Сатанинский смех - Йерби Фрэнк (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
– Что со мной будет? – обратился к нему Жан.
– Завтра тебя передадут королевскому судье по обвинению в проникновении в частное владение и в нанесении телесных повреждений. Ни одно из этих преступлений не влечет за собой смертную казнь, которая полагается тебе за нападение на Гастона де Шалье. Обычный приговор в таких случаях – от пяти до десяти лет на галерах. Постараюсь вытащить тебя оттуда как можно скорее, как обещал твоей сестре и своей. Nom de Dieu, как это тебе удалось околдовать ее! Хотя, конечно, в привлекательности тебе не откажешь. Хочу поздравить тебя с изящно проведенным маскарадом. Я даже подумал, что у кузена Жюльена улучшились манеры…
Улыбка исказила разбитое лицо Жана.
– Благодарю вас, месье, – сказал он.
– Ага, – откликнулся Жерве, – так-то лучше. Полагаю, ты начинаешь понимать всю глупость своих поступков. Когда отбудешь наказание, приходи ко мне, я попрошу Его Величество дать тебе должность, соответствующую твоим бесспорным талантам, – разумеется, в колониях. Таких подстрекателей, как ты, лучше держать подальше от Франции.
Жан вновь улыбнулся.
– Вы мне льстите, месье, – сказал он.
Выходя из комнаты, граф де Граверо, хоть
убей, не мог решить, то ли Жан Поль одумался, то ли он сам; граф, оказался мишенью тончайшей насмешки. Но эту мысль он отбросил, как отбрасывал все беспокойные мысли. Такова была привычка его сословия. Привычка, которая приведет в один прекрасный день к роковым последствиям…
Перед началом суда над Жаном граф на полчаса заперся с королевским судьей. То, что он сообщил судье, дало свой результат – Жан Поль избежал предварительного расследования, которое включало испытание железом или огнем, прободение языка или щеки, битье кнутом до крови и некоторые другие “приятные” процедуры, все еще предусматриваемые уголовным законом Франции в 1784 году и обычно применявшиеся в подобных случаях.
Хорошо зная законы, Жан Поль понимал, сколь многим обязан графу де Граверо. Он пытался убедить себя, что предпочел бы вынести любые пытки, лишь бы не оказаться в долгу у Жерве ле Муата за счет и Терезы, и Николь. Но его краткий опыт, когда он подвергся пытке в руках специалистов, открыл ему границы того, что он может вынести, и он был искренне рад, что избежал страданий.
Спустя полчаса он был приговорен к пяти годам на галерах. Не будь Жан Поль юристом, он впал бы в полное отчаяние, ибо мало кому удавалось выжить и год, сидя за веслами на галере под бичами надсмотрщиков. Но Жан знал, что хотя этот закон и оставался на бумаге, но галеры уже не существовали, худшее, что могло его ожидать – каторга для преступников, хотя и была столь же близка к аду, особенно в той ее части, которая зависела от надсмотрщиков, но все же была в тысячу раз лучше галер, которые она заменила. На каторге люди довольно часто отбывали свой срок и оставались живы, на галерах – никогда.
Жан Поля под стражей доставили в лагерь для арестантов в нескольких лье от деревни и швырнули за изгородь.
Месье Жерад, комендант лагеря, глянул на него и простонал:
– О, Боже, неужели еще один!
– Боюсь, что да, господин комендант, – насмешливо отозвался Жан.
Месье Жерад уставился на него.
– И говорит по-французски, – удивился он, – а не бормочет, как все крестьяне! Как твое имя?
– Жан Поль Марен, – отвечал Жан, – бывший адвокат в Сен-Жюле и Ближних Альпах, инспектор складов фирмы “Марен и сыновья”, а теперь – обычный преступник.
Жерад довольно долго и внимательно разглядывал его. Потом запрокинул голову и расхохотался.
– Будь я проклят! – произнес он сквозь смех. – Ты мне нравишься! А что случилось с твоим лицом?
– Комплимент от слуг ето благородия Жерве ла Муата, графа де Граверо, – ответил Жан.
– Вот подонок! – сплюнул комендант и обратился к стражам, доставившим Жана. – В чем обвиняют этого человека?
– Проникновение в частное владение и нанесение телесных повреждений, – хором ответили они.
