Турмс бессмертный - Валтари Мика Тойми (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
— Я искал и обрел, — ответил я. — Мои ноги сами привели меня сюда. Я, Турмс, сын моего отца, вернулся домой.
Седовласый каменотес отбросил свое зубило и, расплакавшись, опустился на землю.
— Я узнаю его, — воскликнул он. — Наш царь наконец-то вернулся к нам, и он все так же молод и прекрасен.
Он хотел было обнять мои колени, но я отстранился, сказав:
— Нет-нет, ты ошибаешься, я вовсе не царь.
Двое живописцев побежали в город, желая первыми принести туда весть о моем прибытии. И тут опять заговорил жрец:
— Я видел молнии. Посвященные знали, что ты придешь к нам, еще девять лет тому назад, но многие решили, что ты не отыщешь дороги. Однако никто не смел вмешиваться в дела богов и выпрямлять твой путь. Один из наших авгуров уже приветствовал тебя, когда ты прибыл в Рим, и дал о тебе знать посвященным, да и от верховного жреца молний получили мы известие о том, что ты приближаешься. Нынче ночью молнии радовались твоему возвращению. Ты истинный лукумон?
— Не знаю, — ответил я. — Просто я уверен, что я дома.
— Ты прав, — сказал жрец. — Знай же, что ты сын Ларса Порсенны. Возле его гробницы ты и спал сегодня. Может, ты и не лукумон, но лицо твое лгать не может. Ты, безусловно, древнего рода.
Я видел, что пахари в долине побросали свои плуги и воловьи упряжки и побежали к священной дороге, чтобы поскорее подняться к нам на гору.
— Мне ничего не нужно, — сказал я. — Мне нужна лишь моя родина, ибо отныне жить я могу только здесь. И не надо думать, что меня занимает наследство. Я не ищу власти. Расскажи мне о моем отце.
— Твой город — это Клузий, — ответил жрец молний. — Это город черных сосудов и многочисленных человеческих лиц. С тех пор как мы себя помним, наши скульпторы и гончары увековечивали человеческие лица в обожженной глине, мягком камне и алебастре. Потому-то так легко было тебя узнать. Ты увидишь скульптуру твоего отца, который покоится там, внизу, в своей гробнице. Он запечатлен с жертвенным кубком в руках на крышке каменного саркофага. В городе также есть его изображения.
— Расскажи мне об отце, — вновь попросил я. — Я все еще ничего не знаю о своем происхождении.
Жрец ответил:
— Ларс Порсенна был могущественнейшим властителем нашей страны. Сам он никогда не называл себя лукумоном, и мы стали звать его царем только после его смерти. Однажды он захватил Рим, но не стал навязывать его жителям правителя, которого они недавно прогнали, потому что он им не нравился, а посоветовал римлянам тот способ правления, который существует в Клузий. В нашем городе есть два правителя, совет из двухсот человек и избираемые всего лишь на год чиновники. Также мы прислушиваемся к голосу народа. Мы полагали, что раз уж у нас нет лукумона, то нам не нужен и верховный владыка.
В молодые годы твой отец был очень любознательным и подолгу путешествовал, — продолжал жрец. — Еще юношей он участвовал в походе этрусков на Киму. Когда мы потерпели там поражение, он задал себе вопрос: «Что такое есть у греков, чего недостает нам?» Поэтому позднее он ездил по греческим городам и внимательно изучал их обычаи.
Из-под каменной арки городских ворот вышла толпа людей в белых праздничных одеждах и направилась к нам. Кое-кто успел уже приблизиться, но большинство удерживали на почтительном расстоянии от нас страх и уважение. Крестьяне, опустив свои натруженные руки, смотрели на меня и перешептывались:
— Лукумон, лукумон вернулся! Жрец повернулся к ним и заявил:
— Это сын Ларса Порсенны, который долго странствовал в далеких краях. Он даже не знает, что такое лукумон. Не мешайте нам своей глупой болтовней.
Но крестьяне не умолкали и шумели все громче:
— Он пришел вместе с теплым дождем. Он пришел, когда луна начала полнеть. Он пришел в день благословения полей.
Они наломали веток и принялись размахивать ими и кричать:
— Лукумон, лукумон опять с нами! Жрец молний раздраженно сказал мне:
— Твое появление смущает наш народ. Это нехорошо. Если ты лукумон, то тебе нужно вначале пройти испытание и быть признанным, а это может произойти не раньше осени, когда состоится священная встреча этрусских городов. Хорошо бы, если бы до тех пор жители Клузия не слышали ничего о тебе.
Но толпа вокруг нас все росла, многие тяжело дышали, задыхаясь от быстрого бега: так торопились они переодеться в праздничное платье и взглянуть на меня. Вскоре к нам подошли авгуры с кривыми палками в руках и жрецы, прижимающие к груди сделанные из бронзы изображения печени с вырезанными на них стихотворными строками и именами богов. Толпа расступилась, и все они приблизились ко мне, желая вглядеться в мое лицо, но тут небо затянуло тучами, и я оказался в тени. Только гора богини была по-прежнему освящена ярким солнцем.
Позже я узнал, что жрецам в тот день пришлось очень нелегко. Они долго и до хрипоты спорили друг с другом, потому что, хотя среди них и были посвященные, знавшие, что я должен был появиться в Клузии, никто не мог сказать наверняка, лукумон я или только сын Ларса Порсенны (последнее обстоятельство уже и само по себе обрадовало жителей города). Конечно, все посвященные видели многочисленные знамения, но их недоставало для признания меня лукумоном, тем более что сам я вовсе не намеревался называть себя так. Разрешить сомнения могли бы только те двое лукумонов, которые были тогда еще живы. Вдобавок ко всему многие просвещенные тиррены вообще перестали верить в существование священных лукумонов. Этот скептицизм был особенно распространен в приморских городах, где чувствовалось сильное греческое влияние.
Жрецы бы с удовольствием отвели меня в сторонку, где нам удалось бы поговорить без свидетелей, однако этому помешали ликующие горожане, трубящие в трубы, бьющие в медные цимбалы и размахивающие трещотками. Юноши, смеясь и напевая, принесли для меня из храма носилки бога, украшенные миртом, фиалками и плющом. Бесстрашно подойдя ко мне, они едва ли не силой усадили меня на двойную подушку и попытались поднять носилки, однако тут я наконец опомнился, рассердился и оттолкнул их.
Флейты и барабаны сразу умолкли. Юноши со страхом смотрели на меня и, морщась от боли, потирали плечи, хотя я, как мне показалось, едва прикоснулся к ним. Вскинув голову, я подошел к священной лестнице и стал неторопливо спускаться по ней. В то же мгновение солнце снова показалось из-за туч, и лучи его упали прямо на меня и на ступени передо мной. Когда солнечные блики заиграли на моих волосах, толпа снова начала кричать: — Лукумон, лукумон вернулся! В этих словах не было ничего наигранного, ничего радостного — люди просто воздавали мне божественные почести.
