Угрюм-река - Шишков Вячеслав Яковлевич (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
Кругом, кругом, куда ни посмотри с реального островочка жизни, куда ни брось камень – взор и камень упадут в обставшую тебя со всех сторон голубую сказку. И чудилось – дунь покрепче ветер, сказка сразу уплывет в ничто, останется голый островок реальности и ты на нем.
Но ветер успокоился. Ветер сделал свое дело, раздул пожар и умер. Всюду немая неподвижность. Ветки берез повисли, на тихой макушке кедра белка грызла орехи, скорлупа падала отвесно. Мошкара толклась густым вертикальным столбом, уходившим в небо. На Угрюм-реке улеглись волны. Словом, в природе – тишь, покой.
Однако рождались над пожарищем потоки своих собственных раскаленных вихрей. Воспламеняясь, клокоча, они постепенно будили уснувший воздух, колыхали его, втягивали в свои круговороты. С башни странно было видеть, как в этот безветренный, тихий день над пожарищем гуляют вихри, как все шире, все неуемнее распространяется огонь.
Для всякого таежника теперь ясно, что пожар не сгинет. Понимал это и Прохор. Пройдет два дня, и море пламени, уничтожив все на пути своем – дома, заводы, мельницы, – вольным лётом перебросится через реку, чтоб и туда нести свой пожирающий жар-пожар.
Прохор спешит в контору:
– Андрей Андреич! Во что бы то ни стало надо сейчас же гнать всех рабочих в тайгу. Там ведут просеку только триста человек... А надо всех...
Протасов медлит с ответом. Прохор видит волнение управляющего всеми работами и не вдруг понимает его.
– Вы слышали?
– Слышал. – И упавшее пенсне Протасова пляшет на шнурочке.
День окончен. Рабочие чрез сизый воздух разбредаются с предприятий по домам. Стражники носятся на конях от барака к бараку, из конца в конец, сзывают рабочих тотчас же собраться у конторы с женами, с взрослыми детьми...
– Зачем?
– Пожар тушить...
В бараках, в землянках, на приисках, в трущобах загалдел взбудораженный народ. Вперебой кричали, что тушить не пойдут; пусть хозяин поклонится им, уважит их, а ежели нет, тогда не хочет ли он фигу. Барачные старосты и выборные призывали крикунов к порядку, предлагали обсудить дело всерьез.
В кабинет на башне летели к Прохору с разных мест донесения по телефону: «Народ устал, народ требует отдыха, народ не желает идти в тайгу». Прохор то свирепел, то падал духом.
Протасов на коне объезжает бараки. Рабочие встречают его криками «ура!», подымают путаный галдеж. Протасов не может их понять – пусть выскажутся отдельные представители. Выборные выдвигают ряд требований. Протасов обещает настойчиво переговорить с хозяином и просит рабочих постараться, если Громов пойдет на уступки. Масса взрывается бурей криков:
– Это другое дело! Каждый за пятерых... Животы положим!.. Без понятиев, что ли, мы?..
– Тогда, ребята, стягивайтесь помаленьку к конторе... Пилы, топоры... – И Протасов скачет дальше.
Так в другом, в пятом и в десятом бараке. В отдаленных местах в том же духе работают техник Матвеев, учитель Трубин и несколько «политиков».
На приисках «Достань» и «Новом» ситуация запутанней. Летучка, старатели, «кобылка» – вся эта приисковая братия, разбавленная тайно живущими среди них хищниками-головорезами, крайне своевольна. Эту отпетую «кобылку» умел держать в своих ежовых рукавицах лишь страшилище рабочих – Фома Григорьевич Ездаков. Но он вместе с приставом, с Фарковым третий день в тайге, на огневых работах.
– Давай нам на расправу Ездакова, сволочную душу, язви его в ноздрю!.. – злобно орали приискатели. – Пока не втопчем его каблуками в землю, не пойдем. Так и хозяину сказывайте, распроязви его в печенки, в пятки, в рот!
III
Вечер меж тем сгущался, приближалась ночь. И близилось разливное море пламени.
Жуткий страх встал в глазах Прохора. Время безостановочно бежит. Нужен дружный сокрушительный удар, чтоб свернуть стихии голову, но нет сил сдвинуть рабочих с места.
Прохор в кабинете – как в клетке лев, стучит кулаками в стол, кричит на Протасова, как на мальчишку. Протасов поджал губы, весь подобрался, в глазах издевательские огоньки: он знает, что карта Прохора бита, что бешенство Прохора означает его бессилие, что рабочие одерживают победу.
