Закат в крови (Роман) - Степанов Георгий Владимирович (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— И все-таки надо было шлепнуть Минина, — сказал Врангель. — Если бы вы, господин полковник, это тогда сделали, то донцы атамана Краснова наверняка взяли бы Царицын еще осенью восемнадцатого года…
— Виноват, ваше превосходительство, — сконфуженно опустил голову Корвин-Круковский. — Виноват, но Временное правительство связывало меня по рукам и ногам. Я без его санкции не имел права казнить этого главного царицынского большевика.
— Петр Николаевич, — Деникин взял за локоть Врангеля, — прошу, пожалуйста, ко мне в салон-вагон.
Вечерние сумерки по-южному быстро сгустились. Дар-Гора была мрачна и безмолвна. Ни одно окно не светилось в ее домишках. Зато множество фонарей вспыхнуло в городе. Сегодня первую ночь Царицын озарился электрическими огнями.
На другой день, 20 июня, в Царицыне по случаю прибытия главнокомандующего решено было устроить парад и смотр войск Кавказской армии.
С раннего утра торжественно забухали церковные колокола. Воинские части, конные и пехотные, потянулись колоннами на центральную площадь к кафедральному собору.
Ивлев вместе с Эрлишем отправился в автомобиле осматривать город.
Высокий мост над рекой Царица, текущей в глубоком овраге, красные не взорвали. Теперь по мосту ползли к месту торжества неуклюжие английские танки.
Летнее солнце нестерпимо жгло. Из-под колес автомобиля вздымалась едкая, мелкая, сухая, белесая пыль.
Витринные стекла пустых неторгующих магазинов, кирпичные стены домов, вылинявшие вывески, железные крыши белели от известковой пыли. Трупы с замусоренных улиц были убраны, но трупный смрад все еще крепко держался в мреющем жарком воздухе, и даже бензиновая гарь не в силах была заглушить его.
Немало домов и зданий было повреждено снарядами, крыши зияли дырами. О том, какие яростные схватки происходили на некоторых перекрестках, красноречиво свидетельствовали стены, сплошь истыканные пулями и осколками снарядов.
Никакого возрождения жизни в городе не чувствовалось.
Когда-то живописный царицынский базар, где множество лотков ломилось от красной рыбы, паюсной икры, фруктов, зелени и белого хлеба, представлял теперь собой ряды наглухо заколоченных лавочек, между которыми бродили худые одичавшие псы.
Особенной пустынностью и молчанием поражала Волга, оставаясь без веселых пароходов, плотов и огромных барж, некогда бороздивших ее вдоль и поперек.
Красные угнали все суда, и осиротелая река, не волнуемая ни гудками, ни сиренами кораблей, ни криками команд, молчаливо катила свои воды.
— Если все города, сколько-нибудь значительные, будут оказывать белой армии такое же упорное сопротивление, как Царицын, — сказал Эрлиш, — то, право, гражданская война в России затянется на десятилетия.
— Да, Царицын долго огрызался, — согласился Ивлев, чихая от пыли, забивавшей и щекотавшей ноздри.
Автомобиль остановился у серого двухэтажного дома, занятого штабом Кавказской армии.
Когда все собрались в просторном кабинете Врангеля, Деникин, сев за письменный стол, покрытый зеленым сукном, вдруг объявил:
— Господа, сегодня здесь, в Царицыне, я отдаю армиям следующую директиву. — Деникин развернул папку, услужливо положенную перед ним адъютантом Шапроном, и, поднявшись с кресла, окинул всех каким-то особенно торжествующим взглядом. — «Имея конечной целью захватить сердце России — Москву, — начал читать главнокомандующий, — я приказываю:
1. Генералу Врангелю выйти на фронт Саратов, Ртищево, Балашов, сменить на этих направлениях донские части и продолжать наступление на Пензу, Рузаевку, Арзамас и далее — на Нижний Новгород, Владимир, Москву.
2. Генералу Сидорину правым крылом, до выхода войск генерала Врангеля, продолжать прежние задачи по выходу на фронт Камышино, Балашов. Остальным частям развивать удар на Москву в направлениях: а) Воронеж, Козлов, Рязань и б) Н-Оскол, Елец, Кашира.
