуклюжем рвении быть добрым по отношению к ней. А он лежал и рассказывал такие вещи, которые заставляли кровь стыть в жилах, при этом сообщал все это таким тоном, словно разговор шел о пустяках.
Она сказала, что после рассказа подобреет. Сейчас же она начала подумывать, как ей уклониться от того, что ожидалось в дальнейшем.
Он за столом выпил порядочно, на это она обратила внимание. Если она сможет добиться продолжения его рассказа, он, возможно, заснет. Но зачем, если единственное, чего она может добиться, это отсрочки? Но в другой раз она, может быть, не будет чувствовать такой неприязни.
Она просила его рассказывать еще и еще, показывая, что ей интересны его похождения, продолжала постоянно задавать вопросы. Он же чувствовал себя польщенным и рассказывал. Постепенно он начал дремать и, наконец, заснул.
Она погасила факел и, облегченно вздохнув, улеглась рядом с ним. И поскольку Кальв был не одинок, радуясь хорошему вину короля, ей потребовалось совсем немного времени, чтобы тоже погрузиться в сон.
Сигрид проснулась первой.
В комнате было почти темно, свет, проникавший из небольшого отверстия, расположенного высоко во фронтальной стене дома, был очень слабым. Но она слышала голоса, раздававшиеся извне, видимо, было уже позднее утро.
Кальв не проснулся, когда она села, только хрюкнул и подвинулся. У нее появилось желание посмотреть на его лицо сейчас, когда он спит, но было настолько темно, что она не смогла рассмотреть его по-настоящему. Ей удалось зажечь лампу, не разбудив его.
Кальв спал, приоткрыв рот. Волосы разметались. Выглядел он почти до смешного молодо. Если бы не борода, то его можно было бы принять за мальчишку. И тут она подумала, что все это происходит оттого, что она привыкла к Эльвиру, который был значительно старше.
Она вспомнила вчерашний вечер и его рассказ. Он не хуже других, горько подумала она. Ее собственные братья, Турир и Сигурд, ничуть не лучше.
Однако Турир так любил Раннвейг, что почти допился до смерти, когда потерял ее. И Кальв, несмотря на свою грубость и жестокость, о которых он рассказывал, вел себя по отношению к ней, как неопытный мальчик. В этом крылось нечто такое, чего она не могла понять. Она подумала и о конунге, о его смиренной вере во Христа и о его жестоком нраве.