– А это что?! – вскипает Прохор, и бешеный взор его вскачь несется по строчкам поданной Протасовым бумаги. Прохор Петрович в ярости разрывает писаные требования рабочих, клочья бумаги мотыльками летят с башни вниз.
– К черту, к черту! Псу под хвост!.. Сволочи, мерзавцы! Хотят воспользоваться безвыходным положением... Где у них, у скотов безрогих, совесть, где Бог?! Это ваши штучки, Протасов!
– Требования рабочих законны. Они вытекают из договора, – чуть улыбаясь уголками губ, говорит Протасов. – Теперь не время раздумывать.
– Молчите, Протасов...
– Утром, самое позднее – завтра к вечеру вы можете лишиться всего.
– Молчите!
– Успокойтесь!.. – И Протасов впился сверкающими зрачками в искаженное судорогой лицо хозяина. – Успокойтесь, Прохор Петрович. Взвесьте трезво положение. Надо всех людей немедленно же двинуть на работу. Вы своим появлением и руганью только подольете в огонь масла. Рабочие разбегутся. И пожар захлестнет все. Я начальник всех работ. Я отвечаю пред своею совестью за сохранность дела. В него я вложил много сил. Я требую от вас чрез головы рабочих снизойти к их просьбам. Скажите – да. Этим будет спасено ваше дело, ваше семейство и вы сами.
Прохор сжимал и разжимал кулаки. В его глазах, в движении бровей, в сложной игре мускулов лица – алчность, страх, вспышки угнетенного величия.
Протасов отер вспотевший белый лоб с резкой гранью весеннего на щеках загара.
– Прохор Петрович, я ценю в вас ум, смелость, уменье схватить за рога свою судьбу...
– Слышите, Протасов, как орут эти мерзавцы... там у конторы?! Это вы их...
– Да, их тысячи... Они ждут вашего ответа. Они настроены мирно. И одно ваше слово может успокоить их...
– Знаю я это слово! Этого слова произнесено не будет...
– Ваше слово может поднять в них взрыв энтузиазма.
– Ага! Вы хотите меня оставить без порток, Протасов?
– Нет. Я хочу вас спасти.
Прохор залпом допил из горлышка коньяк и швырнул бутылку за окно, в небесное зарево, сотрясающее воздух.
– А ежели пожар кончится сам собой?.. Вы уверены, что он придет сюда?
– Уверен, – сказал Протасов. – И вы уверены в этом больше, чем я. Начинается ветер. Целый месяц стоят знойные дни. Итак, я жду.
Весь дрожа, Прохор сунул в карман два «браунинга», свистнул волку, нахлобучил картуз.
– Где казаки, где пристав?.. Я их расстреляю, мерзавцев, этих бунтарей! А революционеришек вздерну на сосны...
– Вы не генерал-губернатор... Ваши слова – безумный лепет.
– Что?! – И Прохор с такой силой грохнул кулаком в стол, что крутивший хвостом волк сразу припал на брюхо, а Протасов, вздрогнув, отступил на шаг.
– Идем!
– Я вас не пущу.
– Как? Вы? Меня?!
– Вы наделаете глупостей. Вас разорвут.
– Протасов! Бойтесь меня, Протасов... Вы хотите устроить революцию?..
– Я требую от вас справедливости во имя вашего спасения...
– Вы коварный человек... Вы... Пустите меня!..
– Нет... Не могу пустить.
Лицо Прохора налилось кровью.
– Прочь с дороги! Растопчу! – И Прохор ринулся было на Протасова, волк ляскнул зубами, зарычал. Протасов нырнул в карман за револьвером. Прохор отрезвел, остановился.
– Выход из башни заперт, – косясь на взъерошившегося волка, сказал Протасов. – Ключ у меня.
– Ага, в плену? Хорошо...
Прохор рванул телефон, закричал в трубку:
– Пристав! Пристава сюда! Фильку Шкворня сюда! Казаков сюда!
– Пристав в пятнадцати верстах. Казакам вы не командир.
Прохор бросил трубку, упал в кресло и весь затрясся.
– Андрей Андреич, Протасов... Что вы со мной делаете?
– Я дал слово Нине Яковлевне во всем оберегать вас. Я не могу рисковать вашей жизнью. Повторяю, рабочие могут растерзать своего хозяина.