3. Генералу Май-Маевскому наступать на Москву в направлениях Курск, Орел, Тула. Для обеспечения с запада выдвинуться на линию Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав — Брянск.
4. Генералу Добровольскому выйти на Днепр от Александровски до устья, имея в дальнейшем занятие Херсона и Николаева.
5. Черноморскому флоту содействовать выполнению боевых заданий блокировать порт Одессу».
Деникин закончил чтение директивы и хвастливо добавил:
— Да, вот как мы стали шагать. Для этой директивы мне пришлось использовать стоверстную карту.
Слушая директиву, Ивлев внимательно следил за выражением лиц Врангеля и его начальника штаба Юзефовича.
Поразило, что они, кроме обычной почтительности, ничего не выражали. А Врангель по прочтении директивы даже опустил голову. Но Деникин, по-видимому чрезвычайно довольный общим положением дела и своим «произведением», свернул папку и, весело улыбнувшись, предложил тотчас же отправиться в кафедральный собор на торжественное молебствие.
На улице стало еще жарче, чем было час назад. В соборе, несмотря на то что публики собралось немного, было душно.
Деникин стоял впереди всех и, поднимая глаза на иконостас, изредка осенял себя крестом.
По окончании обедни он в сопровождении Романовского и целой свиты штабных офицеров вышел на соборную площадь, где екатеринодарский фотограф Хитаров, прихваченный штабными офицерами в Царицын, торопливо нырнув головой под черное покрывало, сфотографировал главнокомандующего, идущего сквозь расступившуюся толпу царицынских обывателей, стоящую у паперти собора.
А на площади, принимая парад войск, Деникин стоял в одном ряду с высоким, длинноногим Врангелем. Плотнотелый, приземистый, он в сравнении со стройным бароном казался весьма мешковатым. Глядя на него, Ивлеву с трудом верилось, что сейчас по директиве этого на вид степенного и плотного человека с маловыразительным лицом, полуседыми усами должны будут двинуться к Москве целые армии, что именно по его воле произойдут решающие схватки гражданской войны в России и сотни тысяч людей, не жалея жизни, сложат головы на Волге и Днепре, под Курском и Одессой, под Воронежом и Тамбовом, на полях Украины и верховьях Дона…
В другом конце соборной площади стояли горожане в косоворотках, картузах, истоптанных штиблетах. Здесь не было нарядной публики, какая обычно собиралась в Екатеринодаре в подобных случаях. Никто не бросал под ноги офицеров и казаков букетов цветов. И в лицах горожан чудилась какая-то недоверчивая настороженность. Будто они не верили в долгое пребывание офицеров и казаков в Царицыне, недавно покинутом красными войсками.
Ивлев не мог избавиться от этого навязчивого впечатления, и, может быть, поэтому Царицын, его улицы, залитые слепящим солнцем, казались необжитыми, ненадежными, не сулящими ничего доброго.
После парада войск, закончившегося демонстрацией танков, Врангель пригласил главнокомандующего на обед.
Желая обозреть город, Деникин отказался от автомобиля и со свитой штабных офицеров шагал посреди улицы, живо рассказывая Врангелю о событиях последних дней в Екатеринодаре и на фронтах.
— Я думаю, все эти кубанские демагоги-самостийники теперь, ввиду наших колоссальных успехов, прикусят языки, — говорил он.
В длинном зале, где был устроен обед, окна распахнули настежь. Сквознячок гулял по залу, однако обедавшие изнывали от жары.
Врангель провозгласил тост за здоровье главнокомандующего, но почему-то ни словом не обмолвился о его директиве. Тогда Деникин, отвечая на его речь, снова подчеркнул значение сегодняшнего дня, сказав:
— Сегодня, 20 июня 1919 года, особый день. Сегодня мною отдан приказ армиям идти на Москву. Дата 20 июня навсегда войдет в анналы истории. Не далее октября месяца мы покончим с обанкротившейся совдепией и войдем в белокаменную Москву…
Вечером главнокомандующий отправился в Харьков, а Ивлев остался с Эрлишем на сутки в штабе командующего Кавказской армии.
— Как вам понравилась директива главнокомандующего? — спросил Эрлиш у Врангеля.
