Юрьев день - Куликов Геомар Георгиевич (книги онлайн .txt) 📗
Хлопнул себя по лбу Тренька:
— Дядька Никола, да ты на той железке сидишь! Я ее под лавку сунул, ножка сильно шаталась.
Поднялся дядька Никола, рукой под лавкой пошарил, железку вынул.
Глянул на Тренькину находку да тут же на лавку и сел.
— Может, годится на что? — вытянул шею Тренька.
А дядька Никола тяжелую черную палочку в руках крутит и улыбается: впрямь, точно малое дитя али вовсе как дурачок.
— Ты что? — встревожился Тренька.
Засмеялся дядька Никола:
— Свободные мы теперь люди, Торопя. Вот что!
Воззрились все на дядьку Николу с изумлением. А он:
— Ну, дорогие родственники, теперь не страшнее нам половодья минувшего Иван Матвеевич Рытов! Племяш и правда клад нашел!
Всплеснула руками бабушка:
— Горе у людей, у самого не радость, а он пустое балабонит...
А дядька Никола заливается счастливо, словно впрямь умом повредился.
Тренька от дядьки Николы попятился даже. Потом обиделся, заворчал:
— Экую потеху нашел. Сам велел железку сыскать, а теперь насмехается. Верно бабка говорит: балабон пустой!
За такие слова Треньке в другое время и от доброго дядьки Николы не поздоровилось бы. А тут дядька Никола сгреб его в охапку и давай тискать медвежьими своими ручищами. Отбивается Тренька, сердится:
— Да отстанешь ли, смола!
А дядька Никола знай себе хохочет.
Дед укорил:
— Это, милок, все одно, что над покойником веселиться — грех.
Перестал смеяться дядька Никола. Треньку отпустил. Деду темную тяжелую палочку-брусок протянул:
— Али не признаешь?
Дед Тренькину находку в руках повертел недоверчиво.
Дядька Никола у деда черную палочку опять взял, о рукав эту палочку потер.
Заблестела она, засветилась белым цветом.
Дед еще раз Тронькину находку перед глазами покрутил, на ладони прикинул. И точно своим глазам но веря:
— Постой, постой... Неужто но железо это?
— Не железо, Григорий Тимофеевич, — кивнул лохматой головой дядька Никола.
— А что же тогда? — Тренька на палочку уставился с любопытством.
— То, Тереня, — ответствовал дядька Никола, — слиток серебряный, гривна новогородская, из тех, коими гости-купцы богатые в давние времена платили за свои товары.
— Вроде денег, что ли? — не понял Тренька.
Опять согласно кивнул головой дядька Никола:
— Точно, Тереня. Из такой вот гривны нынешних денег, поди, штук сто вышло бы. И столько же она ноне и стоит.
Бабушка из дедовых рук Тренькину находку взяла:
— Неужто правда?
— Истинная! — подтвердил дядька Никола.
— Да будет вам, мужики! — осерчала бабушка. — Какие же это деньги? Мелете неведомо что!
И Тренькину добычу на стол кинула.
Зазвенел брусок звоном тонким, серебряным.
А дядька Никола к Треньке обернулся:
— Погоди. Ты сказывал, в том туеске он не один был?
Тренька, своему нечаянному счастью еще не вполне поверивший, воскликнул:
— Какое один! Поди, дюжина целая!
— Где ж они теперь?
Тренька на дядьку Николу испуганно уставился:
— Так я их...
— Ну?
— В речку покидал...
— Полно, Терентий, шутки играть. Спрятал куда али как?
Заплакал Тренька.
— Кто ж знал, что они дорогие такие да важные. Думал, железки горелые, и все тут...
Бабушка дядьку Николу принялась ругать:
— Чего дитя мучаешь? Мало ему господской псарни да Фильки проклятущего? Уж и дома покоя нет!
— Не горячись понапрасну. Удача-то и впрямь дивная.
Объяснил дядька Никола, что нашли Тренька с Урваном клад доподлинный, на коий можно было бы всем им от Рытова откупиться. И остались бы еще деньги, чтобы избы на любом новом месте поставить, лошадей купить, коров и многое другое, в крестьянском хозяйстве надобное.
Заревел в голос Тренька.
Дядька Никола его опять к себе поближе притянул:
— Утри слезы, Терентий. Негоже мужику плакать. А что гривны серебряные в речку по незнанию кинул, кто тебя за то винить может?