Жерад записал что-то в журнале, лежавшем перед ним.
– Ладно, – проворчал он, – отправляйтесь. Теперь он под моим началом…
Он оглянулся вокруг, пока не заметил какого-то грязного оборванца.
– Эй, ты! – заорал он. – Принеси полено! Оборванец принес полено и поставил его
перед комендантом.
– Садитесь, месье адвокат, – сказал Жерад.
Жан сел, с откровенным любопытством разглядывая этого странного чиновника. Ренуар Жерад был высоким, худым мужчиной с тонким добрым лицом. Жан подумал, что на всем белом свете нет другого человека, который бы так не подходил для этой должности.
– А теперь, мой мальчик, – весело сказал он, – расскажи мне, что произошло на самом деле. Твоя фамилия Марен. Ты упомянул, что имеешь отношение к фирме “Марен и сыновья”, это означает, что ты один из сыновей. Будучи Мареном, ты можешь купить этого подонка Граверо десять раз и еще потребовать сдачу. Совершенно ясно, что ты проник в замок Граверо не для того, чтобы что-либо украсть. Так какого дьявола ты там делал?
“Меня уже приговорили, – подумал Жан. – И будь я проклят, если передо мной не порядочный человек!”
– Я отправился туда, – рассмеялся он, – чтобы ввести фут холодной стали или унцию свинца в кишки господина графа.
– Очень жаль, что тебе это не удалось, – спокойно заметил Жерад. – Однако все это не добавляет ясности. Ты отправился туда, чтобы убить ла Муата, а препроводили тебя ко мне с детскими обвинениями. Во имя неба, Марен, почему?
– Жерве ла Муат полный банкрот, – объяснил Жан. – Чтобы выпутаться, он обручился с моей сестрой. Ясно, что, обреки он меня на смерть, бракосочетание не состоялось бы…
– Понятно, – вздохнул Жерад. – Бедная девочка! Я бы сказал, это вполне достаточная причина, чтобы убить его… А других причин не было?
Лицо Жана стало суровым.
– Он… он обольстил девушку, на которой я хотел жениться, – прошептал он.
– И мою единственную дочь тоже, – с горечью сказал комендант. – Она… убила себя, моя бедная Мари…
– Примите мои соболезнования, господин комендант, – сказал Жан.
– И мои тебе, – ответил Жерад и протянул ему руку.
Жан крепко пожал ее. И оба поняли, что между ними возникла дружба на всю жизнь.
Жан оглядел каторжный лагерь. Он был полон мужчин, женщин и детей, все были грязные, оборванные, изголодавшиеся. Удивляло большое количество беременных женщин.
– К тому времени, когда мы доберемся до Тулона, – сказал комендант, заметив его взгляд, – они все станут преступниками. Это такая система – сажать всех без разбора… Если человек не был преступником, когда попал к нам, к тому времени, когда наступает срок его освобождения, он обязательно им становится.
– Но почему они здесь? – спросил Жан. – Ведь, наверное, не все эти женщины и дети…
– Преступники? Почти наверняка нет. Ты знаешь закон 1764 года?
– Три года, на галерах за попрошайничество, – медленно произнес Жан, – если ты способен работать, и девять лет, если ты вторично попался. На третий раз – пожизненное заключение. О, Боже, да ведь мы живем в варварской стране!
– А они вынуждены попрошайничать, – горестно сказал комендант. – Или попрошайничать, или умирать с голоду. Земле позволяют годами оставаться непаханой, потому что она не может родить достаточно, чтобы хватило оплатить налоги, необходимые на содержание людей, вроде ла Муата в Версале, в праздной и расточительной роскоши. А стоит только крестьянину выглядеть хоть немного преуспевающим или просто быть полным от природы, как они удваивают налоги. А потом бросают его в тюрьму за то, что он выпрашивает корку хлеба, чтобы накормить своих умирающих от голода детей…
– Я все это знаю, – прошептал Жан Поль.
– Делаю, что могу, – продолжал комендант, – но они мне дают недостаточно, чтобы прокормить хотя бы треть арестантов, которых сюда присылают. Но самое жестокое – человеку даже не обязательно просить милостыню. Достаточно, чтобы его просто в этом обвинили – враг или кто-то еще, кому выгодно, чтобы его осудили…
