Художник механических дел (Сборник) - Ивич Александр (версия книг .txt) 📗
Великий подвиг! И близко как будто свершение, а все что-то не так получается. Колесо пока недвижно. Потребно терпение.
Все хитрее размещает Кулибин грузы, все хитрее придумывает устройства, чтобы те грузы сдвинули колесо и навечно его завертели.
Давно уж хранит Иван Петрович в секрете сей важный опыт. Сперва, в Петербурге, тайны не было. Однако господа академики улыбками, смехом донимали. Мечту считали вовсе несбыточной. Впрочем, не все. Иные поощряли механика в изыскании самодвижимой машины (Пожалуй, единственным серьезным заблуждением Кулибина за всю его жизнь, единственным напрасным трудом были эти поиски вечного двигателя. Споры ученых о вечном двигателе шли к тому времени уже около двух веков. Только в конце XVIII века большая часть ученых склонилась к мысли, что идея вечного двигателя порочна. Парижская Академия наук перестала принимать к рассмотрению проекты вечных двигателей в 1775 году. Но опыты во многих странах продолжались. Лишь в середине XIX века, через двадцать пять лет после смерти Кулибина, был окончательно признан один из основных законов природы — закон сохранения энергии).
Что смотреть па усмешки!
Разве не ждали многие обрушения модели моста? Разве предвидели ученые мужи, что свет единой свечи может в тысячу раз быть усилен, как в зеркальном фонаре, воспетом Державиным.
А великие открытия прежних веков! Кто почел бы возможной силу огнестрельного пороха прежде его изготовления? За невозможное были сочтены и опыты летания по воздуху. Однако в Монгольфьеровых шарах ныне поднимаются воздушные путешественники, и стало то привычным.
Подобно сему неверие в самодвижимую машину есть лишь неверие в силу разума. И только.
Тогда опыты стали тайными, ночными, чтобы не умерялось душевное горение недобрыми словами да глупым смехом.
Однако грузы и до сей поры не ложились как надо, и колесо оставалось недвижимым.
Меж тем расшива с большими колесами у бортов и тяжелым валом поперек судна достраивалась.
И был явлен опыт.
Сентября 23 дня 1804 года губернатор господин Руновский в сопровождении правителя канцелярии, многих нижегородских дворян и именитых купцов вступил на расшиву.
Гружено было судно песком — 8500 пудов. И было это испытание чем-то похоже на давнее — в Санкт-Петербурге, во дворе Волкова дома, когда всходили академики на легкий, но не прогнувшийся под тяжким грузом мост, чтобы решить, пригодно ли сооружение механика Кулибина для возведения в натуральную величину моста через реку Неву.
Нижегородские чиновники были неторопливы и важны, как академики. И еще недоверчивей.
Однако завезен был вверх по течению пятисотсаженный канат, укреплен на берегу, и судно двинулось.
Шумно ударяли плицы колес о воду, медленно поднималось по Волге машинное судно.
Стоял народ на пристанях, на берегу, и были громкие крики. И называли Кулибина колдуном, чернокнижником — однако не зло, а с одобрением.
Судно прошло за час 409 саженей. То была обычная скорость расшив, ведомых бурлаками.
Господин губернатор, пожав руку Кулибину, сошел с расшивы и, обратившись к спутникам, сказал, что судно обещает великие выгоды государству. Купцы не спорили, однако хранили молчание. Об успехе испытания было выдано Кулибину свидетельство, как некогда об испытании моста.
Вот и приведен к окончанию труд, не обратимый в забаву, в игрушку. Нынче же отослать свидетельство в Петербург и снестись с начальствующими лицами о строении многих машинных судов для волжского судоходства.
Вот она наконец — польза общественная, несомненная. Радостен был Иван Петрович. Хорошая старость, с пользой людям проходит.
Нынче же отписать в Петербург, и время полностью можно отдать самодвижимой машине. Впрочем, есть и иные замыслы.
ДЕЛА КАНЦЕЛЯРСКИЕ
В Петербург было отписано. Господин губернатор с лестным отзывом отослал чертежи машинного судна графу Кочубею, министру внутренних дел.
Министр был человеком возвышенной мысли. Император слушал благосклонно вдохновенные речи графа о высоком жребии России. Мелочами граф, как и венценосный его повелитель, брезговал.
Чертежи Кулибина пылились в канцелярии и не скоро были доложены министру.
Суда машинные для русских рек? Важности начинания граф не усмотрел. Однако дело надобно двинуть. Реки империи числятся по министерству внутренних дел. Натурально, и судоходство. Впрочем, судостроение не есть судоходство и, пожалуй, более относится к ведомству морских сил.
Великий нелюбитель мелких дел, граф Кочубей распорядился проект механика отослать товарищу министра морских сил.
Без поспешности сочинена была бумага. И курьер отнес ее с чертежами Кулибина в Адмиралтейство.
Без поспешности были рассмотрены чертежи в Адмиралтейств-коллегий. Господа члены коллегии примерили и так и сяк— отослать дело было некуда. По размышлении решено было запросить у Кулибина добавочные объяснения — о скорости судна, о том, сколько груза оно несет, и можно ли ходить на судне под парусом, и как будет оно управляться.
Вопросы коллегии и чертежи Кулибина курьер отнес в министерство внутренних дел. Спустя время отправлены они были в Нижний Новгород губернатору.
Губернатор на утреннем докладе полицмейстера среди прочих дел передал ему все присланное от графа Кочубея для вручения под расписку Кулибину.
И было это спустя три года после отсылки чертежей в Петербург.
Господин полицмейстер, зайдя в сумерках к Кулибину, хозяина в приемном покое не застал. Он учтиво поклонился недвижно стоявшему в темном углу офицеру малого роста. Офицер на поклон не ответствовал, хотя чина был невысокого.
Полицмейстер обиделся и, прищурив глаза, решительным шагом прошел в угол. Ткнул офицера пальцем, плюнул в сердцах, посулил хозяину черта и перекрестился:
— И впрямь колдун, чернокнижник!
Офицер был неживой. Статуй, восковая кукла, одетая в мундир. И при том в одной штанине. Другая нога голая. Впрочем, не восковая, а из кожи и металла, на шарнирах каких-то. Не поймешь, к чему бы это...
Вошел Кулибин.
Быстро взял из рук полицмейстера протянутый им портфель и подошел к окну — прочесть бумагу, при которой возвращались чертежи.
Вздохнул, положил на стул портфель: что ж, объяснения сочинять стало привычным. Однако снова медленность. А время позднее — восьмой десяток пошел. Неужто ночь опустится, смерть придет прежде окончания хоть сего замысла?
Меж тем полицмейстер уставился неподвижным взором на статуй. Не означает ли напяленный на куклу мундир ионошепия русскому воинству? Чего ради одноштанная фигура в углу водружена?
Сомнение так ясно отразилось на хмуром лице полицмейстера, что Кулибин повеселел. И объяснять ничего не стал.
Дни заполнены. Записка министерству — как судно будет управляться, с особо подробными чертежами, с таблицами для сравнения скорости расшивы и механического судна, с рассуждением об экономических выгодах пуска по Волге машинных судов. Постройка их сулит казне доходы миллионные. Сулит она купцам дешевизну перевозки.
Прямая выгода народу — подешевеет соль, подешевеют прочие товары, что идут с низовья. Труд бурлацкий станет легче.
Объяснение отправлено в столицу — несмышленому младенцу ясна будет выгода. А поймут ли члены Адмиралтейств-коллегий — кто знает. Впрочем, и то надо взять во внимание: о выгодах торговых надлежит иметь суждение министерству внутренних дел, а отнюдь не Адмиралтейств-коллегий. Можно предвидеть медленность в сношении двух ведомств.
И отправлена в столицу кукла офицера с механической ногой, много удобней прежней, изготовленной для офицера Непейцына. И отдельно образцы ноги. Сделано и отправлено в нужное время: немало солдат, офицеров лишилось природных ног в горьком сражении аустерлицком, в бесславном походе по австрийской земле. Хотел Кулибин облегчить участь убогих — вместо безобразных деревяшек и костылей снабдить их натуральными ногами, произведенными искусством механика.