Тут не голосить попусту — дело поправлять надо. Скажи-ка лучше, запомнил ли место, куда гривны побросал? Сумеешь ли найти и мне показать?
Кивнул утвердительно Тренька.
— Глубока ли там речка, знаешь?
Всхлипнул последний раз Тренька.
— Мне по грудки будет, не более.
— Случилось давно ли то?
— Кажись, сено косить еще не начинали. А когда в точности... — пожал плечами Тренька.
— Давненько... — огорчился дядька Никола. — Одна надежда: гривны тяжелые, теченьем не снесет. Разве песком затянет. А теперь слушайте...
Изложил дядька Никола свой замысел. Завтра же после обеденного времени, когда барин со чадами и домочадцами будет почивать сладко, Треньке следовало улизнуть тайком на старое городище и указать там дядьке Николе то место, где клад закопан был, а главное, куда он, Тренька, покидал бесценные серебряные гривны.
Тренька внимал дядьке Николе с жадностью, головой кивал и обещал горячо:
— Сделаю все, как велишь!
Бабушка, глядя на мужиков, ворчала неодобрительно:
— Мальчонку бы хоть не путали в свои дела. Не ровен час, барин дознается — быть беде великой.
Мамка плакала потихоньку.
А дед сторону дядьки Николы принял:
— Быть посему, ибо иного пути нет.
Филька на другой день возвращению псаренка обрадовался, хотя виду в том не подал. И Треньке большого труда стоило удрать из-под барчуковой опеки. Схитрить пришлось. Принялся Тренька, про себя будто бы, ворчать: конуры-де собачьи грязью заросли, ровно свинячьи хлевы. Филька на Тренькину уловку попался, закричал сердито:
— Чем попусту языком болтать, за песком сходил бы свежим, лежебока сиволапый!
Тренька изобразил недовольство на лице, будто неохота ему исполнять баричево приказание. Перестарался даже: Филька чуть плетью по спине не огрел:
— Пойдешь ли, наконец!
Заторопился Тренька. Мешок латаный взял и Урвану свистнул: айда, мол.
Дядька Никола Треньку в кустах ждал.
— Мешкаешь, однако!
— От Фильки едва ушел. Этакий злыдень, не приведи господь!
— Ладно, Тереня. Показывай, где и что?
Шагнул дядька Никола к Треньке, а Урван:
«Р-р-р...» — зубы оскалил.
Дядька Никола от собаки попятился.
Засмеялся Тренька. Приказал:
— Назад, Урван! — И ласково: — Дурачок! Это дядька Никола. Свой он. Понимаешь? Свой!
Урван хоть и спрятал клыки, настороженного взгляда не спускал, за каждым движением дядьки Николы следил со вниманием и недоброжелательством.
— Экая злобная псина! — заметил дядька Никола. — Как ты с ним управляешься!
— Он хороший! — засмеялся опять Тренька. — Гляди!
И руку в огромную собачью пасть сунул.
— Эй, парень! — испуганно воскликнул дядька Никола. — Ты с ним поосторожнее!
Урвану, должно быть, такое обращение на глазах чужого человека не понравилось, однако стерпел.
Все Тренька показал дядьке Николе: и обвалившуюся уже яму, которую Урван выкопал тем летним днем, и остатки полусгнившего туеска.
И место, откуда он, Тренька, гривны в речку побросал.
— Теперь вот что, Треня. Иди-ка ты с другом своим веселым на взгорье и карауль. Коли кто к речке подойдет, принимайся песню петь, да погромче. Время-то для купания не больно подходящее. Всякий, завидев, как я в воде бултыхаюсь, заподозрит неладное. Понял ли?
— Как не понять? — Тренька побежал на горку. — Гляди не простынь! — дядьке Николе крикнул.
Урван тоже на дядьку Николу посмотрел, пасть оскалил и неохотно за Тренькой последовал.
Сверху видать Треньке и тропку, что ведет от Осокина к старому городищу, и дядьку Николу, который, раздевшись, полез в ледяную воду.
Долго нырял дядька Никола. Тренька стал не на шутку тревожиться, когда замахал тот руками: нашел, мол! Но еще немало времени прошло, прежде чем вылез на берег дядька Никола и знак подал, что может Тренька покинуть свое сторожевое место.
Сбежал вниз Тренька. Дядька Никола хоть и доволен, а зубами щелкает. Слова сказать не может. Наконец-таки выговорил, черные тяжелые палочки протянув:
